являясь основными реперами всей сферы изменений. Это – важный момент, который необходимо учитывать при анализе проблемы качественного изменения. Отметим также и то обстоятельство, что анализируя общую теорию изменения сквозь призму концепции противоположностей, а точнее, концепции противопоставления или противолежания, мы отчетливо обнаруживаем наложение на физический мир логико-грамматической «сетки». Это ясно просматривается в том положении, согласно которому для противоположностей необходим субстрат, «подлежащее» (Физика I, 7, 191а 4). Действительно, «все возникает из подлежащего и формы, – говорит Аристотель, – именно: образованный человек слагается известным образом из человека и из образованного,
так как можно разложить предложения на эти термины» (Физика, I, 7, 190b 20–22, курсив наш. –
В.В.).
Логико-грамматический анализ предложений служит основанием для онтологических высказываний о структуре процессов возникновения. Субъект-предикатная структура предложений («так как можно разложить предложение на эти термины», т. е.
на «подлежащее» и «противолежащие», на субъект и предикат) оказывается, таким образом, онтологически значимой моделью: на ней оформляется онтологическая схема «субстанция – акциденция». Аристотель говорит: «Человек, золото (т. е. “подлежащее”. – В.В.) и вообще счислимая материя есть скорее некий определенный предмет, и возникающее происходит из него не по совпадению; а “лишенность” и “противоположность” суть акциденции» (Физика, I, 190b 25–30).
В пятой книге «Физики» (V, 1) Аристотель дает дедукцию видов движения, основанную на действии принципа антитезы (противоположность и противоречие). Так как всякое движение «происходит из чего-нибудь во что-нибудь» (V, 1, 225а 1), то все возможные виды изменений задаются такой матрицей:
П→ П, П → не-П, не-П →Π, не-П → не-П,
где П – подлежащее («что-нибудь»), а не-П – не-подлежащее. Подлежащее и не-подлежащее (иначе: субстанция и акциденция) задают структуру изменения вообще. Эту матрицу возможных изменений Аристотель последовательно сокращает сначала до трех типов, исключая не-П → не-П, так как для него нет антитезы, а затем отбрасывает и П → не-П и не-П → П, которые описывают не движение, а возникновение и исчезновение сущностей. Этот акт отбора также обусловлен принципом противоположностей: «Для категории сущности, – говорит Аристотель, – нет движения, так как ничто существующее ей не противоположно» (Физика, V, 2, 225b 10). В результате наложения на исходный набор возможных типов изменения критерия противоположности или, точнее, антитезы (противоположность плюс противоречие) остается только один тип: П → П: «Изменение из подлежащего в подлежащее одно только и является движением» (там же, V, 1, 225b 1–2).
Дальнейшая селекция уже на уровне конкретных видов движения идет через анализ категорий. Эта селекция проводится Аристотелем на основе того же самого принципа: «Так как не существует движения ни сущности, ни отношения, ни действия и страдания, – говорит он, – остается только движение в отношении качества, количества и “где”, ибо в каждом из них имеется своя противоположность» (V, 2, 226а 23–26, курсив наш. – В.В.). Качественное изменение, движение по категории качества обусловлено тем, что оно содержит определенную специфическую противоположность. Наличие этой противоположности и делает качественное изменение возможным. Таким образом, концепция качественного изменения необходимым образом вытекает из общей теории изменения, основанной на принципе противоположностей. Отметим, что эта дедукция видов движения по методу своего осуществления подобна дедукции четырех элементов в первой книге «О возникновении и уничтожении»: сначала составляется матрица всех абстрактно возможных сочетаний, а затем следует отбор действительно возможных – «реальных» – сочетаний на основе определенных правил запрета.
Аристотель отвергает и существование движения движения на основании принципа противоположностей. В «Метафизике» он говорит, что «движение должно быть движением такой-то вещи от чего-то к чему-то, а не движением [вообще]» (XI, 12, 1068b 14–15). Это предполагаемое движение движения не имеет ни субстрата, ни того, «откуда» и «куда» оно движется. Движение, таким образом, должно совершаться в рамках противоположных определений субстрата движения. Это основное требование к движению нарушается в случае движения движения, которое поэтому и отбрасывается Аристотелем. Это отбрасывание движения движения сокращает число возможных видов движения, отсеивая движение по таким категориям, как действие и испытывание действия.
В основе аристотелевской концепции противоположностей лежит, во-первых, представление о необходимости субстрата для противоположностей («подлежащее», ὑποκείμενον), о чем мы уже говорили, и, во-вторых, представление о невозможности взаимодействия между противоположностями.
В первой книге «Физики» Аристотель говорит, что «противоположности не могут воздействовать друг на друга» (I, 7, 190b 33). Этот принцип он вводит при разборе вопроса о числе начал, необходимых для понимания изменения. Если бы противоположности могли самостоятельно воздействовать друг на друга, то, по-видимому, начал было бы два: одна и другая противоположность. Однако они не воздействуют друг на друга: воздействуют предметы – «подлежащие», наделенные противоположностями. Поэтому, заключает Аристотель, начал три. Этот принцип служит ему для обоснования наличия в основе всякого процесса изменения его носителя. В результате рассмотрения этого принципа невзаимодействия противоположностей он заключает о необходимости субстрата (там же, 191а 4). Причем полагание в основе изменения его субстрата означает полагание непрерывности процесса изменения.
Действительно, вещь, переходя от одного контрарного атрибута к другому, остается данной вещью. Напротив, приобретение контрадикторного атрибута означает ее разрушение как данной вещи. Противоположности, таким образом, фиксируют крайние пределы, между которыми возможно движение без нарушения родового единства, представленного субстратом изменения. Изменение в рамках противоположностей является взаимным, т. е. обратимым. Таким образом, этот принцип запрета взаимодействия противоположностей необходим для полагания непрерывности, континуальности процесса изменения. Если бы в движении участвовали только одни самостоятельно взаимодействующие противоположности, то движение было бы только дискретной чередой «смертей» и «рождений» и не существовало бы никакой непрерывности, вносящей в движение рациональный порядок, делающий движение доступным разумному постижению. Итак, движение в рамках противоположностей, неспособных самостоятельно взаимодействовать между собой, не ставит под вопрос устойчивость, непрерывность субстрата изменения, самой изменяющейся вещи.
Эту же мысль о необходимой связи противоположностей с субстратом изменения Аристотель высказывает и в первой главе XIV книги «Метафизики»: «Субстрат должен быть присущ противоположностям. Следовательно, все противоположности всегда относятся к субстрату, и ни одна не существует отдельно» (1087b 1–3, курсив наш. – В.В.). Интересно отметить, что это требование общей теории изменения реализуется не во всех сочинениях Аристотеля, в которых рассматриваются конкретные процессы движения в подлунном мире. Так, в книгах «О возникновении и уничтожении», где излагаются общие вопросы движения в подлунном мире и теория элементов, это требование удовлетворяется. Однако в сочинениях биологического цикла и в примыкающей к ним IV книге «Метеорологии» мы видим иную картину: качества как противоположности выступают как самостоятельные силы без всякого субстрата.
По этому поводу мы могли бы заметить, что физико-динамический квалитативизм не укладывается в данную концепцию изменения, так как в его рамках качественные противоположности существуют именно отдельно и самостоятельно. Отношение же этой концепции к учению о качественном изменении
