почти все паранормальные явления, экстрасенсорное восприятие и ясновидение, общение с умершими друзьями и родственниками на сеансах, имеют "несколько самодовольную ауру - отпечаток святости, некое ощущение "тронь - не тронь"" (1995, с. 186). И хотя отчасти это может быть связано с тем, что так часто истории затрагивают наиболее эмоционально чувствительные сферы жизни людей, у него есть и другое объяснение:
. . она берет свое начало в одном из самых замечательных трюков с доверием, которые разыграла с нами наша культура. Она заключается в том, чтобы убедить людей в существовании глубокой связи между верой в возможность существования экстрасенсорных сил и тем, чтобы быть благородным, честным, добропорядочным, достойным доверия членом общества. . . .
Он ловко излагает обоснование свободного плавания:
Независимо от того, получали ли люди явное религиозное воспитание или нет, все они были подвержены идее, что некая сверхъестественная родительская фигура наблюдает за ними и заботится о них. Отсюда легко следует, что чувство справедливости и благородства убеждает людей в том, что если такая фигура существует, то не верить в нее было бы в высшей степени неблагодарно, а такими неблагодарными могут быть только злые дети. Но если неверующие в целом злы, то естественно (хотя и вряд ли логично) предположить, что верующие в целом добры. Таким образом, вера или не вера человека в сверхъестественного родителя сама по себе становится мерилом его моральной добродетели... Абсурдным, но вполне общепринятым результатом стало то, что каждая паранормальная история, которую мы слышим, автоматически заслуживает внимания и уважения.
Я пришел к выводу, что это соотнесение морального добра с "духовностью", а морального зла с "материализмом" - всего лишь удручающий факт жизни, настолько глубоко укоренившийся в нашей современной концептуальной схеме, что это равносильно господствующему ветру, против которого вынуждена напрягаться материалистическая наука. Мы, материалисты, - плохие парни, а те, кто верит во что-либо сверхъестественное, пусть даже в глупые. Если вы не верите в конкретные убеждения, то, по крайней мере, в них есть много плюсов: они "на стороне ангелов".
Эта знакомая фраза родилась, кстати, в Оксфордском союзе, дискуссионном обществе при Оксфордском университете, в речи Бенджамина Дизраэли в 1864 году в ответ на вызов дарвинизма: "Какой вопрос сейчас ставится перед обществом с самой поразительной уверенностью? Вопрос таков: является ли человек обезьяной или ангелом.
Господи, я на стороне ангелов". Перекос в сторону добра с отрицанием научного материализма имеет долгую историю, но это перекос.5 Нет никаких причин, по которым неверие в нематериальность или бессмертие души должно делать человека менее заботливым, менее нравственным, менее преданным благополучию всех на Земле, чем тот, кто верит в "дух". Но не будет ли такой материалист заботиться только о материальном благополучии людей? Если это означает только их жилье, машину, еду, их "физическое", а не "психическое" здоровье, то нет. В конце концов, хороший научный материалист считает, что психическое здоровье - духовное здоровье, если хотите, - так же физично, так же материально, как и "физическое" здоровье.
Хороший научный материалист может быть так же озабочен тем, много ли в мире справедливости, любви, радости, красоты, политической свободы и, да, даже религиозной свободы, как и тем, много ли в мире еды и одежды, например, поскольку все это - материальные блага, и некоторые из них важнее других. (Но, ради всего святого, давайте постараемся как можно скорее обеспечить едой и одеждой всех, кто в них нуждается, ведь без них справедливость, искусство, музыка, гражданские права и все остальное - просто насмешка).
Это должно исправить понятную логическую путаницу. Необходимо также исправить фактическое заблуждение: множество "глубоко духовных" людей - и все это знают - жестоки, высокомерны, эгоцентричны и совершенно не заботятся о моральных проблемах мира. Действительно, один из поистине тошнотворных побочных эффектов распространенного смешения моральной доброты с "духовностью" заключается в том, что это позволяет несметному числу людей не проявлять самопожертвования и добрые дела и прячутся за своей непогрешимо священной (и непроницаемой) маской благочестия и нравственной глубины. И дело не только в лицемерах, хотя их всегда хватает. Есть немало людей, которые совершенно невинно и искренне полагают, что если они искренне заботятся о своих личных "духовных" потребностях, то это означает, что они живут нравственно хорошо. Я знаю многих активистов, как религиозных, так и светских, которые согласны со мной: эти люди обманывают себя. Сардоническая шутка Одена может поколебать нашу веру в очевидность императива помогать другим, но она, конечно, ничего не говорит о том, что забота о собственной "душе" - это не что иное, как эгоизм. Подумайте, например, о монахах-созерцателях, прежде всего в христианской и буддийской традициях, которые, в отличие от трудолюбивых монахинь в школах и больницах, посвящают большую часть своего бодрствования очищению души, а остальное время - поддержанию созерцательного образа жизни, к которому они привыкли. В чем, собственно, их моральное превосходство над людьми, посвятившими свою жизнь улучшению коллекций марок или игре в гольф? Мне кажется, лучшее, что можно сказать о них, - это то, что им удается не попадать в неприятности, а это не так уж и мало.
Я не питаю иллюзий по поводу того, как трудно будет отменить многовековые предположения, склоняющие к слиянию понятий "дух" и "доброта". Поскольку "командный дух", очевидно, хорош, как может отрицание "Духа" может быть только плохим? Даже глубоко в окопах когнитивной нейронауки я нахожу раздражающие отголоски и тени этих предрассудков: мы, "твердолобые" материалисты, вечно обороняемся от ныне практически исчезнувшего вида "нежных сердцем" дуалистов, которые, как кажется (по крайней мере, обывателям), занимают высокое моральное положение только потому, что все еще верят в нематериальность душ. Это нелегкая битва, но, возможно, она пройдет лучше для нас, когда она будет вестись средь бела дня.
Но как насчет духовного голода, который, по мнению многих моих информаторов, является главной причиной религиозной преданности? Хорошая новость заключается в том, что люди действительно хотят быть хорошими. И верующие, и светлые осуждают грубый материализм (повседневный смысл) популярной культуры и жаждут не только наслаждаться красотой подлинной любви, но и нести эту радость другим. Возможно, в прошлом для большинства людей единственной доступной дорогой к такому исполнению была приверженность сверхъестественному, и особенно конкретной институциональной версии сверхъестественного, но сегодня мы видим, что существует множество альтернативных дорог и тропинок, которые можно рассмотреть.
ГЛАВА 11. Что теперь делать?
Просто теория
Вы, философы, счастливые люди. Вы пишете на бумаге - я, бедный эмпресс, вынужден писать на щекочущей человеческой коже.
С 2002 года в школах округа Кобб, штат Джорджия, в
