31.4.4. Значение диалектики двух главных течений раннего христианского богословия — иудаистского и платонистического — было показано Р.М.Грантом. Их борьба восходит к антиохийским христологическим спорам, когда «бедная» христология столкнулась с «богатой», развитой первоначально в Александрии Оригеном. «Бедная» христология, кажется, восходит к самому апостолу Петру (Деяния 2:22, 36; 10:38); ее разделяли эвиониты, не принявшие богословия Павла. Она изложена в Трех книгах к Автолику епископа Феофила Александрийского и лежит в основании учения, позднее названного адопционизмом: Иисус Христос родился человеком и лишь после крещения в Иордане стал приемным Сыном Божиим. Напротив, «богатая», платонистическая христология, представленная Игнатием и его учеником Татианом, подчеркивает божественность Христа. Эта христология, связанная с александрийской философией Логоса, победила адопционизм, осужденный (264–268) в лице ересиарха Павла Самосатского, антиохийского епископа. Споры стали еще более ожесточенными, когда христианство было сначала признано терпимым (313), затем поддержано, а на смертном одре принято императором Константином (ум. 337) и когда, наконец, оно стало государственной религией, а языческие культы запрещены (391).
31.4.5. В IV в. в процесс формирования православного учения внесли решающий вклад каппадокийские отцы: Василий Кесарийский (ок. 329–379), его друг Григорий Назианзин (ок. 329–391) и его брат Григорий Нисский (ок. 335–395). Они обосновали догмат о Троице, окончательно принятый на Константинопольском соборе в 381 г. Каппадокийские отцы — оригенисты и неоплатоники.
31.4.6. Первый из западных Отцов, родившийся в лоне христианства, Амвросий Медиоланский, происходил из семьи аристократов Империи. Его богословие основано на Оригене и Филоне Александрийском при влиянии некоторых латинских авторов.
31.4.7. Августин. Славная эпоха христианского богословия второй половины IV в., к сожалению, ознаменовалась междоусобными распрями, в которых крайне агрессивно проявил себя Иероним (ок. 347–420), автор латинского перевода Библии, именуемого Вульгатой. В эту эпоху особое место занимает другой латинский Отец Церкви — Августин (354–430), епископ Гиппона. Молодой, честолюбивый африканский оратор, девять лет исповедавший манихейство, переехав в Медиолан (384), понял, что будущее за христианством. Он отрекается от манихейства и в 387 г. принимает крещение от Амвросия. В 391 г. он рукоположен в пресвитеры в Гиппоне (нынешняя Аннаба в Алжире), а в 395 становится его епископом. Два года спустя он пишет Исповедь, обращаясь ко всем, кого не удовлетворяет жизнь в миру. Тем не менее опыт ее, вероятно, чему-то научил Августина, поскольку он принял участие в борьбе с манихейским отрицанием мира и официальной Церкви — североафриканским движением донатистов, требовавшими от своих священников полной нравственной чистоты. В итоге в христианской ересиологии донатизмом стали называть учения (к ним относятся, например, вальденсы), отрицающие действительность таинств exopere operato (т. е. в силу простого совершения священнодействия) и полагающие, что совершение Евхаристии зависит от нравственного существа совершающего ее, так что таинство осуществляется ех opere operantis. [90]
Августин, утвердившись в жесткой авторитарной доктрине, не останавливался в безжалостной борьбе с противниками ни перед какими средствами и буквально стер их в порошок, без стеснений используя мощь государства. Но манихейство продолжало говорить в нем и, через его посредство, отчасти стало официальной церковной доктриной. Все началось с учения о спасении монаха Пелагия (ум. 418), твердо верившего в свободу воли. Он, как и многие богословы того времени, утверждал, что человеческая природа в основе своей добра и может творить добро даже без содействия благодати. Светотень августиновского жизненного опыта — глубокое отвращение от сладострастного и легкомысленного прошлого, о котором епископ вспоминал, однако, не без ностальгии, — не сочеталась с безоблачной ясностью пелагианской точки зрения. Не для Церкви святых, но для Церкви грешников — таких же, как он сам, — Августин сформулировал антипелагианское учение. Он утверждает, что всякий человек унаследовал первородный грех и, следовательно, одна лишь благодать может возвратить ему свободу выбора — ту самую свободу, злоупотребив которой, пали первые люди. Иначе говоря: Адам и Ева были свободны, но выбрали зло. Первородный грех наследуется; приходя в мир, каждый из нас свободен выбрать лишь зло, но содействие благодати делает для нас возможным выбор добра. Однако благодать дается не всякому и не по каким-либо явным причинам. Она даруется лишь особым предопределенным (praedestinati) по таинственному замыслу Бога. Более того: число предопределенных ограничено числом падших ангелов, освободивших место на небе. Остальное человечество принадлежит к массе отверженных (massa perditionis), не имеющих места среди спасенных.
Перед лицом упадка Римской империи Августин обосновал в Граде Божием (413–427) полную независимость Церкви от любой политической системы. Ту же позицию занимал его сторонник Орозий: Империя погибнет, Церковь же будет стоять и при ее врагах.
31.4.8. Дни Западной империи в самом деле были сочтены. В конце IV в. толпа побивала камнями немытых, бородатых египетских монахов, решавшихся добраться до Рима. Положение резко изменилось, когда монастырские стены стали единственным убежищем от анархии, царившей после падения Империи (476). Бенедикт Нурсийский (ок. 480–543) основал монашеский орден бенедиктинцев и монастырь Монте Кассино (ок. 529). Идеалом пустынножительства был одинокий аскет, подобный Антонию (ок. 300). Но этот идеал был слишком труднодостижим, и слишком легко было пасть на этом пути. Общежитийное движение, начатое в Египте Пахомием (292–346) предоставило альтернативу, тут же подхваченную и распространенную на Востоке: коллективное уединение. Перенеся общежительство на Запад, Бенедикт создал ряд сравнительно безопасных центров. В конечном счете, их целью стало, как прекрасно понял проницательный монах Кассиодор (ум. 575), воспитание интеллектуальной элиты, способной расцвести при более благоприятных обстоятельствах. Впервые такой случай представился лишь после создания каролингской Империи (800). Карл Великий (768–814) привлек ко своему двору ученейших клириков и мирян Запада, как-то: Алкуин (ок. 730–804) из Йорка, ставший аббатом в Сен-Дени (796), историк Павел Диакон (ок. 720–795) и другие. Это интеллектуальное движение возобновило в Европе изучение «свободных искусств» (тривиума и квадривиума), а монастыри превратило в центры сохранения и распространения культуры.
Папство, прочные основы которого были заложены Григорием Великим (590–604), в 800 г. возродило и благословило Империю, чтобы вручить ей мирской меч против внешних врагов (в 711 г. мусульмане — арабы и берберы — захватили Испанию), став, в то же время, главным ее противником. До времен гивеллина (сторонника Империи) Данте жизнь Средних Веков строилась вокруг мучительного диалектического противоборства Империи и Церкви. Папа-реформатор Григорий VII (1073–1085) провозгласил свою власть выше любой светской и отказал императору (начиная с этого времени — германскому) в праве инвеституры (назначения на церковные должности). Император Генрих IV в 1076 г. низложил папу; тот, в свою очередь, низложил и отлучил от Церкви императора, которого князья принудили вымаливать прощение у папы в Каноссе (1077). Но борьба возобновилась с новой силой и разрешилась лишь с помощью оружия. Император поставил собственного папу, Климента III, и занял Рим (1083), где Климент короновал его (1084). Столкновения из-за главенства над Европой продолжались в течение столетий во все более сложной политической обстановке. Достаточно раскрыть любой учебник истории, чтобы познакомиться с безобразиями этой неразрешимой борьбы между духовной и земной властью. Она имеет лишь весьма косвенное отношение к религиозной истории Запада, пышный расцвет которой приходится на XII век.