подчинении у рассудка, а следовательно, не имеет априорных принципов и не самостоятельно.
Но если сознанию дано только особенное, частное, а общее не дано и его нужно найти, то способность суждения выступает лишь как рефлектирующая [10]. Это значит, что воспринимая многообразные формы природы, эмпирические законы которых рассудком усматриваются как случайные, способность суждения все же стремится, согласно своей функции, найти им нечто общее — закон или принцип. А так как общее рассудком не дано, то «такой трансцендентальный принцип рефлектирующая способность суждения может дать себе как закон только сама, а не заимствовать его со стороны (иначе она была бы определяющей способностью суждения)…» (5, 178).
Принципом, который рефлектирующая способность суждения сама себе устанавливает, является принцип целесообразности — особый способ рассмотрения частных эмпирических законов или предметов как системы, специально соответствующей характеру восприятия человека. При этом могут быть два случая. В одном — воспринятый предмет соотносится с разумом в соответствии с его понятием о цели. Таково суждение об объективной целесообразности всех явлений природы, или телеологическое [11]. Оно не имеет своего априорного принципа, так как пользуется принципами разума, и поэтому, как и определяющая способность суждения, не может быть поставлено рядом с рассудком и разумом.
В другом случае, если предмет воспринимается целесообразным только в отношении к познавательным способностям единственно лишь с точки зрения соответствия им (а не с целью познания), суждение о нем будет эстетическим суждением рефлексии.
Эстетическая способность суждения приписывает природе не реальную, а лишь формальную, или «техническую», целесообразность, т. е. способность ее согласовываться с формами восприятия субъекта. «Следовательно, наименование эстетическое суждение об объекте сразу же указывает, что хотя данное представление соотносится с объектом, но в суждении имеется в виду определение не объекта, а субъекта и его чувства» (5, 127). Из всех суждений, по заключению Канта, только эстетическая способность суждения, или вкус, имеет свой априорный принцип, отличный от соответствующих принципов рассудка и разума и являющийся условием особого восприятия объектов природы (т. е. восприятия их как технически целесообразных). Именно благодаря вкусу способность суждения может быть включена в систему способностей души.
Установив это формальное равноправие вкуса, Кант в дальнейшем подробно рассматривает его специфику и функции в разделе «Аналитика эстетической способности суждения». Специфика эстетического суждения, по Канту, состоит в том, что при определении, «прекрасно ли нечто или нет, мы соотносим представление не с объектом посредством рассудка ради познания, а с субъектом и его чувством удовольствия или неудовольствия посредством воображения (быть может, в связи с рассудком)» (5, 203).
Отсюда качественным отличием эстетического суждения от логического служит то, что оно не является познавательным суждением и что его определяющим основанием служит не объективное, а только субъективное основание. Ибо при эстетической оценке предмета или его представления оно соотносится и сопоставляется не с понятиями о нем, а со всей способностью представлений, ощущение которой является одним из важных состоянии души человека. Не будучи познавательным, эстетическое суждение вызывает особое чувство при восприятии предмета оценки. Но так как эстетическое суждение о прекрасном все же соотносится с рассудком, хотя и не основывается на его понятиях как логическое, Кант анализирует его так же, как и логическое, — по качеству, количеству, по отношению к целям и по модальности удовольствия от предмета суждения.
Качественной особенностью эстетического удовольствия является его бескорыстие во всех отношениях или полная незаинтересованность в предмете оценки. Поэтому, утверждает Кант, «для того, чтобы сказать, что предмет прекрасен, и доказать, что у меня есть вкус, важно не то, в чем я завишу от существования предмета, а то, что я делаю из этого представления в себе самом. Каждый должен согласиться, что то суждение о красоте, к которому примешивается малейший интерес, очень пристрастно и не есть чистое суждение вкуса» (5, 205).
Каким же видам интереса может быть противопоставлено эстетическое удовольствие как абсолютно незаинтересованное? Прежде всего приятному, которое возникает в результате восприятия предметов, вызывающих такое ощущение, которое возбуждает желание обладать этими предметами, а обладание дает наслаждение ими. Это утилитарное отношение к предметам в целях потребления их Кант справедливо считает отдельным от эстетического отношения к ним. Поэтому в отличие от ощущений, вызываемых утилитарным потреблением предметов, эстетическое удовольствие Кант предлагает называть чувством. «…Словом чувство — писал он, — будем обозначать то, что всегда должно оставаться только субъективным и что, безусловно, не может составлять представление о предмете» (5, 207).
Но справедливо разграничив познавательное, утилитарное и эстетическое отношение человека к действительности, Кант неправомерно разрывает и противопоставляет объективное и субъективное в этих отношениях. Это особенно показательно на примере, приводимом им самим: «Зеленый цвет луга относится к объективному ощущению как воспринимание предмета [внешнего] чувства; по приятность его относится к субъективному ощущению, посредством которого никакой предмет не представляется…» (там же). Здесь Кант, очень топко уловив разницу между познавательным и оценочным отношением к одному и тому же предмету, в данном случае к зеленому лугу, неправомерно разрывает их, хотя очевидно, что оценочное отношение возникает на основе представления предмета и воздействия его образа, возникающего в результате восприятия и опознания предмета оценки. Само по себе «субъективное ощущение» или эстетическое чувство вне связи с объектом или его представлением возникнуть так же не может, как не может фортепьяно играть без пианиста.
Далее, по Канту, эстетическое удовольствие отличается не только от приятного, по и от полезного и хорошего, ибо последние также связаны с каким-либо практическим интересом в отношении к предметам, обладающим этими свойствами.
Если ощущение приятного возможно при восприятии предметов, например, природы, назначение которых неизвестно, то отношение к предмету как к хорошему для чего-то или хорошему само по себе определяется понятием о цели этого предмета и основано на удовольствии от существования этого предмета, на интересе к нему (что, по Канту, исключает эстетическое отношение к этому предмету).
Таким образом, приятное и полезное отличаются от эстетического чувства удовольствия тем, что они связаны с интересом к предмету. В области человеческих отношений такой интерес (правда, на более высоком — бескорыстном или сверхчувственном — уровне) представляет собой морально доброе, как имеющее цель в самом себе, которое самим фактом существования вызывает в людях удовольствие.
«И приятное, и доброе, — писал Кант, — имеют отношение к способности желания и заключают в себе: первое — патологически обусловленное (побуждениями, stiniulos), а второе — чистое практическое удовольствие, которое определяется не только представлением о предмете, но также и представляемой связью субъекта с существованием предмета. Нравится не только предмет, но и существование его» (5, 210). То и другое удовольствие не свободно, связывает субъект или
