языка, которым недостает более строгой точности, присущей ученым, занимающимся естественными науками. Вероятно, мы сможем расплывчато сослаться на «те же самые» флаги, правила и лозунги, существовавшие в течение всего времени жизни компании, наивно притворяясь, что такие порты, как Батавия, Бантен и Малакка, были «теми же самыми» и в 1750, и в 1650 году. Но в конечном счете — будет продолжать Брауни — единственное, что остается неизменным, — это те мельчайшие, долговечные, конечные вещи, у которых больше нет какой-либо внутренней структуры: таковы, например, струны из одноименной теории.
Здесь, однако, Брауни впадает в заблуждение, названное философом Сэмом Коулманом «меньшизмом» (smallism), как если бы единственными реальными элементами любой ситуации были ее мельчайшие компоненты, на которые можно разложить все на свете [20]. Нам кажется, что окружающие нас объекты средних и больших размеров (от чашек, столов и цветов до небоскребов и слонов) обладают своими собственными независимыми особенностями. Однако, по словам Брауни, эти более крупные объекты в конечном счете получают все свои свойства от своих компонентов; ведь без них большие объекты никогда бы не существовали. Этот аргумент упускает из виду явление, известное под именем эмерджентности. Оно возникает тогда, когда при соединении вместе более мелких объектов в один новый у этого последнего появляются невиданные ранее свойства [21]. В жизни человека это можно наблюдать повсюду. К примеру, мы с моим другом по учебе в старших классах как-то одним летом заметили, что девушки часто гуляют втроем, а парни — почти всегда в одиночку либо парами. Довольно долго мы с удивлением задавались вопросом о природе данного явления, пока мой друг довольно туманным образом не уловил его смысла, заметив, что «три парня — это уже банда». Думаю, он имел в виду следующее: возникает некая смутная угроза, когда трое молодых мужчин собираются вместе, и поэтому данная практика некоторым образом не поощряется в нормальных ситуациях, не создающих благоприятных условий для угрозы. Если это наблюдение верно, то в этом случае трое собравшихся вместе парней обладают смутным эмерджентным свойством «похожей на банду угрозы обществу», которое не обнаруживается ни у двух парней, ни у трех девушек. Четыре с половиной миллиона человек вместе составляют сегодняшнюю Анкару, город в Турции, но очевидно, что Анкара — это не только 4,5 миллиона индивидов, собранных в массу. Для начала городу также требуется ряд неодушевленных объектов: город исчез бы, если бы 4,5 миллиона жителей Анкары просто стояли бы вместе голыми в поле. Кроме того, Анкара обладает эмерджентными структурами, принадлежащими городу как целому, а не его частям: браками, семьями, клубами, профессиями и политическими партиями, не говоря уже о турецких сленговых словечках, используемых в различных возрастных группах.
То же самое можно сказать и о науке, что особенно легко увидеть на примере такой области, как органическая химия: все органические соединения содержат углерод, однако существуют миллионы органических соединений, каждое из которых обладает своими уникальными свойствами. Иногда защитники эмерджентности искушают судьбу и выдвигают избыточные дополнительные притязания, утверждая, например, что свойства органических соединений «невозможно было предсказать», исходя из свойств углерода. Однако квантовая химия позволяет нам предсказывать свойства более крупных молекул до того, как они были фактически созданы. И дело тут не в предсказуемости, ведь даже если бы мы могли предсказать свойства всех более крупных соединений, опираясь на их элементарные материальные составляющие, то эта способность никак не изменила бы того факта, что более крупное соединение действительно содержит эмерджентные свойства, не обнаруживаемые в его компонентах. Точно так же это очевидно и в человеческой жизни. Вообразите себе пару, готовую пожениться, при том что все их друзья заранее отчетливо понимают, что последствия этого брака будут разрушительны. Теперь давайте представим, что друзья пары абсолютно правы: брак не только рушится, но и происходит это именно таким образом и точно в те запланированные сроки, что были ими предсказаны. Однако обратите внимание, что предсказуемость неудачи в браке не означает, что он представляет собой не более чем сумму из двух ранее существовавших лиц, вступивших в него. Иными словами, эмерджентная реальность объекта (например, супружеской пары), составленного из нескольких частей, не зависит от предсказуемости или непредсказуемости того, что с ним в конечном итоге произойдет. То же самое было бы справедливо, если бы друзья были совершенно неправы и брак привел бы к вечной и блаженной гармонии: суть в том, что его существование как эмерджентного объекта в дополнение к двум отдельным партнерам не имеет никакого отношения к тому, можно ли предвидеть его успех или провал.
Еще один предрассудок отчасти затрагивает историю философии. Он гласит, что только то, что естественно, существует по-настоящему. Особенно наглядно данная доктрина присутствует в философии немецкого эрудита Г. В. Лейбница (1646–1716). Лейбниц проводит четкое различие между тем, что он называет субстанциями, и тем, что он называет агрегатами. Субстанции — это простые духоподобные сущности (известные под именем «монад»), все они были созданы Богом в начале времен [22]. Агрегаты же, напротив, представляют собой соединения вроде машин, хороводов из держащихся за руки мужчин или склеенных попарно бриллиантов. Для Лейбница такие агрегаты — просто смехотворная замена настоящих субстанций, существующих исключительно в силу своей природы, а не чьей-то выдумки. ООО отвергает эту точку зрения, поскольку машины, подобные Голландской Ост-Индской компании (еще один предмет насмешек Лейбница), могут также считаться цельными объектами не хуже атомов или мельчайших вибрирующих струн. Короче говоря, естественность в качестве критерия объектности ничем не лучше малости или простоты. Что же до подлинных критериев того, что можно считать объектом, то их мы обсудим в конце этой главы.
Третье Ложное Предположение: все существующее должно быть реальным. Один из величайших вымышленных литературных героев всех времен — это, конечно же, детектив Шерлок Холмс, персонаж рассказов сэра Артура Конан Дойла. Когда Конан Дойл писал эти истории, он пытался поселить своего детектива по несуществующему адресу в доме 221b на реальной лондонской улице Бейкер-стрит. Но затем эта настоящая Бейкер-стрит, оживленная лондонская улица, была продлена до двухсотых номеров, в результате чего вымышленная квартира Холмса и доктора Ватсона оказалась в перечне реальных городских адресов. И действительно, получилось так, что сначала одно реально существующее здание, а затем и другое стали претендовать на роль «подлинного» местонахождения квартиры Холмса и Ватсона. Говорят, что некоторые поклонники Шерлока Холмса, посещающие нынешний адрес, где теперь находятся музей и сувенирный магазин, продолжают, несмотря ни на что, верить, что детектив был настоящей исторической личностью. Пересказ этой истории обычно вызывает бессердечные насмешки в адрес этих наивных туристов. Тем не менее
