Да, увидел бы ты варвара и слепня. Однако, на тебе кончаются езоповы басни, где говорится, как козел бранил волка с высокого места, ибо ты не столько велик, сколько глуп, безчеловечен и бесстыден, только место, где пребываешь, есть двор царский, – однако, уцеломудрись хотя отныне впредь»[236]. Итак, Досифей, хотя и [С. 201] очень неохотно, с бранью и только после двукратных настойчивых предложений царя, подкрепленных щедрою милостынею, решился наконец разрешить Паисия и возобновить его в прежнем достоинстве Газского митрополита. Таким исходом дела был доволен и царь за своего любимца, и особенно Паисий, который, казалось, вполне упрочил свое положение не только в Москве, но и на Востоке, куда он собирался было ехать. Но радость царя и [С. 202] торжество Паисия были очень непродолжительны. Мы не знаем, по каким причинам, но только не прошло и двух месяцев после разрешения Паисия, как он снова был запрещен, и царь снова хлопочет о его разрешении. Об этом грустном для царя и Паисия обстоятельстве мы узнаем из грамоты Алексея Михайловича от 14 августа 1671 года к вол ошскому воеводе Иоанну Дуке. Эту грамоту государь писал по челобитью Паисия. В ней Алексей Михайлович сообщает воеводе, что Паисий, разрешенный было по просьбе царя патриархом Досифеем, через два месяца вследствие каких-то жалоб на него снова был запрещен, чему «мы, великий государь, наше царское величество, удивилися», «о чем и архиереи государства нашего царскаго величества имеют не мало жали (жалости)», и, «понеже нам, великому государю, нашему царскому величеству, в другорядь к святейшим патриархом притещи о прощении его митрополитове не к чести показася», то он, государь, и просит теперь воеводу от себя порадеть об этом деле перед патриархами, «понеже ты, – говорит царская грамота, – вяшщую и частую имеешь со блаженнейшими патриархами ссылку и дружбу». В заключение государь выражает уверенность получить от воеводы скорый и приятный ответ вместе с разрешением Паисию, причем за хлопоты обещает воеводе отплатить «в твоих делах такими же мерами»[237]. Но уверенность царя выхлопотать у патриархов через волошского воеводу разрешение для Паисия, как увидим, не оправдалась.
4 мая 1672 года по указу государя велено было отпустить Паисия с Москвы в Палестину через Киев, причем ему дано было: 300 рублей деньгами, 12 подвод до Киева, палатка в 5 рублей, полу б казенный, обит кожею, а его людям, пяти человекам, по аглицкому сукну да по киндяку[238]; да ему ж митрополиту из иконной дано пять образов окладных, «а книги, которые он, митрополит, [С. 203] писал, и на Симоновском подворье хоромы и сад его и всякое строенье приказал (государь) беречь Посольскаго приказа переводчику Миколаю Спотарию, а прощальную Иерусалимского патриарха грамоту из Посольскаго приказу отдать ему, митрополиту, с роспискою». Но в тот же день, 24 мая, указом государя Паисий опять был задержан в Москве и отпущен был в Палестину через Киев 13 февраля 1673 года, причем ему на отпуске всего дано было вполовину против прежней дачи, а его хоромы велено было занять переводчику Спафарию «и переводить греческие и латинские книги и писать греческой и словенской и латинской лексикон». Отправляясь из Москвы, Паисий писал государю благодарственное письмо, в котором заявлял, что если его найдут достойным для какой-нибудь царской службы, то он будет верно служить, чтобы по силе своей заплатить за многоразличное царское милосердие. Просил еще царя утешить его на путь, чтобы он мог удобно совершить его в старости, просил и одежду патриаршую, которую много раз обещал ему государь, и в заключение снова просит государя поручать ему все, что может услужить на пользу Соборной Церкви, к службе царской и всей палаты и обещается возвратиться по первому царскому повелению. Поездка Паисия на Восток, которую он сам считал только временною, была предпринята им с целью уладить свои личные дела – получить себе окончательное разрешение, которого в другой раз ему уже не давали, несмотря на все хлопоты об этом царя. Именно с целью заручиться расположением патриархов он выпрашивает у царя иконы, чтобы поднести их патриархам в подарок; с этою же целью он просит у государя патриаршего облачения и берет с собою присланную ему ранее разрешительную грамоту Досифея. Но Паисий, приехав в Киев, изменил свое намерение ехать на Восток немедленно; как видно, он получил оттуда неблагоприятные для себя известия и потому решился остаться в Киеве. Когда киевские воеводы донесли государю, что Паисий остался в Киеве и на Восток скоро ехать не хочет, и просили распоряжения на этот счет государя, то последовал к воеводам царский указ; без особого государева приказа никуда [С. 204] не отпускать Паисия из Киева, «а буде он похочет к кому за Днепр или с гречаны в Царьград писать какие письма», тех писем ни под каким видом не отсылать, а следить за ним и его перепиской «всякими мерами накрепко»[239]. Очевидно, в Москве уже не особенно доверяли политической благонадежности Паисия и крепкий надзор за ним и его перепиской считали делом далеко не лишним, тем более что ревностный русский политический агент Панагиот, служивший в Порте переводчиком, присылал сказать государю, «чтоб не велел газскаго митрополита с Москвы отпускать, чтобы он не учинил в Царьграде и в иных местах какого дела с простодушия своего (7)»[240]. Между тем Паисий [в письме] от 8 ноября 1675 года жалуется государю из Киева «на горестное жизни своея состояние»; извещает, что Иерусалимский патриарх Досифей разрешил его, но просит за это подарка, а за подарок он мог бы добыть разрешение и от Константинопольского патриарха; жалуется на киевского архиерея, «в непорядках и взятках обращающегося», что он на одной литургии ставит многих священников и дьяконов. Письмом от 15 декабря того же года Паисий благодарит государя за совет опять возвратиться ему в Москву, жалуется на киевских воеводу и митрополита, «не внимающих гласу его о учинении ему вспоможения и дачи нужных вещей», описывает невоздержание киевского духовенства, просит прибавить ему корму, денег и оставить его в Киеве, где он, пребывая с благочестивыми мужами, упражняется в чтении и сочинении богословских вещей, хотя и не имеет доступа в библиотеку академическую. В письме от 16 июля 1674 года Паисий жалуется государю на Иерусалимского патриарха Досифея, медлящего прислать ему разрешение от запрещения (под коим он восемь лет уже страждет), и единственно потому, что ожидает себе от Паисия присылки подарков; просит государя дозволить ему служить в Киево-Софийском соборе архиерейское служение, предсказывает, что царь освободит от турок греческий народ и овладеет [С. 205] Константинополем[241]. Первого августа того же года Паисий писал к боярину Артамону Матвееву о волошских мутьянских посланцах, ехавших в Москву с заявлением о подданстве России, причем они обратились-де в этом важном деле к посредству его, Паисия, «потому что в чужих странах слышали имя его и что чрез него могут принести пользу всем христианам». Затем он просит боярина вместо милостыни исходатайствовать ему у государя позволение служить по-архиерейски и извещает, что денег в Киеве собирают много, а кому и на что, неизвестно, и просит учинить розыск, куда обращаются доходы митрополита[242]. Двадцать первого августа 1675 года последовал указ государя киевскому воеводе князю Голицыну, что с Москвы был отпущен газский митрополит, и велено ему пожить в Киеве до царского указу, теперь же митрополиту повелевается из Киева ехать в Москву немедленно, «а буде он, митрополит, из Киева к Москве ехать не похочет, и вы бы, дав ему подводы и корм и пристава, к нам, великому государю, к Москве из Киева его выслали». Этот строгий указ о немедленной доставке Паисия из Киева в Москву, хотя бы и против его воли, сильно встревожил Паисия. «Не отврати светлейшего лица твоего, – писал он тогда царю, – от меня, смиреннаго богомольца твоего, яко погибну душою и телом и больше печалюсь, понеже не знаю вины толикаго возвращения, да плачу о согрешении своем». По прибытии в Москву он не был допущен к государю и обратился наконец к боярину Матвееву с письмом, в котором заявляет, что не знает уже, к кому и обращаться, истомляясь голодом и жаждою, ибо его пересылают из приказа в приказ, а он задолжал от долгого пути, и из дому его не пускают, а в домовой церкви даже не имеет церковнослужителей: но ужели, при общей заботе такого обширного царства, не попекутся об одном лишь бедном архиерее? Не знает он, чем согрешил и был [С. 206] ли когда медлен в исполнении царских повелений. Если уже нельзя ему видеть царя, то да позволено ему будет видеть хотя боярина, ибо молва идет, что он подпал под царский гнев, чего Боже избави[243]. Очевидно, влияние и положение Паисия в Москве сильно пошатнулись под конец царствования Алексея Михайловича. Своею борьбою с Никоном, своим вмешательством в русские церковные дела, своими выходками против Иерусалимского патриарха Нектария и других, своими доносами московскому правительству о беспорядках в епархиальном киевском управлении Паисий повсюду – в Москве, на Востоке, в Киеве – создал себе многочисленных врагов, которые, по его собственному сознанию, всячески старались вредить ему во мнении царя. Со смертью Алексея Михайловича положение Паисия в Москве сделалось совсем неловким, особенно ввиду сильного нерасположения первых годов царствования Феодора к грекам вообще. За это время жизни Паисия в Москве до нас дошли два латинских письма Паисия от 15 февраля 1676 года, писанные им по поручению правительства. Одно письмо к кардиналу Барберини, а другое – к стриганийскому архиепископу Келефино, коими, изъявляя неудовольствие русского двора по причине несогласия папы дать государю Алексею Михайловичу царский титул, советует, дабы они склонились титул сей дать сыну помянутого государя, царю Федору Алексеевичу[244]. Это была последняя служба Паисия русскому правительству. В том же году он просил государя отпустить его в его епархию, и 1 сентября государь указал, а бояре приговорили отпустить Паисия с людьми его, по его обещанию, в Палестину, в какие места он ехать захочет, а на отпуск жалованья не дали, так как оно было ему дано в 1674 году, а дали ему только 50 рублей на расплату с долгами и на корм[245]. Но Паисий, как и прежде, в Палестину не поехал, а остался в Киеве, где и умер. 14 сентября 1678 года киевский воевода Михаил Андреевич [С. 207] Голицын доносил государю, что в 186 году (1678 г.) августа 24 Паисия Лигарида в Киеве не стало, «а тело его поставлено в братском монастыре в склепу, а не погребено», причем воевода прислал и роспись оставшегося после Паисия имущества. Указом государя от 30 сентября велено было тело Лигарида погрести в братском монастыре, а имущество его передать в тот же монастырь на помин его души[246].
