Дальнейшее значительное развитие этого подхода содержится в произведениях немецкого богослова Вальтера Каспера, особенно в его работе "Иисус Христос". В ней Каспер высказывается за пневматологически ориентированную христологию, отдающую должное факту, что Новый Завет часто показывает Христа в свете ветхозаветной концепции "Духа Божьего". С точки зрения В. Каспера, уникальность Иисуса в синоптических евангелиях заключается в Его исполненности Духом. Реальную личность Христа можно объяснить лишь в свете небывало тесной связи с Духом. По мнению Каспера, Этот Дух — животворящая сила Творца, Который кладет начало последнему веку — веку исцеления и веку надежды.
Каспер видит в Иисусе Духа Господнего в действии, устанавливающего беспрецедентные отношения между Богом и человечеством, подтвержденные и укрепленные, благодаря воскресению. В свете христологии Духа, Каспер считает Иисуса тем средоточением, в котором вселенские спасительные намерения Божьи превращаются в уникального исторического человека. То есть Дух открывает и для других возможность вступления во внутреннюю жизнь Бога. Тот Самый Дух, Который пронизал жизнь Иисуса, теперь доступен и другим, чтобы они могли участвовать во внутренней жизни Бога.
Этот взгляд вызвал беспокойство у Вольфхарта Панненберга. В своей книге "Иисус — Бог и Человек" В. Панненберг утверждает, что любая христология, начинающаяся с понятия о присутствии Духа в Иисусе, неизбежно впадает в какую‑нибудь форму адопционизма. Присутствие Святого Духа в Иисусе не может быть признано ни необходимым, ни достаточным основанием для утверждения божественности Христа. Бог мог бы присутствовать в Иисусе "лишь как сила Духа, наполняющая Его". По мнению Панненберга, Иисуса можно было бы считать простой пророческой или харизматической фигурой — иными словами, человеком, который был "усыновлен" Богом и наделен даром Духа. Как мы уже видели, для В. Панненберга именно воскресение Христа, а не присутствие Духа в Его служении, имеет в этом отношении решающее значение.
Тем не менее, В. Каспер менее уязвим для критики Панненберга, чем это может показаться на 1–й взгляд. Волнения Панненберга вызваны тем, что такой подход может привести к христологии, которая ставит Иисуса в один ряд с ветхозаветными пророками и харизматическими религиозными лидерами. Но Каспер настаивает на том, что решающее значение имеет именно воскресение Иисуса. И Вольфхарт Панненберг, и Вальтер Каспер считают, что воскресение имеет обратную силу. Каспер усматривает это в высказываниях и делах Иисуса в ходе Его служения. С другой стороны, Каспер, основываясь на новозаветных текстах (в первую очередь, Рим.8:11 и 1 Пет.3:18) считает, что воскресение связано с деятельностью Духа. Христианское понимание значение Духа основывается на Его роли в воскресении, что исключает адопцианистскую христологию.
Присутствие в откровении
Как было отмечено выше, идея об "откровении" сложна и, наряду с более общей и ограниченной идеей о "познании Бога" (см. разделы об откровении в начале гл.6), включает идею об окончательном открытии или "раскрытии" Бога в конце времени. Обе эти идеи недавно заняли видное место в богословии, когда у немецких богословов XX в. стало пользоваться влиянием христологически обусловленное восприятие Бога. Работа Юргена Мольтмана "Распятый Бог" представляет отличный пример стремления выработать понимание природы Бога, основанное на предпосылке о том, что Бог открывается через крест Христов. Ниже мы рассмотрим различные, хотя и взаимосвязанные подходы к "Присутствию в откровении", связанные с Карлом Бартом и Вольфхартом Панненбергом.
Работу Барта "Церковная догматика" можно считать наиболее подробным и комплексным изложением идеи о "Божьем откровении во Христе". Барт часто подчеркивает, что всякое богословие обязательно обладает скрытыми христологическими перспективами и основаниями, выявить которые и составляют задачу богословия. Он отвергает какое‑либо дедуктивное богословие, основанное на "принципе Христа", в пользу основанного на "Самом Христе, запечатленном в Священном Писании".
Каждую богословскую посылку в "Церковной догматике" можно считать христологической в том смысле, что отправной точкой ее становится Иисус Христос. Именно эта черта поздней мысли Барта заслужила ей название "христологической концентрации" или "христомонизма". Ганс Урс фон Бальтазар иллюстрирует эту "христологическую концентрацию", сравнивая ее с песочными часами, в которых песок через тонкое отверстие пересыпается из верхнего раздела в нижний. Точно так же, божественное откровение исходит от Бога к миру, из верхнего в нижнее, только через центральное событие — откровение во Христе, помимо которого не существует связи между Богом и человечеством.
Следует уточнить, что К. Барт не утверждает, что доктрина о личности или о трудах Христа (или обе, если считать их неотделимыми) должны находиться в центре христианской догматики, или что христологическая идея или принцип должны составлять умозрительную центральную точку дедуктивной системы. Барт утверждает, что явление Бога, который и есть Иисус Христос, лежит в основе богословия во всей его полноте. "Церковная догматика" должна быть "христологически обусловлена"; сама возможность и реальность богословия обусловливается актуальностью акта божественного откровения, произнесением Слова Божьего, через Божье откровение в Иисусе Христе.
Вольфхарт Панненберг принял более эсхатологичный подход, особенно в своей работе "Иисус — Бог и Человек" (1968). С точки зрения В. Панненберга, воскресение Христа следует воспринимать в тесной связи с апокалипсическим мировоззрением. Панненберг утверждает, что воскресение Иисуса следует рассматривать как предвосхищение всеобщего воскресения из мертвых в конце времени. Оно не только осуществляется в истории, но намечает и другие аспекты апокалипсических ожиданий в конце времени — включая полное и окончательное откровение Божье. Воскресение, таким образом, органически связано с Самооткровением Божьим во Христе: "Лишь в конце всех событий может Бог быть открыт во всей Своей полноте, то есть как Тот, Кто управляет всем, Который имеет власть над всеми. Лишь благодаря тому, что в воскресении Иисуса конец всего, который для нас еще не произошел, уже случился, об Иисусе можно сказать, что окончательное уже присутствует в Нем, и что Сам Бог, Его слава, проявились в Нем таким способом, который нельзя превзойти. Лишь благодаря тому, что конец времен уже присутствует в воскресении Иисуса, в Нем открывается Бог".
Воскресение, таким образом, отождествляет Иисуса с Богом и позволяет в свете "присутствия в откровении" проследить это отождествление назад к Его предпасхальному служению.
Панненберг тщательно подчеркивает, что "откровение", о котором он говорит, нельзя назвать просто "открытием фактов или утверждений о Боге". Он настаивает на понятии о Самооткровении — личное откровение, которое нельзя отделить от личности Бога. Если во Христе Бог присутствует в откровении, то мы можем лишь говорить об Иисусе Христе, открывающем Бога: "Концепция о божественном Самооткровении содержит идею о том, что открыватель и открываемое тождественны. Бог служит одновременно предметом и содержанием этого Самооткровения. Говорить о Самооткровении Бога во Христе означает, что явление Христа — Иисус — принадлежит сущности Бога. Если дело обстоит иначе, то событие человеческой жизни Иисуса закроет Бога, Который действует в жизни и исключит возможность полного откровения Бога. Самооткровение, в правильном понимании этого слова, происходит в том случае, когда средство, которое использует Бог для откровения, не чуждо Богу… Концепция о Самооткровении требует отождествления Бога с событием, открывающим Бога".
Сущностное присутствие
Доктрина о воплощении, особенно в том виде, в котором она была разработана александрийской школой, утверждает присутствие божественной природы или сущности во Христе. В воплощении божественная природа принимает человеческую природу. Называя Марию "Богородицей", патристические авторы утверждали реальность союза божественной и человеческой сущностей. Понятие о сущностном присутствии Бога во Христе имело жизненно важное значение для христианской Церкви в ее споре с гностицизмом. Центральная гностическая идея заключается в том, что материя греховна и зла, так что искупление становится чисто духовным делом. Ириней Лионский связывает идею о сущностном присутствии Бога во Христе с символическим утверждением этого в хлебе и вине евхаристии: "Если плоть не спасается, то Господь не искупил нас Своей Кровью, чаша евхаристии не будет участием в Его Крови, а хлеб, который мы преломляем, не будет участием в Его Теле. Так как кровь не может существовать вне вен и плоти и всей остальной человеческой сущности, которой воистину стал божественный Логос, чтобы искупить нас".
