говорят о том, что качества подвергнуты строгой селекции и объективированы. Однако дальше этого «обработка» качественного многообразия не идет. Аристотель целиком подчиняет количественный фактор (масса элемента) качественной природе элементов.
Качественные различия (легкое – тяжелое) выступают как абсолютные различия: они не сводимы ни к чему другому, ни к количеству и фигуре, ни друг к другу. Последний момент важен. Это означает, что Аристотель разделяет традиционную концепцию противоположностей, характерную для ранних натурфилософов и пифагорейцев. Она служит у него заслоном на пути сведéния одной качественной противоположности к другой.
Другим характерным моментом аристотелевского качественного космологического подхода является апелляция к наблюдению вместе с отсылкой к здравому смыслу и общепринятым суждениям.
Наконец, последняя по счету, но не по важности, черта этого подхода состоит в том, что весь анализ вписывается в новый, созданный Аристотелем, метафизический язык (понятия материи и формы, потенции и акта).
Итак, заключая наш анализ формирования качественного подхода Аристотеля, перечислим его основные черты, ярко проявившиеся в теории тяжелого и легкого: отбор и относительная объективизация качеств, абсолютность и взаимная несводимость отобранных качественных различий, подчинение количественного фактора качественной природе элемента, принцип противоположностей и, наконец, специфический универсальный понятийный аппарат (форма – материя, потенция – акт), сочетающийся с опорой на наблюдение и феноменологическое описание явлений.
Глава вторая
Качества в мире становления [29]
Специфичность проблемы генезиса (возникновения «вещей») в плане его отличия от движения осознается Платоном. Его отношение к досократическим представлениям о генезисе в известной степени двойственное. Платон пытается преодолеть механистическую трактовку генезиса, в основе которой лежит представление о процессах соединения и разъединения частиц первовещества («агрегационный подход», по выражению Сольмсена [124, с. 573]). Математический подход, исходящий при объяснении физического генезиса из представлений об элементарных геометрических формах, несомненно казался Платону и более эффективным и, главное, более удовлетворительным с философской точки зрения. Вместо физического вещества на первый план у Платона выступают формы, грани, границы, пределы тел, т. е. их геометрия. Недаром, когда он описывает процессы превращения и преобразования тел, физические процессы генезиса, то использует такие слова, как разрезание, разделение, рассекание и т. д. (Тимей, 56d – е). Однако Платон, описывая эти процессы, пользуется также и представлением о разъединении и соединении (διακρίνεσϑαι, συγκρίνεσϑαι; например, Тимей, 58b 7). В своей классификации видов движения в X книге «Законов» он сохраняет соединение и разъединение в качестве видов движения, имеющих здесь, вообще говоря, механический смысл. Именно поэтому мы сказали о двойственности отношения Платона к досократическим «механистическим» истолкованиям генезиса.
Платоновское различение генезиса и простого соединения начал дает основание для органической концепции генезиса, развитой Аристотелем не на математической, а на физической «качественной» основе. Как и для Аристотеля, для Платона возникшая вещь есть нечто большее, чем сумма исходных компонентов или их механическая смесь. Хотя Платон в отличие от Аристотеля не критикует «механистические» концепции генезиса досократиков, однако он много сделал для их позитивного преодоления, для выявления их ограниченности, что, конечно, не осталось не замеченным Аристотелем.
Если платоновский математический подход к генезису был чужд Аристотелю, то некоторые метафизические и физические попытки объяснения генезиса Платоном были ему значительно ближе, несмотря на то что и они были объектом его критики. Это относится к представлениям Платона о первоматерии. Прежде всего именно эти представления служат ему для объяснения генезиса: «Теперь же нам следует мысленно обособить три рода, – говорит Платон, – то, что рождается, то, внутри чего совершается рождение, и то, по образцу чего возрастает рождающееся» (Тимей, 50с – d). Эти представления Платона ближе к концепции генезиса Аристотеля, в которой первоматерия также принимает формы первокачеств, чем его математические построения. Правда, и им не удается избежать суровой критики (GC, II, 1, 329а 12–329b 1). Первоматерия у Аристотеля – носитель противоположностей, понимаемый как чувственно воспринимаемое тело вообще, в его потенциальности (там же, 329а 33). Его первоматерия не отделена от вещей, и эта неотделенность материи от вещей отличает Аристотеля от Платона. Согласно Аристотелю, эти платоновские представления плохо стыкуются с его математической теорией вещества. Если тела состоят из треугольников, а треугольники – из плоскостей, то значит, рассуждает Аристотель, материя есть плоскость, но невозможно, чтобы «кормилица» (первоматерия) была плоскостью (там же, 329а 23–24).
Отталкивание от досократовских концепций генезиса является общим для Платона и Аристотеля. Мы уже упомянули об этом в связи с неудовлетворенностью Платона «механистическими» концепциями. Но есть и другие моменты, сближающие позиции Платона и Аристотеля. В частности, Платон отверг представление Эмпедокла о неизменности элементов. Порождение элементов, по Платону, – это генетический цикл. Аристотель стоит на той же позиции. Правда, для него в отличие от Платона генезис невозможен вне схемы (принципа) противоположностей, являющейся важным оперативным средством при построении теории генезиса. Во-первых, она подключается на уровне самого общего задания начал генезиса: эти начала – первоматерия и противоположность формы и лишенности (εἶδος и στέρησις) (Физика, I, 6–9; GC, II, 1, 329а 25–30). Во-вторых, эта схема организует содержательное оформление элементов в качествах, которые прямо называются Аристотелем противоположностями (GC, I, 3, 318b 11; 319а 29; 319b 1; 11, 1, 331а 1).
У Платона генезис объясняется на основе геометрической теории вещества. Разработка этой теории сопровождается его отказом от традиционной схемы противоположностей, которую мы находим у него, однако, в ранних диалогах, например в «Фе-доне». Математический подход вытесняет схему противоположностей из физики генезиса, потому что в области фигур и чисел противоположности играют гораздо меньшую роль, чем в сфере физических качеств. Действительно, что противоположно треугольнику или шару? Аристотель использует это обстоятельство для критики атомистической и платоновской редукций качеств к элементарным началам – атомам и геометрическим фигурам (атомы, прежде всего, сами фигурны). Количественный рост в отличие от качественного изменения не замкнут в противоположных определениях. Таково же и пространственное перемещение. Определенный синтез традиционной натурфилософской схемы противоположностей с математической концепцией природы мы находим и у пифагорейцев. Платон, развивая свой подход, модернизирует взгляды пифагорейцев, освобождая математический – геометрический – подход от этой схемы. У него взаимное превращение элементов не есть переход одной качественной противоположности в другую, как у Аристотеля. У него частицы одного элемента разламываются на исходные треугольники, из которых они состоят, а затем эти треугольники воссоединяются в новые частицы, что соответствует образованию нового элемента.
Если у Платона мы можем обнаружить три трудносогласуемых между собой подхода к генезису: метафизический, математический и физический, – то у Аристотеля эта сложная иерархия планов анализа упрощается за счет отбрасывания среднего математического плана. Действительно, «эмпирический» процесс превращения воздуха
