Ознакомительная версия.
Его апостольская деятельность и его образ жизни привлекли к себе внимание. Его стали подозревать в приверженности сомнительному учению Эразма Роттердамского. Однако опаснее для него было то, что некоторые стали считать его алумбрадо («просветленным»), приверженцем секты, члены которой считали себя особым образом просветленными Святым Духом, и отделяли себя от остальной Церкви. Как и его товарищи, Иниго носил длинное одеяние из мешковины. Толедская инквизиция услышала о подозрительном виде Иниго и его пастырской деятельности и начала расследовать его дело. После некоторого времени инквизиция признала его невиновным. Однако отныне он и его товарищи были обязаны носить различную одежду и не одеваться одинаково, подобно монахам. Воздействие его духовных упражнений и подозрительные собрания, тем не менее, снова вызвали вопросы у инквизиторов. Некоторые из тех, кто совершил у Иниго духовные упражнения, внезапно меняли образ жизни. Они отказывались от имущества и отправлялись в паломничества. По приказу инквизиции Иниго провел 42 дня в тюрьме. После нескольких допросов судьи решили, что его учение хотя и не содержит никаких заблуждений, тем не менее он должен четыре года изучать богословие, прежде чем он может публично говорить о религиозных предметах. Иниго пытался обжаловать это решение у епископа Толедского, который принял его лично. Епископ обошелся с ним ласково и посоветовал отправиться в Саламанку для изучения богословия.
В июле 1527 году Иниго вместе с 4 товарищами прибыл в Саламанку. Там он познакомился с монахами доминиканцами, которые из любопытства пригласили его к себе. Они начали его расспрашивать, какое учение он проповедует, ибо они не могли представить себе, чтобы кто-то мог учить без длительной учебы. Иниго почуял новые трудности и отказался дать ответ. В монастыре его взяли под стражу. В монастырской тюрьме он провел 22 дня, закованный в цепи. Доминиканцы подробно допросили его относительно Духовных упражнений и его богословских мнений. Их особое возмущение вызвало то, что он, сам не имея никакого образования, посмел наставлять других, что́ есть грех смертный, а что́ – простительный. Однако на допросе у него не было найдено никакой ереси. В Саламанке также постановили, что он должен учиться в течение четырех лет прежде, чем может наставлять других. В этом, как и в последующих процессах, которые инквизиция возбуждала против него, Иниго всегда настаивал на том, чтобы расследование было доведено до конца, и ему официально был вынесен оправдательный приговор. Инквизиция в общей сложности 8 раз возбуждала против него судебные расследования, и ни разу его учение и апостольская деятельность не были осуждены.
Следующее происшествие показательно для Иниго: Когда один знакомый спросил его, «как тот чувствует себя в тюрьме и удручает ли его то, что он находится в заключении, тот ответил: «… неужели тюрьма кажется Вам такой уж бедой? А я говорю Вам, что не сыщутся в Саламанке такие кандалы и такие цепи, которых я не желал бы ради любви к Богу» (РП 69). Через несколько дней все заключенные бежали из тюрьмы. Иниго и его товарищи добровольно остались в тюрьме, что вызвало большое удивление в городе. Это поведение показывает, что ради своей цели служить Богу, Иниго был готов принять на себя все трудности и даже искал бо́льших трудностей, если это ему казалось выражением или следствием бо́льшей жертвы Бога ради. Кроме того, это подчеркивает то, что Иниго столь безусловно признавал авторитет Церкви, что был готов подвергнуться наказанию, если он его заслуживал. Он считал, что церковный приговор есть выражение воли Божьей, и поэтому наказание, которому он бы подвергся, было бы делом Божьим, и он пострадал бы во славу Божью.
Иниго встал перед выбором: если он подчиниться решению суда и не будет различать между смертным грехом и простительным, то, по его мнению, он больше не сможет «помогать душам». Однако именно в этом он видел свое призвание, и с богословской точки зрения его учение не было уличено ни в какой ереси. Таким образом, у него оставался только один выход: он должен отправиться туда, где приговор суда не будет иметь юридической силы. Поэтому он решил продолжить свое образование в Париже. В пользу такого решения говорило еще и то обстоятельство, что в Алкале и Саламанке он едва ли мог серьезно учиться, так как все его время занимали пастырская деятельность и церковные дела. Он надеялся, что в самом знаменитом университете мира он сможет наконец-то спокойно и эффективно посвятить себя учебе.
Иниго отправился в путь «один и пешком» (РП 73). Его прежние товарищи не последовали за ним, так что он вновь мог рассчитывать только на самого себя. В феврале 1528 года он прибыл Париж. Ему было уже 37 лет.
Так как его прежнего образования было недостаточно для учебы в университете, Иниго снова в течение полутора лет пришлось изучать латынь и гуманистические дисциплины. Для этого он записался в коллегию Монтегю, в которой господствовала устаревшая система обучения. Ее дух был средневековым, а не возрожденческим. Дисциплина была суровой, а условия гигиены – ужасными. Благодаря одному благотворителю, Иниго нашел себе место в пансионе. По своему благодушию он доверил хранение всех своих денег одному из товарищей по учебе, который истратил их в течение весьма короткого времени. Поэтому Иниго должен был перебраться в госпиталь для бедных Сен Жак на улице Сен Дени, на другом берегу Сены. Так как ворота госпиталя утром открывались поздно, а вечером закрывались рано, а дорога до коллегии была долгой, Иниго не мог посещать все лекции. Первая лекция начиналась в пять часов утра! Иниго пытался получить место ассистента у какого-нибудь профессора, но это ему не удалось. В последующие годы он во время каникул отправлялся во Фландрию и просил там помощи у богатых испанских купцов.
В Париже он не занимался пастырской деятельностью, так как не владел в должной мере французским языком и хотел более интенсивно посвящать себя учебе. Однако спустя некоторое время он возобновил преподавание духовных упражнений. Сначала он давал их трем испанским товарищам по учебе. Совершив упражнения, они резко изменили образ жизни. Они раздали свое имущество, поселились в госпитале для бедных и стали жить подаянием. Это вызвало возмущение у некоторых профессоров, и они пытались уговорить их вернуться к прежнему образу жизни. После того, как это не имело успеха, их под стражей привели в университет и принудили пойти на компромисс. Иниго вызвали к инквизитору, который подтвердил, что на него действительно имеются жалобы, но тут же заверил, что у инквизиции нет намерений предпринимать каких-либо мер против него. Вскоре после этого буря улеглась.
С 1 октября 1529 года Иниго начал учиться в коллегии св. Варвары. Она сохранилась до сих пор и находится на улице Валетт, неподалеку от Пантеона. Иниго записался на курс философии у магистра Хуана Пеньи, которому было всего 25 лет, то есть он был значительно моложе Иниго. В коллегии св. Варвары он жил вместе со своим учителем, а также с Пьером Фавром и Франсиско де Хавьером. На обоих Иниго оказал огромное влияние и давал им упражнения. В последующие годы они станут его первыми и ближайшими сподвижниками.
Со времени изучения философии Иниго все чаще называет себя «Игнатием». Он никогда не говорил о причине, по которой изменил имя. Однако его сподвижники позже, объясняя этот факт, сообщают, что Иниго хотел придать своему имени более распространенную в мире форму. Также в этом нашло выражение его особое почитание святого Игнатия Антиохийского. Когда до Игнатия дошли слухи, что его упражнения подозревают в ереси, он сам пошел к инквизитору, доминиканцу о. Валентину Льевину. Тот счел это дело незначительным, однако попросил Иниго, чтобы тот показал ему свои записи, вероятно потому, что они заинтересовали его лично. Возможно, Иниго дал ему список книги Духовных упражнений, который сегодня, к сожалению, утрачен. Он мог бы дать весьма ценные сведения для исследования процесса возникновения и редактирования Духовных упражнений. Инквизитор устно заверил Иниго, что упражнения не содержат никакой ереси, однако Иниго настоял на том, чтобы он выдал ему письменное свидетельство и потом официально заверил его у нотариуса.
Начиная с этого времени, Иниго начали мучить новые телесные недуги, которые сохранялись вплоть до его смерти. После смерти врачи установили, что причиной его болей были почечные камни, которые давали себя знать в болях желудка. Парижский климат был для Иниго не благоприятен, и никто не мог ему помочь. Врачи советовали ему – как это было принято в безнадежных случаях – подышать «родным воздухом». Это стало одной из причин, которые побудили Игнатия прервать изучение богословия и, оставив Париж, отправиться на свою баскскую родину.
Ознакомительная версия.