в сферу слова (70). Всю сферу значения слова, между символической семемой и чистой корреляцией предмета, мы и называем общим именем ноэмы, отличая от нее более узкие виды ноэмы, или ноэматическую семему (74); есть самый предмет и есть кто-то отличный от предмета; и вот в нем этот предмет присутствует. То, как он присутствует здесь, и есть его ноэма. Ноэма есть понимание кем-то данного предмета (75 – 76).
2. Природа ноэмы. Сама ноэма – не психична, но эйдетична. Она – сам эйдос, или энергия, данный в некотором сокращении, сжатии, эйдол. Но меональная текучесть ноэматического смысла, эйдола – психична, и ее следует изучать в психологии (191).
3. Ноэма и слово. Сама ноэма указывает на противостояние в слове предметной сущности и воспринимающего эту сущность «субъекта» (68); смысл, предметная сущность, определяясь меонально, на степени самосознания все еще остается в сфере меонального определения. Разные проявления этой погруженной в меон предметной сущности и суть особые акты, которые отражаются в слове и заслуживают терминологического закрепления. Это – момент ноэзиса, ноэтический момент слова (93). Мы получим ноэматический пласт в имени, то, что мыслится в слове, и это будет уже не символическая, но – ноэматическая семема. В ней уже и нет следов фонемы (61 – 62).
4. Ноэма и идея. В ноэме должна быть арена встречи адекватного понимания с адекватно понимаемым. Назовем эту арену полного формулирования смысла в слове идеей, считая, что этот слой – дальнейший за семемой вообще, символической и ноэматической, и дальнейший за самой ноэмой (70); что значит, что от ноэмы мы должны перейти к идее слова; в чем разница между ноэмой и идеей слова; какое отличие имени как ноэмы от имени как идеи? Ноэма предполагает инобытие предмета (75 – 76). Ноэма есть результат весьма заметной обработки меональной адекватной идеи. Если будем двигаться дальше в смысле меонизирования, то будем получать нечто в смысле понимания все более и более удаляющееся от эйдоса и от адекватной ему идеи (188).
5. Иерархия ноэтичности. Иерархия осмысленного понимания, ноэтичности (74). Эта ноэма есть предел всех ноэм; это – идея; возможны сколь угодно многочисленные оттенки ноэмы, т.е. приближения к идее (188); ноэма превращается в экстатическое сверх-умное обстояние. Ноэма слова здесь просто равна самой предметной сущности слова, – понятой, конечно, как того требует слово и имя, уразуменной и явленной (189).
6. Функции ноэмы. В целях точности необходимо различать ноэматический слой в функции фонематического осмысления и ноэматический слой сам по себе… Если мы, восходя от внешнего к внутреннему, натолкнулись, после симболона, на ноэму в ее символической функции, то полезно зафиксировать ноэму в ее чистом и собственном функционировании, или чистую ноэму (62).
7. Чистая ноэма. Чистая ноэма есть как раз то, что некритично трактуется как «значение слова» (67). На символической ноэме, или на чистой ноэме, склонно останавливаться популярное сознание (66). Чистая ноэма есть понимаемая предметность, понимание предметности, взятое как смысловой снимок с понимательных актов, необходимых для перенесения данного предмета в сферу понимания вообще (65). Если мы вспомним понятие чистой ноэмы, полученное из анализа значимости слова, то станет ясным то, что это – результат ноэматической энергемы, полученной из анализа образа взаимоопределения (92); чистая ноэма еще не есть ни сам предмет, ни его адекватная идея, или образ. Чтобы в чистой ноэме выделить адекватную предметно-сущностную корреляцию, необходимо в ней что-то исключить и отбросить, подобно тому как раньше мы отбрасывали разнообразные предварительные слои в имени. Ясно, что это есть принцип бесконечного варьирования значения слова, противоположный принципу постоянной предметной однозначности слова; ноэма есть результат некоего более внутреннего слоя, являющегося ареной для взаимоопределения предметной сущности и чего-то иного, переводящего предметную сущность как таковую в сферу слова (70); чистая ноэма, хотя она и не звук, и не психическое переживание данного лица, все-таки еще не есть полное понимание предмета (66). Чистая ноэма и говорит о том, что именно аффинировало смысл, что именно в результате ноэтических актов выявилось в субъекте смысла о предметной сущности. Однако видеть себя аффинированным различными ноэматическими моментами (в результате тех или других ноэтических актов) можно только тогда, когда все бесчисленные ноэмы регулируются одной предметной сущностью, или смыслом, – уже не участвующим в меональном взаимоопределении, когда видится чистый смысл, вполне адекватный этому смыслу, ставшему «иным», через погружение в меон, по отношению к тому, чисто предметному смыслу. Возникает необходимость выделения в ноэме всего того, что представляет собою чистый коррелят предмета, без привнесения более или менее общих hic et nunc, возникающих в результате взаимоопределения смысла и «иного» (93).
8. Ноэма и мысль. Ноэтически-логическая природа мысли-слова (218); попробуем реально представить себе, что наше мышление оперирует только ноэмами, что ноэма – сущность слова и последнее его основание. Это значило бы, что наша мысль, выработавши известные образы, устремляется к ним и ими ограничивается (67); в ноэтической энергеме содержится раздельность мыслительных актов и того, что собственно мыслится о предмете. Этот момент того, что собственно мыслится о предмете, мы и закрепили раньше термином чистой ноэмы, или просто ноэмы (93). Если нет этого гипер-ноэтического момента, <то> нет ни мыслящего, ибо ему нечего было бы мыслить, ни мыслимого, ибо его некому мыслить (102); ноэзис и гипер-ноэзис (121).
9. Ноэма и понимание, переживание. В ноэме – hic et nunc данного определенного понимания слова (81). Ноэма есть значение слова, произнесенного и пережитого или hic et nunc, или вообще произносимого и переживаемого (73). Ноэма – значение произнесенного определенного слова, произнесенного хотя и определенным лицом и в определенное время, но без всех тех индивидуальных вариаций, которые присущи этому лицу hic et nunc. Это общепринятое значение слова (69 – 70); ноэма носила на себе значения тех или других, пусть более или менее субъективно-индивидуальных, более или менее общих, более или менее близких к предмету hic et nunc понимания (73). Предметная сущность этого слова – истина, но каждый народ и язык, как и каждый человек из этих народов, переживает этот предмет по-разному, выделяет в нем разные моменты. Так, в греческом подчеркивается «незабвенность», в латинском подчеркивается момент доверия, веры, и т.д. (73 – 74) Момент «незабываемости» для греческого народа есть его ноэма слова «истина», и чтобы получить уже не специально греческую, а адекватную самому предмету корреляцию предметной сущности
