такому развитию и (тщетно) пыталась атаковать дарвинизм и т. п. С другой стороны, она смирилась с таким ходом вещей, оставив для Бога роль deus ex machina в сфере так называемых последних вещей, т. е. Бог становится ответом на жизненные вопросы, решением жизненных проблем и конфликтов. Вот и получается, что там, где человек не сталкивается с такими вещами или же избегает углубляться в них и давать простор для сострадания, там он фактически закрыт для Бога; или же ему необходимо без всяких жизненных проблем доказать, что в действительности он глубоко погряз в этих вопросах, нуждах, конфликтах, не ведая об этом или не отдавая себе в этом отчета. Если это удается (а экзистенциальная философия и психотерапия разработали в этой области самые утонченные методы), тогда человек становится открытым для Бога, и методизм может торжествовать победу. Если же ничего не выходит и человека не удается довести до того, что он начинает смотреть на свое счастье, как на погибель, на здоровье – как на болезнь, на свою жизненную силу – как на отчаяние, то это значит, что теология со своей латынью тут бессильна. Одно из двух: либо здесь попался закоренелый грешник особо злокачественной породы, либо «пресыщенный буржуа», ведь до спасения нет дела ни одному, ни другому.
Это как раз та позиция, против которой я выступаю. Когда Иисус даровал спасение грешникам, то это были настоящие грешники, но он ведь не делал из каждого человека сначала грешника. Иисус призывал их оставить грех, а не погрязать в нем. Разумеется, встреча с Иисусом означала пересмотр всех оценок в отношении людей. Так было в случае обращения Павла. Но тут встреча с Иисусом предшествовала познанию греха. Согласен, что Иисус брался за типов, стоящих на краю человеческого общества, заботился о проститутках, сборщиках налогов, но все-таки не только о них, ибо его забота касалась вообще людей. Не было случая, чтобы Иисус ставил под сомнение здоровье, силу, счастье человека или рассматривал его как гнилой плод; для чего же тогда он исцелял больных, давал силу слабым? Иисус для себя и для Царства Бога претендует на всю человеческую жизнь во всех ее проявлениях.
Сейчас, как нарочно, я вынужден остановиться! Дай я хоть быстренько еще раз сформулирую важную для меня тему: Иисус Христос претендует на мир, ставший совершеннолетним.
Сегодня я уже не смогу продолжить письмо, иначе оно проваляется еще неделю, а этого мне не хотелось бы. Итак, продолжение следует!
Дядя Пауль был тут, приказал немедленно вызвать меня к нему вниз и пробыл… больше 5 часов! При этом он велел откупорить 4 бутылки шампанского – уникальный случай в анналах этого дома – и был крайне великодушен и мил, чего я от него не ожидал. Он явно стремился подчеркнуть, в каких отношениях он со мной находится и чего он ждет от пугливого и педантичного М. Подобная независимость, немыслимая, наверное, в гражданской службе, мне импонирует. Кстати, вот прелестная история, которую он мне рассказал: в битве у Сент-Привата раненый прапорщик громко кричит: «Я ранен, да здравствует король!» Ему отвечает также раненый генерал фон Лёвенфельд: «Спокойно, прапорщик, здесь умирают молча!» – Я сгораю от любопытства: какое впечатление произвел здесь этот визит, разумеется, в глазах персонала.
А теперь прощай, извини за прерванное письмо. Но думаю, что тебе приятнее получить такое, чем вовсе никакого. Надеюсь, что ранней осенью мы снова будем вместе.
1.7.44
В этот день 7 лет назад мы были у Мартина! [25]
8.7.44
…Недавно я написал тебе еще одно письмо, где весьма глубокомысленно философствовал о жаре. В последние дни я испытываю ее практически, на собственной шкуре. Я сижу как в духовке, на мне лишь рубашка, вроде той, что я привез тебе как-то из Швеции, и тренировочные штаны… Но я не могу себе позволить страдать от нее по той простой причине, что представляю, какие муки терпишь от жары ты и каким фривольным могло показаться тебе мое последнее письмо! Вот почему я хочу попытаться выжать из моих перегретых мозгов парочку идей и написать тебе. Кто знает, может, понадобится не так уж много писем, и мы свидимся раньше, чем предполагаем. Недавно я наткнулся на любопытную и прекрасную реплику у Еврипида, когда при встрече после долгой разлуки говорится: «И можем Богом встречу мы назвать».
Вот еще несколько мыслей к нашей теме. Для того чтобы изложить библейскую сторону дела, требуется больше концентрации и ясности мысли, чем я сегодня располагаю. Подожди пару дней, когда снова станет прохладней! Я не забыл, что обещался написать тебе кое-что о нерелигиозной интерпретации библейских понятий. Но сегодня еще одно предварительное замечание.
Вытеснение Бога из мира, из публичной сферы человеческого существования вызвало стремление сохранить Его по крайней мере в сфере «личного», «приватного», в сфере «внутреннего мира». Ну а поскольку у всякого человека где-то обязательно имеется сфера «интимного», то считается, что он наиболее уязвим именно с этой стороны. Лакейские тайны, грубо говоря, т. е. область частных дел (от молитвы до половой жизни), становятся объектом охоты со стороны современных душепопечителей. И в этом они ничуть не лучше самых мерзких бульварных газетчиков (хотя цели у них совсем иные) – ты помнишь «Истину» или «Колокол», выставлявших напоказ интимную жизнь знаменитостей; здесь шантаж социальный, финансовый, политический, там – религиозный. Прости меня, но по-другому я не мог выразиться.
С социологической точки зрения речь здесь идет о революции снизу, о бунте посредственности. Здесь происходит то же самое, что и при появлении чего-то высокого: чернь может успокоиться, лишь представив знаменитость «в ванне» или в другой щекотливой ситуации. Это ведь просто способ подлого самоудовлетворения – убеждаться, что у каждого человека свои слабости и недостатки. Когда я имел дело с отбросами общества – «outcasts», «париями», – мне всегда бросалось в глаза, что для них любая оценка других людей исходит из недоверия. Любой, даже абсолютно самоотверженный поступок человека с хорошей репутацией с самого начала становится подозрительным. Надо сказать, однако, что эти «парии» встречаются во всех социальных слоях. Они и в цветниках вынюхивают только навоз, которым удобряют почву. Чем удаленней от всех социальных структур живет человек, тем легче формируется у него такая позиция.
«Отщепенство» встречается также и среди клира, мы называем это «поповством» – выслеживание грехов человечества, чтобы подловить его. Как будто по-настоящему познакомиться с каким-нибудь великолепным домом можно, только отыскав паутину в подвале; как будто оценить по достоинству стоящую пьесу можно, только подсмотрев, как ведут себя артисты за кулисами. В том же направлении развивается мода в литературе, где за последние 50 лет изображение героев романа считается правдивым только тогда, когда они показываются в постели; то
