изменений, необходимом или случайном их характере, возможности или невозможности для человека вмешаться в ход природных или социальных процессов, методах воздействия на них. Связь и зависимость отдельных элементов знаний, убеждений, взглядов, мнений и т. и. в составе мировоззрения, т. е. мировоззренческая структура, во многом определяется представлением об объективной связи и зависимости тех моментов действительности, которые отражены данными знаниями, убеждениями, взглядами, мнениями и т. и. Если представления об объективной взаимосвязи смутны, это неминуемо проявляется в нечеткости, непоследовательности мировоззрения, в его внутренней формально–логической противоречивости. Так представление о детерминированности мира обусловливает систему всех остальных воззрений на мир.
Указывая на связь детерминистских представлений с познанием мира, В. И. Ленин писал: «Тысячелетия прошли с тех пор, как зародилась идея „связи всего", „цепи причин". Сравнение того, как в истории человеческой мысли понимались эти причины, дало бы теорию познания бесспорно доказательную» [4, т. 29, с. 311]. Идеи связи и причинного отношения рождались в деятельности. Поэтому проследить развитие этих идей возможно лишь при рассмотрении эволюции общественного производства. Главные функции практики в отношении познания одновременно определяют и ее роль в развитии детерминистских представлений. Практика — начало, исходный пункт и основание детерминистских взглядов. Уже примитивное первобытное производство вырабатывает понятие взаимосвязи и зависимости явлений. Наши далекие предки в процессе деятельности получили, например, представление о трении как причине разогревания тел и применили это представление на практике, при добывании огня.
Представление о сложном, многокачественном отношении детерминации не могло появиться прежде достижения определенного уровня развития производства материальных благ и обусловленного этим развития научного знания. Так, представление, абсолютизировавшее однозначную и необходимую причинно–следственную зависимость как единственную зависимость между моментами мира, сформировавшееся еще в Древней Греции, было окончательно отвергнуто наукой только на рубеже XIX и XX вв. (как будет далее показано, рецидивы этого представления встречаются и поныне) в связи с проникновением науки в микромир. Данный факт свидетельствует также о том, что практика — критерий истинности детерминистских представлений и их цель.
Такую же связь с практикой имеет и мировоззрение. Мировоззрение рождается из практики как стремление объяснить все окружающее на основании экстраполяции ограниченных данных, полученных в процессе конкретной деятельности, на мир в целом и все его взаимодействия. Эта же экстраполяция используется вместе с тем и в попытках изменения окружающего. И в объяснении, и в изменении мира при помощи мировоззренческих установок невозможно обойтись без детерминистских представлений. Как подчеркивает В. Г. Иванов, «детерминизм и объяснение связаны неразрывной интимной связью. Объяснить явление — значит вскрыть ту систему детерминаций, следствием которой оно является» [80, с. 96]. Ясно, что без анализа этой системы невозможно и целенаправленное воздействие на данное явление. С другой стороны, как уже отмечалось, без рассмотрения системы объективных детерминаций мира невозможно построить целостное мировоззрение.
Не потому ли большинство авторов, исследовавших первобытное мировоззрение, отметили отсутствие системности в том и в другом? Леви–Брюль, например, указывал на то, что у первобытного человека понятия «причина» и «следствие» не связаны логическим обобщением и поэтому причиной и следствием называются любые события, совмещенные во времени или в пространстве [см.: 109, с. 314]. Характерен описываемый им случай враждебного отношения членов племени, находившихся на первобытнообщинном уровне развития, к миссионерам. Последние надевали во время богослужения особый головной убор, что было охарактеризовано как причина последовавшей после богослужения засухи [см.: 109, с. 44].
Случайный, бессистемный характер соединения различных сведений о мире, отсутствие логически обобщенных детерминистских представлений нашли отражение в мифологическом мировоззрении. Донаучное мировоззрение синкретически соединяло в себе реальное и мистическое. При этом противоречие между первым и вторым не замечалось. Такое единство основывалось на отсутствии систематизированных детерминистских представлений, ибо мифологическое мышление не различало необходимого и случайного, в силу чего сверхъестественное и естественное не вступали в мифологическом мировоззрении в противоречие [см.: 32, с. 17].
Свойственная всякому мировоззрению экстраполяция принципов получения и обобщения знаний об одной области действительности на другие на уровне донаучного мировоззрения проявляется в переносе познанных в первом приближении человеческих качеств и особенностей взаимодействий между людьми на окружающую природу. Такая экстраполяция была вынужденным актом перед лицом непознанных природных закономерностей. Антропоморфизм донаучного мировоззрения ярко проявился в приписывании богам всех человеческих качеств. Достаточно перечитать «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, чтобы убедиться в том, что боги (с позиций мифологии) могут быть коварны и простодушны, мужественны и трусливы, как люди: они страдают и радуются, предаются пьянству и прелюбодеянию. Связь древнегреческой мифологии с общественной жизнью того времени настолько сильна, что Ф. Энгельс без колебания выбирает миф основанием для анализа семейно–брачных отношений в Древней Греции [см.: 1, т. 21, с. 65–66, 103–104, 136–137],
Мифология обнаруживает явную связь с религией. Однако их необходимо различать. По определению Ф. Энгельса, «всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — —отражением, в котором земные силы принимают форму неземных» [1, т. 20, с. 328]. Религия так же антропоморфна, как и мифология, однако в мифологии явно присутствует стремление не подчиниться силам природы, а «подчинить» последние человеку в фантастическом их олицетворении, «уравнивании в правах» с известными, доступными освоению и воздействию человеческими отношениями. На это прямо указывает К. Маркс: «Всякая мифология преодолевает, подчиняет и формирует силы природы в воображении и при помощи воображения; она исчезает, следовательно, вместе с наступлением действительного господства над этими силами природы» [1, т. 12, с. 737]. Таким образом, в мифологии проявляется величие человеческого духа, не склоняющегося перед грозными непознанными силами природы, в то время как в религии представлена противоположная тенденция–смирение, подчинение этим силам, страх и робость перед ними.
Следует также различать религию доклассовых обществ, наиболее тесно смыкающуюся с мифологией и представляющую собой разновидность донаучного мировоззрения, и религию классовых обществ, сосуществующую с философией и наукой и являющуюся уже антинаучным мировоззрением. Принципиальное отличие этих видов религий выясняется из анализа известного положения К. Маркса: «…религия есть самосознание и самочувствование человека, который или еще не обрел себя, или уже снова себя потерял» [1, т. 1, с. 414]. Человек первобытного общества — необретший себя человек, не выделивший себя из окружающего мира и потому не получивший возможности объяснить этот мир естественно — из него самого. Для человека классового общества источником религиозного чувства является потеря себя, своего я, суверенности своей личности уже не перед слепыми силами природы, а перед враждебной стихией (поскольку она остается непознанной) общественных процессов.
«Страх перед слепой силой капитала, которая слепа, ибо не может быть предусмотрена массами народа, которая па каждом шагу жизни пролетария и мелкого хозяйчика грозит принести ему и
