я, в воспоминании и желании» (с. 39), чтобы, вместе с Леонарду Куимброй, возвести саудаде из плана человеческого в божественное царство как «бесконечное воспоминание» и «бесконечное желание», «саудаде по потустороннему…» или «саудаде по Богу» (с. 92–93), который, «соединяя Небо с землей», «пробудил его сердце в руках Бога» (с. 76).
Однако саудосистское мышление Антониу де Магальяйнша адекватно выражается и проявляет свою индивидуальность в рамках лузо-галисийской философии саудаде в его публицистике.
Если Жуакин де Карвалью [48], Силвиу Лима [49] или Жуан Феррейра [50] вписывают свои исследования в рамки феноменологии саудаде и анализа саудосистского сознания или саудаде как чувства, Антониу де Магальяйнш стремится пойти дальше или выше, направляя свои умозрительные запросы к онтологическому и метафизическому смыслу саудаде по тем путям, что не совпадают ни с путями Афонсу Бутельу, ни с путями Рамона Пинейро, наиболее близких к нему мыслителей.
В своей рефлексии о саудаде Антониу де Магальяйнш исходит из признания того, что оно является чувством, чтобы, основываясь на современном мышлении, отметить, что так же законно и ценно выбрать чувство как исходный умозрительный момент, как и философствовать, исходя из суровой действительности или абстрактного мышления.
Так, саудаде представляет нам не только твердую основу для философской рефлексии, но и источник метафизических истин, ибо оно находится на самом глубоком уровне сознания по сравнению с такими переживаниями, как отчаяние, тоска, отвращение или чувство абсурда, которые различные течения современного мышления считали основными и выбирали в качестве исходного пункта своего онтологического или онто-антропологического исследования. Таким образом, согласно мыслителю, саудосизм или философия саудаде решительнее, чем различные экзистенциализмы, размещает центр философской рефлексии в том, что не только является «самым близким и первозданным экзистенциальным сентиментальным духовным переживанием», но и оказывается «наиболее близким пересечением духа и материи, когда человек видит себя на живой границе двух миров, включая, во внутреннем видении, временное и вечное, имманентное и трансцендентное» [51].
Убежденный в главной и глубокой идентичности между заключениями вечной традиционной философии и свойствами, в том числе поэтическими, саудаде, которое является самым сокровенным и универсальным и в то же время самым конкретным и живым и самым неопределенным из чувств, неуменьшаемым и первородным, субстанциональным и существенным, наш автор считает, что полное саудаде существование, исходя из глубины духовного существа, является откровением духа.
Согласившись, в духе португальской традиции анализа саудаде (Дон Дуарте, Дуарте Нунеш де Леан, Дон Франсишку Мануэл, Пашкуайш), что его главными элементами являются воспоминание и желание, иезуитский мыслитель разбирает каждое из них.
Что касается воспоминания, Антониу де Магальяйнш стремится прежде всего отделить его от платоновского, как это раньше сделал Жуакин де Карвалью, но с другой аргументацией.
Для мэтра из Коимбры разница между этими двумя философами заключалась в том, что тот, кто чувствует саудаде, эмоционально становится перед своим личным миром, собственным и живым, а не перед безличным миром объективных идей и форм, безразличных и универсально правильных, в свете которых объекты саудаде всегда предстают полными реальной и конкретной ценности, а не чисто концептуального и объяснительного значения [52].
В свою очередь, философ-иезуит соглашается с Жуакином де Карвалью в том, что саудосистская память не может быть спутанной или отождествленной с платоновским воспоминанием, хотя это понимание базируется на иной аргументации.
На самом деле, для Антониу де Магальяйнша основное различие между обоими строится, с одной стороны, фактически на том, что в отличие от того, что происходит с платоновской реминисценцией, саудаде не подразумевает предсуществования, а с другой – на том, что саудаде, которое спонтанно испытывает духовное существо, – это чувство неопределенное и недифференцированное, которое только очень несовершенным и неадекватным образом, путем употребления термина по аналогии, может выражаться как универсальное воспоминание о полноте. Действительно, независимо от того, чувствует ли себя человек испытывающим саудаде по определенному конкретному существу, что является определяющим для саудаде, главное в нем – это живое и сверхсуществующее Существо и полнота этого Существа. Отсюда проистекает вывод философа, что «состояние саудаде – это духовное чувство возможного существа», что заставляет одинокого человека не чувствовать одиночества, а ощутить живое присутствие компании. Эта компания – саудаде, которое он испытывает, но которое его оставляет неудовлетворенным.
Таким образом, память о том, что саудаде также является или всегда подразумевает в качестве своего основного компонента более чем частный акт воспоминания, – онтологический корень этих актов или «воспоминание как природа духовного существа».
Что касается другой составной части саудаде – желания, мыслитель понимает его как концепт, к которому необходимо прибегнуть, чтобы выразить, неизбежно сомнительным и несовершенным образом, нечто, находящееся в самых глубоких частях духа, то есть состояние саудаде подразумевает «естественное желание соединения духовно ограниченного существа с бесконечным Духом» [53].
Этот анализ составных частей саудаде открывает путь, в мышлении Антониу Магальяйнша, метафизическому рассмотрению чувства саудаде или метафизике саудаде, которая связана с привлечением трех основных элементов аристотеле-томистской философии: познанием со-природы, теорией акта и возможности и различием между сущностью и экзистенцией. При этом надо иметь в виду радикальную трудность изучения при помощи абстрактного знания и выражения в терминах того, что является областью чувства, учитывая духовную уникальность саудаде, которая, однако, не исключает его универсальности и не лишает его присущего ему его глубокого метафизического значения. Умозрительный анализ жизни или опыта саудаде, пытающийся определить его сущность или составить онтологию, предпринятый нашим серьезным и вдохновенным мыслителем, приводит его к метафизическому видению, которое по необходимости проецируется в теологическом и космологическом планах, как это произошло в творчестве его ближайших предшественников Леонарду Куимбры и Тейшейры де Пашкуайша и более отдаленного – Дона Франсишку Мануэла де Мелу.
Спрашивая себя о сущности саудаде, Антониу де Магальяйнш заключает, что оно является одновременно чувством бытия и небытия, ибо тот, кто испытывает саудаде, чувствует себя внутри его, но это чувство не является всеобъемлющим и полным. Таким образом, согласно философу, саудаде вырисовывается и предстает не как чувство недостающего объекта, но как чувство субъекта, страдающего из-за невозможности обладать, а обладать он может только в акте дарения, одновременно активном и пассивном, полноты Существа. В своей радикальной сущности оно – чувство отсутствия полного Существа или Абсолюта в существе несовершенном. Отсюда в нем всегда имплицитно встречается утверждение
