под ним только религиозную метафизику, – есть теория, умствование. И всё, не больше. Всякое умствование, всякая метафизическая теория выражается исключительно лишь словами. Но христианство как мировоззрение имеет целью определять именно поступки человека, его дела. Если мысли правильны, если слова, эти мысли выражающие, точны, но при этом дел, соответствующих этим правильным мыслям и точным словам, нет, то тогда толку от этих мыслей и слов тоже нет. Это умозаключение, в сущности, элементарное и потому несомненное даже для простого здравого смысла, апостол Иаков подкрепил хорошо всем известным высказыванием в своем Соборном Послании: «Ты веруешь, что Бог един. Хорошо делаешь. Но и бесы веруют и трепещут. Не хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?» (Иак 2:19–20).
Кроме того, в христианстве признается категория непостижимого для человеческого разума, иррационального. Например, признается наличия чудес, т.е. фактов, недоступных для человеческого понимания (исцеление безнадежно больных, воскрешение мертвых). Другой пример иррационального в христианстве – наличие т.н. «таинств», т.е. особых священнодействий, имеющих чрезвычайно важное значение для религиозно упорядоченной жизни, но для обычного человеческого разумения непонятных. При этом для рациональной философии категория иррационального принципиально неприемлема. Для рациональной философии вольное или невольное признание иррационального (под влиянием, например, скептицизма) означает признание своей несостоятельности.
Таким образом, отождествление философии с христианством при последовательном своем продумывании непременно должно было бы означать отрицание философии. Необходимо предположить, что у св. Иустина отождествление философии и христианства не было предназначено для буквального толкования, а было лишь фигурой речи. Смысл этого фигурального выражения в том, что философия при правильном её употреблении не может противоречить христианскому мировоззрению. Философия и христианство не находятся в отношении соперничества. Между ними есть отношение преемственности. Философия подводит к христианству, а дальше уступает ему место. Исчерпав свои ресурсы, т.е. возможности индивидуального человеческого разума, философия должна признать, что компетенция её закончилась, а дальше человеческой жизнью может руководить только христианство как самое глубокое (даже и в умственном отношении) и жизнеутверждающее мировоззрение.
Татиан Ассириец (112-185)
Учеником св. Иустина был другой христианский апологет – Татиан Ассириец (112-185). Он перенял основной тезис своего учителя – отождествление истинной философии с христианством, – но сделал из этого тезиса вывод, диаметрально противоположный выводу своего учителя.
Татиан Ассириец: языческая философия есть средоточие непримиримо противоречащих друг другу основных суждений, и вся языческая культура порочна.
Если св. Иустин, как мы теперь уже знаем, усматривал в греческой философии крупицы истины, а в христианстве видел истину во всей её полноте – причем между этой полнотой истины и её крупицами не усматривал качественного несоответствия, а только лишь количественную недостаточность этих крупиц по сравнению с полнотой, – то Татиан решительно отверг всю языческую философию как сосредоточие непримиримо противоречащих друг другу основных суждений. В своем сочинении «Речь против эллинов» Татиан обосновывал свое отвержение греческой философии именно этим, типичным для скептиков, аргументом – противоречиями философов друг другу. Но Татиан не остановился только лишь на отвержении греческой философии, а распространил это отвержение на всю греческую культуру. Для него вся языческая культура порочна, и потому долг каждого христианина состоит в том, чтобы прекратить всякие отношения не только с языческими верованиями, не только с языческими философскими умствованиями, но и со всей бытовой стороной жизни языческого общества. Его красноречивые, горячие и язвительные обличения всех сторон язычества стали образцом для других боевых защитников христианства. Татиан, несомненно, был примером для таких отрицателей языческой культуры, как св. Августин и св. Иоанн Златоуст.
Климент Александрийский (150-218)
Истинным преемником св. Иустина в понимании соотношения христианства и философии был Климент Александрийский (150-218). А так как св. Иустин в разрешении этого вопроса следовал методу Филона Александрийского (истина находится в религии, а философия помогает эту истину довести до степени рациональной ясности, что необходимо для школьно-педагогической деятельности), то Климент Александрийский своими размышлениями на эту тему оказался, в свое время, в христианской среде в положении, аналогичном положению Филона Александрийского в иудейской среде на две сотни лет раньше. Как Филон употреблял философскую эрудицию для растолкования своей национальной религии, так и Климент употреблял философию для защиты христианства от нападок образованных язычников. Для Климента, как и для св. Иустина (как и для Филона, только с заменой христианства иудаизмом), источник абсолютной истины только один, он находится в христианстве. Философия никакого существенного дополнения к этой истине дать не может. Но философия может довести суждения христианского вероучения до той желанной для ума ясности, при которой эти суждения не только утверждаются верой в качестве несомненных – с практической точки зрения – положений религиозного мировоззрения, но и принимаются умом уже как рационально очевидные и, потому, теоретически необходимые. Кратко сказать, христианство дает в качестве истины систему мировоззренческих верований, философия переводит эту систему верований (= вероятностных суждений) в систему знаний (= аподиктических суждений). Вера в лице христианства утверждает истину, знание в лице философии эту истину представляет теоретически необходимой.
Климент Александрийский: вера в лице христианства утверждает истину, знание в лице философии эту истину представляет теоретически необходимой.
Такое взаимодействие веры и знания полезно, по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, в отношении дидактическом. Христианская вера, подтверждаемая христианским знанием, становится верой само-осознанной, т.е. не только определяющей жизненное поведение человека (что, конечно же, самое главное), но понимающей и умеющей объяснить, почему надо поступать именно так, по-христиански. А такое понимание и объяснение необходимо для христианского школьного обучения. Во-вторых, представить свое вероучение в виде системы знаний полезно для христианина и в чисто апологетических целях. Ведь представить христианскую истину в качестве теоретически необходимой значит представить её в качестве теоретически непреоборимой для теоретических нападок.
Климент Александрийский: философия может помочь защитить христианскую истину от теоретических нападок.
Климент Александрийский подчеркивал, помимо дидактической, апологетическую полезность философии для христианства. Философия ничего не может добавить к истине христианства, но она может помочь христианскую истину защитить от теоретических нападок. Наиболее действенным средством такой защиты являлось основательное знание всех основных философских позиций с их аргументами и контраргументами, чтобы это знание употребить в пользу христианства. Практически сущность всякого ученого спора ведь сводится к сопоставлению качества эрудиции спорящих сторон. Чья эрудиция шире и глубже, тот, в идеале, и должен считаться выигравшем спор. Очень редко какое сопоставление эрудиций дает очевидный результат. Но, во всяком случае, продемонстрированная эрудиция заставляет оппонента изложенную точку зрения уважать, даже если с существом этой точки зрения он и не согласится. Сам Климент Александрийский обладал обширнейшей ученостью в области истории философской литературы, что он
