И Гуссерль говорит примерно то же, хотя Бергсона он совсем не знал, [и, следовательно, описал изначальные данные ощущений независимо от него.]
Итак, два разных философа сделали одно и то же открытие. Ну, а каково отношение изначальных данных ощущения ко времени? — Конечно, ясно, сказал бы Бергсон (как и Гуссерль), что эти данные не находятся во времени (le temps), если понимать под ним конституированное гомогенное время. Впрочем, по Бергсону, гомогенное время — то же самое, что и гомогенное пространство, просто время — это одномерный continuum, в то время как пространство (l'espace) — многомерный, математически определенный continuum. В [изначально переживаемых данных] этого математически определенного, гомогенного времени нет. Тем не менее, изначальные данные «длятся»; и то, что здесь имеет место — это изначальная длительность, «la duree pure» Бергсона. Изначальные данные словно протягиваются в длительности. И если я говорю «протягиваются» в длительности, то, с точки зрения Бергсона, это уже определенное извращение <непосредственного опыта>. Поскольку там, где идет речь о протяжении, уже, по его мнению, вводится так или иначе некий пространственный момент, в то время как «lа duree pure» вообще не «экстенсивна». И у Гуссерля изначальное, внутреннее сознание времени, как он говорит, тоже не «etendu»; оно не «экстенсивно», здесь нет никакого «измерения». Но там, где Бергсон рядом с чистой длительностью видит только «время» (le temps) в смысле одномерного гомогенного континуума и отождествляет его с «пространством» (l'espace), там Гуссерль кроме изначального внутреннего сознания времени различает еще и «конституированное», наполненное, качественно определенное время, с одной стороны, и «физическое», математически определенное, континуальное и пустое время, время физических процессов, с другой106. «Наполненное», качественно определенное время — это время конституированных переживаний, а также конкретных данных во внешнем восприятии физических процессов в реальном мире. Только изначальные данные ощущения, которые лежат в основе всякого конституирования внутренних и внешних процессов, свободны от конституированного, «исполненного» времени. И тем не менее они «длятся» — именно так, как это описывал Бергсон. Но есть некое изначальное, примитивное «etendue», «самопротяжение». Вполне осмысленно говорить о нем при описании, скажем, изначальных визуальных данных. Можно говорить об определенном «растяжении» и в случае с акустическими данными. И даже тактильные данные не лишены всякого следа протяженности. Таким образом, мы вполне можем утверждать, что эти данные именно «длятся» и в длении совершенно определенным образом постоянно изменяются, возникают, становятся актуальными и пропадают. К этому я еще вернусь107.
А как в области изначальных данных ощущения дело обстоит с категориями? — Не все двенадцать кантовских категорий действительно являются формальными структурами. В «Таблице» категорий не все в порядке. Здесь названы различные предполагаемые «категории», которые совсем не являются категориями, т.е. изначальными предметными формами. Так, например, реальность — совсем не «категория». Она, скорее, есть определенный способ бытия, который следует прояснять в экзистенциальной онтологии, а не какая-то формальная структура. И «необходимость» тоже не «категория», не изначальная предметная форма. Но оставим это!
Может быть, в области изначальных данных ощущения вообще нет никакой «формы»? То есть, к примеру, никакой формы «субъект чего-либо», или «определенность чего-либо», никакого «тождества»? Так сказал бы Бергсон, поскольку он отрицает наличие какой бы то ни было «формы» в сфере чистой длительности. Сейчас я не хотел бы разбираться с этим дальше <и излагать> то, что я об этом думаю. Этот вопрос мне уже приходилось обсуждать в моей книге о Бергсоне, и там я утверждал, что в конечном счете Бергсон все же противоречит сам себе, а кроме того, совершает petitio principii. Невозможно отрицать наличие категорий в этом поле изначальных данных. Если мы все же делаем это, то мы просто совершаем ошибку. Но это, может быть, только мое личное мнение. Как дело обстоит в действительности — это, <таким образом,> открытая проблема. Гуссерль не высказал своего мнения о том, каково отношение данных ощущений к категориям. С одной стороны, он не возражал против тезиса моего исследования и принял мою книгу в качестве докторской работы. Но, возможно, он поступил просто как учитель, который предоставляет ученику свободу действий. Поэтому пусть категориальное оформление изначальных данных ощущений останется проблемой.
Но есть еще одна, принципиально важная проблема. А именно, встает вопрос о том, в каком отношении находятся эти изначально переживаемые данные ощущения, которые так или иначе все же присутствуют для меня позади или в подпочве текучих аспектов, к моим актам сознания и ко мне самому. Что касается Канта, то для него дело было ясно: ощущения — это эффекты аффицирования вещами в себе. Они субъективны, и так или иначе <содержатся> в сознании в смысле Канта. Как этот вопрос решал Бергсон, сказать очень трудно. Конечно, «la continuite heterogene des sensations» — это предельная изначальная действительность, причем, по-видимому, действительность «de la conscience». Но Бергсон, по сути дела, не имел представления об интенциональности сознания, он ничего не знал ни об одном тех актов, о которых я буду говорить сейчас. Поэтому невозможно сказать, как же, собственно, он решает этот вопрос: является ли эта «continuite heterogene des donnees immediates», то есть все многообразие «ощущаемого» моей жизни, именно тем, что есмь я сам? Или же это нечто, что я только обнаруживаю, с чем я как бы встречаюсь, что я «ощущаю», в то время как сам я не есмь это многообразие «donnees immediates»?
Чтобы сформулировать этот вопрос немного конкретнее, вначале мне нужно сказать пару слов об актах. Если Вы позволите, я сделаю это, разъясняя данную схему.
(6) «Проживание» акта, содержащееся в самом акте
[у Канта: «самосознание»; у Брентано: «внутреннее сознание»?]
(5) «Данные ощущений»; (8) «ощущение» «данных ощущений»;
Особая структура акта: (2) + (6).
Вещь (3) «дана»; аспекты (4) «переживаются» (5); акты «проживаются» (6) со стороны Я.
Это, конечно, только образное представление того, что действительно здесь присутствует и что совсем не «образно» — изначальной структуры восприятия. Когда я воспринимаю, для меня присутствует, мне дана вещь. Я осуществляю акт <восприятия>, но я не обращаю на мое восприятие внимания, я только осуществляю его. Но для того, чтобы иметь возможность видеть вещи, я должен пережить некий оттенок, т.е. некий аспект (4), который мне не дан, когда дана вещь, но который для меня все-таки не полностью исчезает. Я все же должен иметь какой-то доступ к аспектам. Итак, я провожу следующее различение: вещь (3) дана, а оттенок (4) переживается. Такое переживание (5) — это, так сказать, вторая форма, второй модус сознания при восприятии. Это не мишень интенции. Мишень
