Несмотря на то, что группу составляют особи, в целом движимые эгоистичными стремлениями, иерархическая система поддерживает в группе стабильность и порядок. При таком развитии событий, несмотря на то что периодически члены группы поддаются искушению продемонстрировать эгоистичные порывы, в целом их инстинкты контролирует иерархическая структура. К примеру, если кто-то попытается присвоить себе больше причитающейся ему доли добычи, то ему неизбежно воспрепятствует кто-нибудь из особей более высокого ранга. Если этот же алчный член группы пожелает оспорить свой ранг, то может в любой момент вызвать на физический поединок другого члена группы. Если тот, кто бросил вызов, побеждает, то его ранг в группе повышается. Если проигрывает, то либо сохраняет прежний ранг, либо в некоторых случаях может быть даже подвергнут наказанию за попытку узурпировать чужое место и нарушить порядок в группе. В условиях иерархической системы группа сохраняется за счет простого закона господства наиболее приспособленного. Так, ни в коем случае более слабый член группы не может претендовать на верховную власть: ему бросят вызов и вновь принудят к подчинению. Таким образом физическая сила помогала сводить счеты и поддерживать гармонию и порядок у социальных видов до появления человека.
С возникновением человека все изменилось. В некотором смысле люди занимают крайнее положение в физической иерархической системе. В отличие от всех прочих видов умственные способности дают каждому человеку возможность порабощать или убивать других. Если до появления людей слабый член группы бросал вызов высокоранговому сородичу, то его протест подавляли исключительно физической силой. Но с появлением человеческого интеллекта даже самые слабые физически члены сообщества получили возможность убивать других людей, а значит, занимать их место. Даже самый слабый представитель человеческого сообщества способен, к примеру, при желании взять тяжелый предмет, оглушить самого сильного товарища по сообществу и забить его насмерть. При нашей развитой способности изобретать и изготавливать орудия иерархические линии стали безвозвратно размытыми. В свете нашего интеллекта власть приобрела совершенно новый смысл. Человеческое общество уже не опиралось исключительно на грубую физическую силу с целью поддержания стабильности в нем. Требовалось какое-то новое устройство, чтобы выжил если не весь вид, то хотя бы группа. В этот момент нашей эволюции возникла нравственная функция.
Подобно тому, как все культуры демонстрируют выраженное поведение, которое можно классифицировать как «духовное», все они демонстрируют и другой тип поведения — «нравственный». Нравственное поведение можно охарактеризовать как склонность нашего (и только нашего) вида оценивать каждый поступок как либо продуктивный, либо деструктивный по отношению к благополучию группы. Те поступки, которые признаны продуктивными для группы, носят кросскультурное название «хороших», а те, которые вредят группе, называют «плохими». Это стремление отличать «хорошее» поведение от «плохого» наглядно демонстрирует тот факт, что в каждой культуре есть списки правил и норм (законов), в которых «хорошие» поступки поощряются, а деструктивные, или «плохие», — наоборот. Наши биологические предки подвергали остракизму тех сородичей, которые представляли угрозу для группы, и мы делаем то же самое, только более изощренным способом.
Несмотря на наличие у нашего вида чрезвычайно развитого общественного инстинкта мы все еще в значительной степени руководствуемся эгоистичными и деструктивными порывами. Поэтому нашему виду необходимо развитие нравственной функции. Наши предки умели отличать физически здоровые и приспособленные особи от больных и увечных, а у человека, поведение которого отличается большей сложностью, возникла необходимость развить в себе способность отличать «здоровое» поведение от «нездорового». Опять-таки, поведение, которое мы воспринимаем как полезное для группы, мы называем «хорошим», а то, которое считаем вредным, называем «плохим».
…
Несмотря на наличие у нашего вида чрезвычайно развитого общественного инстинкта мы все еще в значительной степени руководствуемся эгоистичными и деструктивными порывами
Пользуясь своей языковой функцией, люди получили возможность составлять сначала устные, а затем и письменные списки тех видов поведения, которые они воспринимали как потенциально вредные для группы. Как только эти правила были сформулированы и приняты, группе пришлось подвергать остракизму или наказывать любого человека, нарушившего любой из ее «законов». Чтобы блюсти закон, у нас развилось стремление наказывать тех, кто его нарушает. По сути дела, карательная функция у человека развилась в дополнение к нравственной. Эта карательная функция представляет собой наше стремление систематически подвергать остракизму и/или наказывать тех, кто нарушает законы нашего общества. Боязнь такого наказания удерживает большинство представителей нашего вида от проявлений своих эгоистичных стремлений. С тех пор как у нас развилось стремление блюсти свои законы, группа получила возможность выживать, несмотря на наши эгоистичные порывы. Полагаю, если бы такая функция не развилась в нас, то группы, не говоря уже о виде в целом, скорее всего поддались бы силам анархии и вымерли.
Хотя у всех людей в мозге есть одинаковые речевые центры, в каждой культуре, находящейся под влиянием конкретных исторических и прочих внешних обстоятельств, сложился свой специфический язык. Каждый язык уникален, но в любом случае ему присущи определенные всеобщие характеристики. Аналогично, хотя наш вид в целом наделен одинаковыми духовными/религиозными побуждениями, в условиях каждой культуры с характерными для нее обстоятельствами развилась своя уникальная религия. Но опять-таки, какими бы уникальными ни были религии, все они имеют явное сходство. И хотя наш вид обладает одинаковой нравственной функцией, в условиях каждой культуры развился свой нравственный кодекс, под внешними различиями которого скрывается несомненное сходство. К примеру, инцест и убийство относятся к поступкам, запрещенным повсеместно, — табу. Причина существования таких всеобщих табу в том, что мы как вид «запрограммированы» нейрофизиологически испытывать отторжение при виде подобных поступков. Заложенная в нас «программа» просто не могла быть другой, так как эти поступки представляют явную угрозу для жизни группы.
Первым свидетельством нашей запрограммированности на нравственное поведение можно назвать невероятный случай железнодорожного рабочего Финеаса Гейджа, который в 1848 г. стал жертвой несчастного случая при взрывных работах: металлический прут проткнул его череп насквозь. Гейдж выжил, его интеллект не понес значительного ущерба, а личностные качества радикально изменились. До несчастного случая Гейджа знали как честного и добропорядочного семьянина и усердного труженика. Но уже через несколько недель после случившегося он превратился в безответственного и безнравственного бродягу, лживого, вороватого и склонного к мошенничеству. Позднее исследования показали, что прут прошел сквозь префронтальную кору головного мозга Гейджа, и это позволило предположить, что именно пострадавшая часть мозга играет решающую роль в нравственном и социальном логическом мышлении. Таким образом, этот случай проложил путь для нейробиологической интерпретации нравственного сознания.
…
До несчастного случая Гейджа знали как честного и добропорядочного семьянина и усердного труженика. Но уже через несколько недель после травмы мозга он превратился в безответственного и безнравственного бродягу, лживого, вороватого и склонного к мошенничеству
Недавние исследования, проведенные Антонио Дамасио из Университета Айовы, вновь подтвердили то же предположение:
Дамасио и его коллеги нашли двух участников исследования, префронтальной коре головного мозга которых был нанесен ущерб в возрасте младше 16 месяцев. Оба ребенка, казалось, полностью оправились. Но с возрастом в их поведении начали проявляться отклонения: они воровали, лгали, словесно и физически нападали на других людей, были плохими родителями своим внебрачным детям, выказывали явное отсутствие угрызений совести и неумение строить планы на будущее{113}.
Более того, оказалось, что очевидные внешние причины такого поведения отсутствуют: оба участника исследований выросли в прочных семьях со средним доходом и имели хорошо воспитанных братьев и сестер. На основании этих исследований Дамасио сделал вывод:
По-видимому, ранняя дисфункция в некоторых областях префронтальной коры головного мозга вызывает аномалии в развитии социального и нравственного поведения независимо от социальных и психологических факторов, которые, насколько можно судить, не сыграли значительной роли в состоянии участников исследования{114}.
