Ознакомительная версия.
Однако время шло, и в конце 1960-х опять повеяло свежим ветром перемен. В ноябре 1965 г. было опубликовано знаменитое Открытое письмо двух священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина Святейшему Патриарху Алексию и председателю Президиума ВС СССР Николаю Подгорному. Над одним из вариантов письма работал Александр Мень. В письме говорилось о таких вещах, как право на свободу и веру, о карательной системе подавления и беспределе властей, не гнушающихся противозаконных действий. Письмо было размножено и распространено, за что отец Глеб был арестован и сидел в лагерях.
Отношения КГБ и Церкви – это отдельная страница в истории. Тот же Глеб Якунин в начале 90-х заявлял, что Московский патриархат был чуть ли не «сестринской организацией КГБ». Без всякого сомнения, Церковь находилась под прессом этой чудовищной организации, и наверняка в ряды священнослужителей внедрялись агенты. Тем не менее одно дело – неминуемое назначение священника на приход через уполномоченного по делам религии, который, конечно же, был сотрудником КГБ, и другое – когда сам священник соглашался быть осведомителем. В большинстве случаев епископы были вынуждены писать формальные и ничего не значащие отчеты о своей деятельности для рутинной работы органов, но находились среди них и такие, кто писал доносы и на своих братьев по вере. Знаменитые отречения от веры священников во времена так называемой хрущевской оттепели, например, преподавателя Ленинградской семинарии А. Осипова, – несомненные свидетельства того плачевного положения, в котором находилась Церковь. А ведь речь идет о периоде, который в интеллигентской среде принято считать относительно либеральным. Но говорить о том, что Церковь была филиалом КГБ, несправедливо.
В 1990-е гг. наблюдался массовый приток людей в Церковь. Их порыв был искренний, но опять же на фоне того сумасшествия, которое творилось в стране, на фоне слома эпох и мировоззрений в головах у людей царило полное смятение. Крайне искаженными были представления о себе и мире. Доходило до удивительных вещей. Когда в тех же 90-х в Церковь пришла интеллигенция, она первым делом принялась «сбрасывать Пушкина с корабля современности». Наступили времена агрессивного отторжения культуры. Она оказалась больше не нужна, и прошлое активно «упразднялось» за ненадобностью. Если интеллигенты обращались, они доходили до крайности, становились сугубо церковными людьми и читали и почитали только святых отцов. Для них вся светская мировая культура виделась каким-то скопищем пороков, отмеченным чуть ли не печатью антихриста, в то время как требовался непорочный чистый источник веры и знания. На дворе был XX век, а люди пачками выбрасывали книги Толстого на помойку. И это в своем неофитском порыве пропагандировали в том числе представители высокой культуры, имевшие влияние и авторитет в обществе.
Особенностью духовной жизни неофитов 90-х был сверхаскетизм, нередко на фоне подмены духовных понятий. Шел активный поиск старцев, которые в представлении новых христиан «знали все и про всех, и имели ответы на все вопросы духовной жизни». В те времена стали массово открываться храмы и монастыри. Сегодня в России около 700 монастырей. До церковного возрождения их было около десяти: три на территории СССР, остальные – в Украине и Прибалтике. Стала распространяться литература XIX в., которая воспринималась как руководство к действию, а также множество современных книг монахов, проповедовавших идеи сверхаскезы. Однако адресована эта литература была не представителям церковной среды, а обычным людям. Авторы безапелляционно утверждали, что только одна форма православия, например, характерная для XIX в., истинна и принимается Богом.
Появилось такое уродливое явление, как младостарчество, когда недавно рукоположенные священники, часто не обладающие ни духовным опытом, ни житейской зрелостью, используя авторитет своего сана, начинали манипулировать людьми и искажали такие высокие понятия, как смирение, послушание, свобода и любовь. Послушание порой превращалось в подчинение, смирение – в бесконечное культивирование чувства вины. Человеческая свобода ставилась под сомнение. Любовь, за исключением платонической и духовной, приравнивалась к блуду.
В основе подобных убеждений часто присутствовала монашеская обида: раз мне ничего нельзя, пусть и вам тогда ничего не достанется. Вероятно, подобные священнослужители долго с собой боролись, много сил тратили на то, чтобы искоренить в себе всякое греховное человеческое желание, и преуспели до такой степени, что вместе с желаниями убили саму любовь к этому миру, уничтожили ее как источник чувствования, радости и восхищения. Часто тяга к чрезмерной аскезе проистекает именно из подобного собственного внутреннего высыхания и опустошения. Такая позиция чрезвычайно распространена среди тех, кто представляет религиозное сознание как систему подавления и запретов.
Церкви понадобились десятилетия, чтобы осознать эту проблему, и одна из заслуг Святейшего Патриарха Алексия II состоит в том, что он обратил на это внимание и постарался «развернуть» церковное сознание в другую сторону.
Сегодня в обществе реакция на Церковь очень обостренная. Это происходит в том числе и потому, что люди сильно дезориентированы и живут мифологемами. Они на самом деле боятся и не доверяют Церкви. Но вместе с тем есть и тяга, и интерес к ней.
Церковь – довольно закрытое сообщество, и во многом она традиционна и консервативна. Для современного человека понятие «консерватизм» неоднозначно, оно может иметь как положительный, так и отрицательный смысл. Изначально в его основе лежит идея незыблемости традиций (лат. concervare – сохранять, хранить, оберегать). В этом смысле традиционализм позволяет Церкви сохранять в веках основные смыслы и ценности: интерес к человеку, к его сущности, к его отношению к Богу, к ближнему, к вопросам свободы и любви.
Проблема в том, что постсоветский мир, в котором мы сегодня живем, вообще не готов к восприятию каких бы то ни было традиций. За последние сто лет происходило планомерное разрушение любых связей, сначала религиозных, потом и социальных. И любую традицию сегодня мы склонны воспринимать как посягательство на свою свободу. И понятно почему. Предлагаемые идеалы не прорастали в сознании естественным путем, они были привнесены и навязаны со стороны, тем самым превращаясь в очередной способ подавления личности. А сегодня традиции прошлого воспринимаются и вовсе как устрашающие мифы (например, миф о цензуре, миф о пропаганде, миф о тотальных запретах). Может, и не все было так ужасно и какие-то мифологемы советского строя не противоречат нынешнему мироустройству, но в современном постмодернистском мире люди на всякий случай предпочитают держаться подальше от любых, как им кажется, сковывающих их волю традиций.
В то же время отношение к Церкви вытекает из особенностей человеческой природы, которую исключительно моментом и историческим контекстом не объяснишь. Причем касается это не только людей неверующих, но и тех, кто называет и считает себя приверженцем Церкви. К сожалению, здесь многое связано с высоким уровнем агрессии в нездоровом обществе. Поиски опоры и утешения порой приводят человека к вере, но результат принимает искаженные формы. Тот, кто переполнен злобой, раздражен, обвиняет всех и вся в своих бедах, начинает использовать и веру для оправдания ложных намерений. Расцветает садистическое мышление, внешне замаскированное под религиозные формы. В определенных кругах оно даже может воспитываться как некое мировоззрение. Эти люди собираются потом в воинствующие общества и сообщества, вроде Союза православных хоругвеносцев, и убеждают друг друга, что добро должно быть с кулаками и что только путь силы и агрессии ведет к познанию и защите истины. Это все бесконечно далеко от христианства, но, к сожалению, существует, как и в любой другой религиозной системе.
В том числе и поэтому современная литература о религии сегодня очень нужна. Для тех, кто ходит в церковь, все проще. Они практически всегда могут пообщаться со священником. При храмах масса специальной литературы. В Интернете полно всевозможных сайтов, на которых воцерковленные люди хорошо ориентируются. Новичок же нарвется на провокативную информацию, примет ее за чистую монету и либо потеряет интерес и отвернется, либо, что еще хуже, озлобится и побежит в совершенно противоположную от Церкви сторону. А в современных сетевых энциклопедиях и вовсе множество элементарных фактических ошибок и неточностей.
В вопросах религиозного самообразования по книгам не все так просто. Даже когда читаешь труды, например, святителя Игнатия Брянчанинова, человека высококультурного, обладающего авторитетом и исключительной репутацией, понимаешь, что они не могут быть поняты до конца вне участия в жизни Церкви. Вырванная из контекста информация не встраивается в систему и не дает необходимого понимания. И часто какие-то «надерганные» цитаты настораживают и даже пугают человека.
Ознакомительная версия.
