В отношении Израиля, «в целом, популярное телевидение транслирует тот факт, что Израиль — это еврейское отечество, с которым у евреев Диаспоры есть сильная эмоциональная связь, что Израиль существует в условиях непрерывной опасности со стороны окружающих его врагов, и что в силу непрестанной борьбы за выживание, Израиль иногда вынужден прибегать к экстраординарным (и иногда жульническим) мерам в сферах безопасности и разведки» (Pearl Pearl 1999, стр. 173). Не-евреи изображаются как испытывающие глубокое восхищение и уважение в отношении Израиля, его героизма и достижений. Израиль представляется как приют для переживших Холокост, а христиане иногда рисуются как имеющие моральный долг перед Израилем за Холокост.
В кинофильмах, одной из распространенных тем стал образ еврея, приходящего на помощь не-евреям, как, например, в фильме «День независимости», где Джефф Гольдблюм играет «мозговитого еврея», спасающего мир, или в фильме «Обычные люди», где Джуд Хирш играет еврейского психиатра, спасающего нервную протестантскую семью (Bernheimer 1998, стр. 125–126). Фильм «Семейные ценности Аддамсов», обсуждаемый в КК (Глава 1), также иллюстрирует этот жанр. Бернхеймер (1998, стр. 162) отмечает, что «во многих фильмах еврей изображается в качестве морального образца для подражания, воплощения культурного идеала, возвышающего, наставляющего и облагораживащего не-еврея.» Как обсуждается в КК, тема «евреи на помощь!» также отслеживается в психоанализе и еврейском левацком радикализме: евреи-психоаналитики излечивают не-евреев от неврозов, а радикальные евреи спасают мир от зла капитализма.
С другой стороны, христианство обычно изображается как зло, вплоть до изображения христиан в качестве психопатов. Майкл Медвед описывает безостановочные атаки Голливуда в последнее время на традиционную американскую семью, патриотизм, и традиционные сексуальные нравы — голливудскую версию культуры критики. Но наиболее очевидным фокусом атаки является христианство:
«В продолжающейся войне против традиционных ценностей, наступление на организованную религиозную веру является тем фронтом, которому индустрия развлечений посвятила себя наиболее откровенно. Нет ни одной другой темы, в отношении которой настолько сильно различались бы перспективы элиты шоу-бизнеса и публики. Снова и снова, продюсеры выходят из себя, изобретая новые способы, чтобы оскорбить религиозную чувствительность обычных американцев.» (Medved 1992, стр. 50) (32).
Медведу не удается найти ни одного фильма, выпущенного с середины 1970-х, в котором христианство изображалось бы в позитивном свете, за исключением нескольких фильмов, где оно представляется как анахронизм, историческая реликвия или же как музейный экспонат. С другой стороны, примеры отрицательного изображения христианства весьма многочисленны. Например, в фильме «Монсеньер» (1982) католический священник совершает практически каждое вообразимое преступление, от совращения очаровательной монахини до участия в ее смерти. В «Агнессе Божьей» (1985), психически-нездоровая монахиня рожает ребенка в женском монастыре, убивает его, и смывает крохотный окровавленный труп в унитаз. В голливудских фильмах также можно обнаружить множество изощренных анти-христианских сцен, как например, когда директор Роб Рейнер несколько раз фокусирует камеру на маленьких золотых крестиках Кэти Бэйтс, садистической злодейки из «Мизери».
Еще одна тенденция в медиа — это изображение маленьких городков как заполненных мракобесами и антисемитами. Медиа-комментатор Бен Стейн так говорит о враждебности медиа в отношении провинциальной Америки:
«Типичный голливудский писатель… этнически происходит из одного из крупных городов на Восточном побережье — обычно Бруклина [т. е. еврейского происхождения]. Ему с детства внушали, что люди в маленьких городках ненавидят его, отличаются от него, и собираются добраться до него [т. е. обитатели маленьких городков — антисемиты]. В итоге, когда он получает свой шанс, он нападает на маленькие городки на телевидении или в кинофильмах… Телевизионные шоу и фильмы не говорят нам о том, что «есть на самом деле»; вместо этого, они внедряют в наше сознание точку зрения маленькой и чрезвычайно могущественной части американского интеллектуального общества — тех, кто пишет сценарии для массовых видео-медиа… Из этого следует нечто крайне необычное и замечательное. Национальная культура ведет войну против образа жизни, который до сих пор является чрезвычайно привлекательным и широкораспространенным в этой же стране… Чувство привязанности и любви к маленьким городкам глубоко укоренены в сознании Америки, а стиль жизни в провинции высоко ценится миллионами людей… Но в массовой культуре страны, ненависть к маленьким городкам ежедневно выплевывается на экраны телевизоров и кинотеатров… Телевидение и кино по сути являются народной культурой Америки, но они не передают ничего, кроме презрения к образу жизни очень большой части народа… Людям сегодня внушают, что их культура в корне больная, насильственная, и беззаконная, и эти послания с экранов отнюдь не способствуют уверенности в будущем этой культуры. Это также заставляет людей испытывать стыд за свою страну и верить, что если их общество находится в упадке, то оно того заслуживает.» (Stein 1976, стр. 22).
Вышеприведенная цитата является хорошим примером того, насколько процессы социальной идентификации важны как для еврейских настроений в отношении не-евреев, так и для настроений не-евреев по отношению к евреям: внешние группы изображаются негативно, в то время как внутренние группы представляются в позитивном свете (см. в различных местах КК и MacDonald 1998a, Глава 1).
Безусловно, влияние на СМИ решительно влияет на то, как изображается Израиль — эта тема является основной в «Индустрии Холокоста» Финкельштейна (2000). Ари Шавит, израильский колумнист, так описывает свои чувства в отношении убийств сотен мирных жителей в израильской военной вылазке в южном Ливане в 1996 году: «Мы убивали их с чувством некой наивной гордыни. Мы испытывали абсолютную уверенность, что теперь, когда Белый Дом, Сенат, и большая часть американских медиа находятся в наших руках, жизни других значат гораздо меньше, чем наши» (33). Избрание Ариэля Шарона премьер-министром Израиля является еще одной иллюстрацией контрастов. Реакция СМИ на Шарона была несравнимо меньше, чем на ситуацию в Австрии, когда Партия Свободы Йорга Хайдера выиграла достаточно мест в парламенте для участия в австрийском правительстве. Несколько стран, включая Израиль, отозвали своих послов в ответ на избрание Хайдера. Политики по всему миру осудили Австрию и объявили, что они не собираются выносить участие Хайдера в австрийском правительстве в какой-либо форме. Возникла угроза торговых эмбарго против Австрии. Причина всего этого происходила из высказывания Хайдера, что на стороне Германии во Второй мировой войне сражались и порядочные люди, в том числе и в СС. Он также сказал, что некоторые из экономических политик Гитлера в 1930-х были вполне разумными. И он призвал прекратить иммиграцию в Австрию. Хайдер позже извинился за свои слова, но электоральный успех его партии привел к остракизму Австрии и непрекращающимся атакам встревоженных медиа против него лично.
Теперь сравните это с реакцией прессы на избрание Ариэля Шарона премьер-министром Израиля в 2001. Шарон был министром обороны Израиля в сентябре 1982 во время истребления от 700 до 2000 палестинцев, включая женщин и детей в лагерях беженцев в Сабре и Шатиле поблизости от Бейрута в Ливане. Журналист New York Times Томас Фридман видел «группы молодых людей двадцати-тридцати лет, которых выстраивали вдоль стен со связанными руками и ногами и затем расстреливали в гангстерском стиле» (34). Были записаны радиопереговоры израильских военных в которых они говорили о проведении «зачисток» в лагерях беженцев. Хотя собственно убийства выполнялись ливанскими христианами, поддерживаемыми Израилем, израильская армия полностью блокировала лагеря в течение двух дней пока происходили убийства. В заключении коммиссии Кагана, израильской коммиссии по расследованию инцидента, утверждается, что Шарон был косвенно ответственным за побоище. Коммиссия напрямую заявила, что Шарон несет на себе личную ответственность (35).
Реакцию американских медиа на избрание Шарона можно назвать в лучшем случае приглушенной. Никто не угрожал торговыми эмбарго и ни один посол не был отозван. Los Angeles Times послушно напечатала колонку, где Шарон был изображен как человек «усвоивший урок своих прошлых ошибок» (36). В июне 2001-го в Бельгии, на основании свидетельских показаний выживших в том побоище, Шарону было предъявлено обвинение в военных преступлениях. (Маловероятно, что Шарон будет признан виновным, в том числе и потому, что два важных свидетеля были недавно убиты при подозрительных обстоятельствах, что указывает на возможную связь с Моссадом. См. Agence France Presse от 24 января 2002 года.) Также заслуживает внимания и то, что Рехавам Зееви, близкая к Шарону фигура и министр туризма Израиля, и одновременно член могущественного Совета Безопасности вплоть до его убийства в октябре 2001 года, называл палестинцев «вшами» и выступал за их изгнание с территорий, контролируемых Израилем. Зееви сказал, что палестинцы живут в Израиле нелегально и что «Мы должны избавиться от тех, кто не является гражданами Израиля тем же способом, как избавляются от вшей. Мы должны остановить распространение этого рака в нашем теле» (37).
