цели служили и только что отмеченные нормы о потере бенефиция женатым клириком, и ряд других конструкций. Например, в случае законного отсутствия в своей Церкви клирик имел право оставить свой бенефиций на попечение другого лица, только если это лицо также было клириком или готовилось к принятию статуса духовного лица.
Каноническое право подчеркивает, что церковный бенефиций не является принадлежностью лица, им обладающим, но знаком принадлежности бенефициария к communitas clericalis. Другими словами церковный бенефиций рассматривается как имеющий коммунитарный, а не личный характер и в качестве такового не может быть отчужден или унаследован.
Не следует воспринимать бенефиций только в свете dignitas – бенефиций является средством достойной жизни при условии соблюдения чести духовенства, honestas. Каноническое право в связи с этим стремится не допустить превращения церковного бенефиция в средство наживы – с этой целью в Западной традиции затрудняется обладание несколькими церковными бенефициями, что рассматривается по аналогии с древним запретом служить в нескольких Церквах и обязанностью быть с той Церковью, с которой клирик был обручен при рукоположении.
Каноническое право всегда заботилось о поддержании доброго мира (bona pax) в церковном сообществе. И нормы о церковных бенефициях служили и этой цели – в части урегулирования конфликтов в связи с бенефицием. Конфликты возникали в случае наличия нескольких претендентов на один бенефиций. Бывало, что на один бенефиций могли быть избраны несколько кандидатов, порой в случае неосведомленности о наличии существующих прав, порой вследствие откровенных конфликтов. Иннокентий III стоял на позиции, согласно которой выборы в этом случае кассируются, при этом преимущество судья мог отдать священнику, избранному первым. Впоследствии Бонифаций VIII установил, что предпочтение отдается первому по времени выборов кандидату, но с папской прерогативой: если один из претендентов был рукоположен Папой или его легатом, именно он получал преимущество. Если существовало несколько претендентов на один бенефиций в пределах папских владений, то вопрос решался по усмотрению Римского понтифика.
Из древнего канонического права нам уже известен принцип неотчуждаемости церковного имущества. Западная традиция проявляет свою приверженность данному принципу, развивая его в условиях средневековой правовой среды.
Corpus максимально широко трактует понятие отчуждения – речь идет не только о традиционных продаже, дарении, обмене, но и о таких сделках, как, например, эмфитевзис без ограничения срока. Если отчуждение церковной собственности, несмотря на запреты, все же имело место, то сделка объявлялась недействительной и наступала необходимость реституции под угрозой отлучения от Церкви.
Существует, пожалуй, только одна категория церковных вещей, которые могли быть отчуждаемы: это вещи, «менее полезные для Церкви». В отношении таковых устанавливалось правило о возможности их отчуждения, в том числе обмена на более полезные вещи. Кроме того допускалась возможность временного эмфитевзиса с целью улучшения церковной собственности, например, лесная земля могла передаваться на один год тому, кто обязывался очистить ее от пней и корней.
Конструкция «менее полезных вещей» разрабатывалась в каноническом праве таким образом, чтобы не послужить лазейкой для злоупотреблений, когда те или иные вещи могли отчуждаться, якобы будучи менее полезными для Церкви. Вопрос о полезности должен был разрешаться на основании не рассуждений о сиюминутной выгоде, а на принятии во внимание интересов всей Церкви и возможности долговременной пользы для Церкви.
Например, одна из декреталий Иннокентия III рассматривала следующий казус. Монастырь, будучи обременен долгом, принял решение передать принадлежащую монастырю деревню светскому лицу взамен уплаты этим лицом долгов монастыря. Однако декреталия находит в этой сделке злоупотребление принципом «меньшей полезности», поскольку уже за один год владения соответствующей землей это светское лицо могло покрыть свои расходы, связанные с уплатой долга монастыря, а монастырь, таким образом, терял существенный источник доходов на будущее.
Конструкция «пользы Церкви» включала и понятие справедливой цены – в декреталиях Александра III, например, содержится такое правило: если товар был продан продавцом (по незнанию) менее чем за половину справедливой цены, то продавец был вправе либо получить вещь обратно, либо требовать уплаты справедливой цены.
Не следует представлять дело таким образом, будто имущество Церкви и имущество светских лиц представляли собой полностью изолированные друг от друга явления. Полного отделения церковной собственности от мирской и церковных имущественных отношений от светских невозможно себе представить уже хотя бы в силу того, что мирская собственность являлась одним из источников формирования церковной – например, в виде знаменитой десятины. Западная традиция рассматривает обязанность уплаты церковной десятины как извечный закон. Сколь извечной была десятина, столь же старательно она охранялась каноническим правом. Десятина должна была вноситься от всех доходов и уплачиваться церковному диоцезу в соответствии с принципом территориальности. Обязанность уплаты лежала на собственнике или владельце источника доходов и не могла им перекладываться на другого мирянина. Десятина исключалась из наследуемого имущества, не могла переходить в руки мирян каким-либо другим образом, не могла служить предметом залога.
«Имущественное право» в средневековой Западной традиции оказывается в сложном переплетении мирских и церковных потребностей. Церковь провозглашает иммунитет своей собственности, но вынуждена быть вовлеченной в сферу имущественного оборота и потому создает свое имущественное право (в том числе договорное, также нашедшее регулирование в Corpus’е) в соответствии с логикой (если не прежде всего, то в том числе) светского гражданского оборота.
Западная традиция допускает наличие личного имущества клириков, хотя и со значительными ограничениями. По общему правилу, при рукоположении (в том числе и уже будучи клириком при посвящении на более высокую степень) имущество рукополагаемого переходило Церкви. В той степени, в которой личное имущество клирика возникало по основаниям, не противоречащим каноническому праву, оно могло передаваться по наследству.
4.2. Нормы о браке в средневековой Западной традиции
Средневековые канонические нормы, относящиеся к браку, представляют собой довольно сложную отрасль в каноническом праве. Ее сложность обусловливалась не только сложностью самого предмета регулирования, но и наличием различных подходов, различных теорий, различных взглядов канонистов на проблемы брачно-семейных отношений. Нередко эти теории расходились по самым существенным вопросам брачно-семейной сферы. Как пишет Дж. Брандэйдж, «отличающиеся друг от друга подходы к определению действительного брака… могли привести различных судей к противоречащим друг другу решениям относительно природы отношений конкретной пары: один мог признать их женатыми, в то время как другой мог вынести решение о том, что они сожительствовали в конкубинате, а третий мог решить, что они были всего лишь проституткой и клиентом»{Brundage J.A. Law, Sex and Christian Society in Medieval Europe. Chicago, 1987. P.260.}.
Кроме того, не совсем правильно будет назвать нормы, о которых пойдет речь в этой лекции, «брачными», поскольку речь шла о более широкой постановке вопроса – об отношениях между полами{По крайней мере, если не принимать во внимание нормы, касающиеся половых извращений.}, поскольку в сферу регулирования
