об «учреждении». И когда он, описывая восприятие, говорит об «убеждении», то это как я уже сказал, неудачное слово. Ибо то, что происходит в восприятии, скажем, некой вещи, есть
актуальный акт
постижения существующей вещи. Напротив, убеждение я имею, и не осуществляя какого-то особого акта. Например, у меня есть убеждение, что моя квартира в Кракове все еще существует и я не сомневаюсь в этом. У меня есть убеждение, что Краков вообще существует, я посылаю туда письма и т.д.; но я же не осуществляю при этом какого-то акта признания. Это устойчивый, остающийся как бы в подпочве моего сознания феномен, психический феномен или состояние в котором постоянно заявляет о себе это убеждение. И если уж я приобрел какое-то убеждение оно продолжает существовать и дальше, и мне не нужно актуализировать его. Напротив, в каждом восприятии констатирующее постижение вещи или процесса осуществляется заново. Сейчас я вижу этот стол, причем таким образом, что он словно навязывает мне, что то, что я вижу, существует. И я даже не могу сказать, что я при этом соглашаюсь; даже это уже преувеличение. Я переживаю это в форме [появления чего-то сущего,] чего-то такого, что находится здесь, передо мной как самоприсутствующее. И я не делаю ничего особенного, чтобы постичь это «бытие» воспринятого, я не осуществляю никакого особенного акта «суждения». Я просто воспринимаю. Итак, это первое, что следует здесь констатировать, сколь бы трудно ни было передать это обстоятельство в словах.
Другую опасность несет в себе слово «вера». Его Гуссерль тоже употреблял довольно неясным образом. В первом томе «Идей» есть целая глава о различных «модальностях веры». Между тем, в обыденном языке слово «вера» используется для обозначения религиозной веры, что в данной связи к делу не относится. Возможно, Гуссерль употреблял это слово, следуя Дэвиду Юму. Но, тем не менее, есть существенное различие между религиозной верой и той «верой», которая имеет место при осуществлении восприятия или предикативного суждения или, наконец, в суждении существования. Это просто бросается в глаза, когда мы сравниваем случай моей веры в Бога с тем случаем, когда я осуществляю суждение существования, что Бог существует. Это два совершенно различных способа отношения (Verhaltungsweisen) человека, которые не следует друг с другом смешивать. Можно переживать первое и при этом все же не быть способным сделать второго, и наоборот. Можно даже задать вопрос о том, как же дело обстоит в действительности: верю я в существование Бога или же только выношу [соответствующее суждение существования]. Это будет иметь для нас определенное значение в дальнейшем.
Второй важный вопрос, который следует обсудить, будет играть определенную роль в последующих рассуждениях о так называемом априорном познании. А именно: я сегодня уже упоминал, что согласно Брентано, существуют «представления-восприятия» и «представления» tout court, как говорят в обиходном немецком языке. На различие между ними впервые в философии Нового времени указал Дэвид Юм. У Юма — это Вы знаете — слово «perception» обозначает любое переживание сознания. «Perceptions» можно разделить на два различных типа, а именно, на «impressions» и «idеas». Эти «ideas», суть по Юму «копии» впечатлений, как известно. Они, таким образом, во-первых, копии, отображения [впечатлений, «impressions»], во-вторых же, они отличаются от них и тем, что можно было бы назвать наглядным характером: а именно, первые живы, интенсивны, более сильны, в то время как другие, «ideas», слабее, менее интенсивны, бледны, не столь ясны, не столь отчетливы и несколько расплывчаты. Такое различие, которое тоже может существовать между «восприятием» и «представлением»] — это как говорят, различие в степени: это несколько сильнее, а то — например, «ideas» — несколько слабее. Но Гуссерль и другие феноменологи говорят на это: это совсем не так или, по крайней мере, не затрагивает самой сути дела. [Различие между «восприятием» и «представлением»] — это не простое различие в степени, здесь имеется, как обычно говорят, качественное различие, а именно, качественное различие типов наглядности. Здесь нет перехода от одного к другому. То есть невозможно, чтобы я, например очень живо представляя себе мои закрытые рукавом пальто и пиджака часы, внезапно увидел бы их, доведя эту живость представления до известной степени; невозможно, достигнув определенной интенсивности в представлении, в результате этого действительно воспринять часы. Или наоборот предположим, я еду вечером в моей машине, уже довольно темно, и я вижу очень плохо. У меня очень «слабые» впечатления, я вижу неотчетливо и т.д. И я не знаю, что это там, передо мной: другая машина, корова, человек? То есть нечто дано лишь очень неотчетливо, возможно, на периферии поля зрения. Но тем не менее, несмотря на все это мы имеем дело не с «представлением» (idea), но именно с восприятием, пусть «плохим», неотчетливым, но все же не могущим посредством какого-то ослабления прямо превратиться в «представление».
Конечно, легко просто сказать, что здесь имеет место не различие в степени, а качественное различие. Но этого недостаточно. Следует все же разъяснить, что это за различие, в чем оно состоит. Определить это чрезвычайно трудно, хотя мы все это постоянно переживаем.
Гуссерль не дал удовлетворительного разъяснения этого вопроса в сочинениях, опубликованных до сегодняшнего дня. Единственное <удовлетворительное> описание, которое я знаю, дала госпожа Хедвиг Конрад-Марциус в своей книге К вопросу об онтологии и теории явления реального внешнего мира [99]. Прежде всего, она зафиксировала одно различие между самими представлениями. По мнению Конрад-Марциус, есть два различных вида представлений: первый и, так сказать, нормальный вид актов представления основывается на том, что мы представляем нечто с помощью какого-то наглядного репрезентанта который, однако, не достаточен для того, чтобы сделать репрезентированное явленным в восприятии. Этот случай представления соответствует первому тезису Юма, согласно которому такое представление есть «копия» чего-то другого. Слово «копия» госпожа Конрад-Марциус разумеется, употреблять бы не стала. <Потому что если бы сейчас я захотел представить себе, скажем, море в гавани Осло, которое мы видим, подъезжая к Осло, а вместо этого передо мной появилось бы что-то совсем другое как это и произошло сейчас со мной — сейчас я как раз представляю себе план Осло, на котором внизу, между двумя голубыми линиями находится голубое пятно — тогда я должен поставить вопрос о том, что было представлено. Разумеется, представлен был план Осло и море. Но он был «представлен» наглядно: я «увидел» всю картину с этими разнообразными пятнами, в том числе и то голубое пятно, которое «изображает» море. Если бы я <действительно> увидел сам план, все было бы совсем по-другому. Эта карта настоящий план,
