буду повсюду искать удовлетворения его; оно может быть в спокойном состоянии, и тогда, встречая прекрасное, я буду понимать его и наслаждаться им, но не буду искать его; или оно может достигнуть во мне высокой степени напряжения, и я буду не во внешнем искать прекрасных образов, но внешнее наполнять прекрасными образами, исходящими из меня.
Типы чувства суть те особенные склады его, те особенные сочетания однородных видов его, которые замечаются у всех людей в различные эпохи или у различных людей в одни и те же эпохи. Напр., склад чувства в период Возрождения и в период Реформации был не один и тот же или в нашей жизни в начале 20-х годов, в 40-х и в 70-х годах; или в одно и то же время: у Руссо, Вольтера и Шиллера (у двух последних это различие особенно ярко выразилось в том, что почувствовали они оба, мысленно созерцая один и тот же образ Жанны д’Арк; первый при этом написал «Pucelle», а второй создал «Орлеанскую деву»). Типы чувства имеют очень большое значение в истории, и их необходимо внимательно изучать и историку – чтобы понять, и политику – чтобы успеть.
Настроения суть чувства с чрезвычайно общим характером, которые или совершенно не имеют объекта, или некогда имели его – и тогда были волнениями, а потом утратили, но остались сами, сохраняя неизменно свою природу. Так, напр., человек, потерявший кого-нибудь близкого, сперва грустит по утраченном, но потом, когда даже забывается утраченное, чувство неопределенной грусти все еще остается в нем, как бы разливается по его духу и превращается в постоянное настроение, уже беспричинное и беспредметное. Но гораздо чаще настроения бывают чистыми формами духа, которые или только пробуждаются и укрепляются внешними единичными случаями (как смерть друга у Лютера), или даже совершенно не нуждаются в таких случаях, хотя бы для пробуждения. Так, Данте никогда не был и не мог быть веселым человеком, Шиллер никогда не был и не мог быть циничен, Руссо никогда не мог радоваться. Сознание этой беспричинности настроений, или, что то же, их чистоты, как произведений духа, выразилось и в языке: «грустится», «радуется», «чувствуется неудовлетворенность» или «жаль всех», говорят обыкновенные люди, когда и у них временно проступают настроения, вообще присущие только великим характерам.
Значение настроений в истории нельзя достаточно ценить: все великое в ней произведено ими. Религии и революции, искусство и литература, жизнь и философия одинаково получают свой особенный характер в настроении тех, кто создает их. Так, чувство безнадежности и отчаяние глубоко отразились в буддизме, чувство бессилия в борьбе со злом – в учении Зороастра. Искусства окрашиваются тем или другим чувством, хотя предмет их – прекрасные формы – остается повсюду один и тот же. Так, чувство подавленности здесь, на земле, и надежда найти убежище и облегчение на небе выразились в готической архитектуре; чувство довольства жизнью сказалось во фламандской живописи, восторженность и аскетизм – в испанской, религиозная радость – в итальянской. У поэтов настроение является всепроникающим чувством, одевающим все образы и звучащим во всей лирике, как у Данте, Шиллера, Байрона и Гейне. У великих же писателей оно выражается в языке: так, когда то же и с тем же искусством рассказывается Геродотом и Фукидидом, Ливием или Тацитом – впечатление, выносимое читающим, бывает неодинаково. Это зависит именно от того неуловимого, не поддающегося никакому анализу сочетания слов, которые бессознательно употреблял автор, которому непреодолимо покоряется читатель и которое глубже, чем в других языках, названо у нас «духом писателя». Настроение также не остается без влияния и на философию. Так, Малебранш, Спиноза, Беркли, Шопенгауэр и Шеллинг или, в древнее время, эпикурейцы и стоики бессознательно для самих себя мыслили под сильным давлением настроения и невольно покоряли мысль свою чувству, предпочитая одни истины другим.
Виды чувства отличаются от настроений тем, что они определенны и имеют объекты, а от волнений – тем, что объекты эти не единичны и находятся не вне духа, но в нем самом. Но с настроениями они имеют сходство в продолжительности и потом вообще взаимно влияют одно на другое. Едва ли настроение не есть более общая форма чувства, разрешающаяся в виде через нахождение внутреннего объекта; или, быть может, оно (настроение) есть только неясное предчувствие приближающегося пробуждения того или другого вида чувства. Сюда относятся: чувство религиозное, чувство нравственное, чувство справедливости и чувство красоты. Так, чувство красоты не есть ощущение прекрасных очертаний этого одного образа, но всех и всяких, только они были бы прекрасны (объект не единичен); и красота, составляющая объект этого чувства, лежит не во внешней природе, но, напротив, лежащее во внешней природе оценивается и признается или прекрасным, или безобразным по сравнению с некоторым как бы мерилом, прототипом или идеалом красоты, заключенным в духе.
Говорить о значении видов чувства недостаточно и кратко было бы бесполезно, а достаточно и полно – невозможно; так велико значение каждого из них как творческого источника какой-либо стороны жизни – религии, нравственности, права или искусства. Ограничимся только указанием, что приложение правильного изучения по схемам разума как единственно ведущего к всепониманию объекта было бы особенно желательно здесь по важности и неразъясненности этих чувств. Так, сколько бы прояснилось для человека, если б религиозное чувство или чувство красоты было определено в своей сущности – что именно оно такое, в своем существовании, – постоянно оно или прерывается; в своих свойствах – напр., чистая красота, созданная не под давлением настроения, имеет способность разлагать нравственное чувство и религиозность, а красота не свободная, проникнутая религиозным настроением, имеет способность укреплять уже существующее нравственное чувство и возбуждать до восторженности религиозность; в своем происхождении; в своем назначении, т. е. в том влиянии, какое чувство, напр., религиозности или красоты, оказывает на субъективный дух того, в ком эти чувства, далее – на тех, кто соприкасается с проникнутым этими чувствами и, наконец, – на жизнь и на различные формы ее – государство, право, нравственность и пр.; в своих типах, которые все зависят от настроения и порою бывают различны до противоположности (напр., религиозное чувство у евреев и христиан или чувство красоты в древнем классическом мире и в Средние века), и пр.
В заключение учения о чувстве следует дать объяснение того особенного явления, которое мы не можем лучше определить, как назвав его «колебанием чувства». Под этим мы разумеем быстрые, почти моментальные перемены сильно напряженного массового чувства, которые (перемены) замечаются в некоторые моменты истории и действуют всегда необыкновенно разрушительно. Они тожественны по сущности с волнениями – это те же чувства гнева, радости,
