по себе. Таков результат книги Хайдеггера.
[87]
Вы знаете, как вся эта проблематика развивалась в 19-м столетии. Здесь был предпринят ряд попыток (Фихте, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр) сломать ту стену, которая должна отделять нас от реального мира. Позже возникла еще одна интерпретация: уберем вещь саму по себе! Речь идет лишь о граничном понятии, в котором мы не нуждаемся. Такой интерпретации придерживались марбургские неокантианцы: трансцендентальный идеализм без вещи самой по себе.
Во всяком случае философия после Канта, в которой была предпринята попытка вновь обрести какой-то доступ к абсолютной действительности, к вещам самим по себе, была также «априорной», хотя и сопровождалась устранением некоторых кантовских теорий об априори. И эта «априорная» философия немецкого идеализма потерпела крушение в середине 19-го века. Что же осталось после этого. Понимание, что есть только эмпирическое познание. Какого рода?
Ясно какого — того, что имеет характер эмпирического опыта. Что с победой вышло из всего этого кризиса? — Эмпирическое естествознание. Именно оно стало победителем и остается таковым уже на протяжении более чем ста лет — философия лишь время от времени оборонялась и не хотела сразу сдаваться. Что же тогда остается для философии, если она все еще должна существовать? Либо философия — как часто утверждалось — должна осуществлять синтез результатов, полученных в естественных науках, в науке вообще — как это, например, имеет место в «philosophy of science». Либо же философия должна каким-то образом изыскать собственную область познания. Естествознание — то есть физика, химия, биология — имеет в своем распоряжении весь материальный мир. Остается, таким образом, лишь область психического, которым должна заниматься психология. Ибо в это время, после 1850 года, господствовало мнение, что есть лишь два типа бытия: физическое и психическое. Примечательный дуализм: если нечто не является физическим и все же каким-то образом есть, то оно является психическим. Таким образом, если человек хотел оставаться «философом», то он мог заниматься только психологией. Но каким образом можно заниматься психологией? Как априорным сущностным учением? — «Ни в коем случае! Поскольку действовать можно только эмпирически, то ко всему следует подходить эмпирически!» Вывод: психология — будь то у Брентано, будь то у физиологов — это эмпирическая наука, которая применяет, естественно, естественнонаучный метод. Это считалось само собой разумеющимся особенно у психологов-экспериментаторов, в частности у Георга Элиаса Мюллера. Он был настоящим естествоиспытателем, он очень строго применял эмпирические методы, эксперименты, статистические методы и т.д., был очень честен в своей работе, и для него было само собой разумеющимся, что психология есть естественная наука.
Что же представлял собой этот естественнонаучный метод? — Здесь надо указать на некоторые аспекты, с которыми затем боролся и Гуссерль, когда он обратился против психологизма. Дело в том, что он, на первый взгляд, отчасти перенял нечто очень важное от эмпирико-позитивистского метода естественных наук. Но как скоро обнаружится, то, что он перенял, все же было определенным образом переосмыслено и понято совершенно иначе. Итак, каков основной принцип эмпиризма? Он состоит в том, что опыт является высшим родом любого познания. Без опыта нет науки. Но что такое «опыт»? Под этим понимается чувственный, «внешний» опыт: видение, слышание и т.д. В крайнем случае признается еще один вид опыта, а именно так называемая «рефлексия» или, если угодно, «внутреннее» восприятие. Я говорю «в крайнем случае», так как вы знаете, что Огюст Конт, создатель позитивизма во Франции, очень решительно высказывался против этого. Если же в расчет принимается «внутреннее» восприятие, «reflection of ideas», то это восходит к более отдаленному прошлому — по крайней мере к Локку. Несмотря на это, и в 19-м веке, и позднее — вплоть до настоящего времени — было множество нападок на этот вид опыта.
Второй важный принцип естественнонаучного метода заключается в эксперименте, а именно в таком, который проводится на манер физического эксперимента, причем результаты, полученные экспериментальным путем, обрабатываются с применением статистических методов: вычисляется средняя величина, разброс значений и т.д. И психология не является здесь исключением. Разумеется, я — как ученик Георга Элиаса Мюллера — также занимался всем этим в Институте психологии в Геттингене.
Далее следует упомянуть индукцию. Любая эмпирическая наука есть наука индуктивная, т.е. она действует путем индуктивного обобщения. И каков его результат? Правдоподобные, т.е. более или менее правдоподобные утверждения, которые никогда не могут быть полностью доказаны. Это проистекает из структуры самой индукции.
И наконец еще одно: любая естественная наука (физика, химия, биохимия и т.д.) занимается поиском причин. Если для какого-нибудь факта, который каким-то образом дан в некотором опыте, не найдены каузальные факторы, то констатация этого факта не является собственно научным утверждением. Следует искать именно эти каузальные факторы. При этом, обычно, к появлению одного факта ведет множество различных каузальных факторов, которые лишь в совокупности образуют достаточную причину и, соответственно, ведут к некоторому определенному последствию. Если эти каузальные факторы не обнаруживаются, то нет еще собственно никакой «науки». Ядро естественнонаучного подхода заключается в генетической постановке проблемы, исходя из которой из индуктивного базиса должны быть получены всеобщие, «каузальные» законы.
Таким образом, непосредственный опыт и, особенно, чувственное восприятие образует, так сказать, лишь начало чего-то иного, начало, где игнорируется полная данность того, что здесь собственно является. <Естествоиспытатель> всегда концентрируется на отдельных моментах, отдельных сторонах данного, которые находятся здесь в текучем потоке, в то время как другие факторы искусственно подвергаются относительной стабилизации благодаря экспериментальному упорядочиванию. При этом не требуется рассматривать все, что происходит, в целом, но следует обращать внимание лишь на то, каким образом изменяются соответствующие моменты при появлении определенных каузальных факторов. Можно было бы вообще отказаться от восприятия: достаточно было бы иметь аппараты, которые делают то же самое — констатируют, что изменяется при появлении определенного фактора, например, электрического тока определенного напряжения. Изобрели приборы, которые обладают такой точностью и чувствительностью, которую не может иметь ни один человек. Теперь машины в определенном смысле делают все; человек существует только затем, чтобы все это наладить. Затем все происходит само собой — и результаты уже готовы. Они могут быть тотчас просчитаны и закон — каузальный, физический закон — уже найден.
Роль непосредственного опыта медленно, но верно теряла свое значение. Живой человек и его непосредственное сношение с действительностью становятся побочной вещью. Главное — это причинные законы, это та действительность, которая замещает место видимой, ощущаемой, слышимой действительности и которая не имеет никакой качественной определенности. Это лишь понятийно определимый мир, так сказать «облако» атомов, электронов или иных элементарных частиц, которые с разной скоростью движутся в
