96
Эту классификацию следует отличать от деления правоотношений по способу индивидуализации субъектов. Здесь юридические особенности правоотношения, в частности особенности субъективных прав, зависят не от состава обязанных лиц, а от характера их поведения (следовательно, от того, какую из двух регулятивных функций права — статическую или динамическую опосредствуют данные правоотношения). Интересные соображения о разнообразных видах сочетания субъективных прав и обязанностей, в том числе об обязанностях пассивного и активного типов, высказал А.С. Пиголкин (см.: Пиголкин А.С. Правовая норма — регулятор общественных отношений. — Ученые записки ВИЮН. Вып. 17. М., 1963. с. 19–21). См. также: Общая теория советского права, с. 214.
Претерпевание, казалось бы, представляет собой бездействие (см.: Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958, с. 156). Но это недостаточно точно. Претерпевание главным образом состоит в принятии того воздействия, которое оказывает управомоченный. Выделение претерпевания (наряду с положительными действиями и воздержанием от действия) важно для полной характеристики охранительных правоотношений, в том числе уголовно-правовых. Лицо, к которому обращены меры юридической ответственности, обязано сообразовывать свое поведение с применяемыми к нему правовыми санкциями. Оно не просто бездействует, а, скорее, «согласует» свое поведение с мерами правовой ответственности.
Ю.И. Гревцовым высказан взгляд, в соответствии с которым субъективные права и обязанности являются не содержанием, а формой правового отношения. Но вызван ли такой взгляд только тем, что, по мнению автора, при ином решении остается открытым вопрос о форме правового отношения (см.: Сов. государство и право, 1980, № 6, с. 120)? Если видеть в правоотношении специфическое явление, которое как форма имеет собственное содержание, то последнее не в чем ином, кроме как в субъективных правах и обязанностях (взятых в единстве с реальным поведением субъектов), состоять не может. И хотя вопрос о форме правоотношения вряд ли может быть причислен к таким, которые продиктованы практикой и логикой познания в рамках правоведения, однако и он при подобном подходе может получить вполне удовлетворительное решение: внутренняя форма правоотношения — это его структура, внешняя — соответствующие индивидуальные акты.
Сов. государство и право, 1979, № 7, с. 58.
См.: Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении, с. 6–7, 36, 211, 305.
См.: Мальцев Г.В. Социалистическое право и свобода личности. М., 1968, с. 65.
См.: Чхиквадзе В.М. Государство, демократия, законность. Ленинские идеи и современность. М., 1967, с. 306. По мнению Г. В. Мальцева, в обществе возникает следующая связь: объективные интересы — общественное сознание — право (см.: Мальцев Г.В. Социалистическое право и свобода личности, с. 101).
По справедливому мнению Н.С. Малеина, юридические нормы, в которых отражен законный интерес, порождают правоотношения общего, но не конкретного типа (см.: Малеин Н.С. Охраняемый законом интерес. — Сов. государство и право, 1980, № 1, с. 32).
Н.А. Шанкеновым выдвинуты убедительные соображения о двух качественно различных уровнях правового обеспечения интересов личности: уровень «законного интереса» (общие правоотношения) и уровень юридического интереса (конкретные правоотношения) (см.: Шанкенов Н.А. Категория интереса в советском праве. — Автореф. канд. дисс. Свердловск, 1980, с. 13–17).
См.: Братусь С.Н. Субъекты гражданского права. М., 1950, с. 8–21.
См., например: Александров Н.Г. Право и законность в период развернутого строительства коммунизма. М., 1961, с. 225.
См.: Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959, с. 42.
См.: Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе, с. 56–57.
См.: Толстой Ю. К. К теории правоотношения, с. 41.
См.: Басин Ю.Г. Вопросы советского жилищного права. Алма-Ата. 1963, с. 123–126.
Вот почему представляется не столь теоретически принципиальной постановка вопроса о том, соответствуют ли правомочиям на активные действия определенные юридические обязанности.
Подобная постановка вопроса подчас признается чуть ли не решающей при рассмотрении проблемы, существуют ли субъективные права вне правоотношений. Сторонники подобного воззрения обычно ссылаются на то, что правомочиям на активные действия не корреспондируют какие-либо обязанности. Значит, полагают они, перед нами права вне правоотношений. Авторы же, отстаивающие противоположное мнение, стремятся показать, что и здесь могут быть найдены юридические обязанности в виде «связанности», обязанности «не препятствовать».
Между тем правомочиям на положительные действия и не должны непосредственно соответствовать какие-либо обязанности. Ведь это права на собственные действия управомоченного. Они обеспечивают удовлетворение интереса управомоченного без какого-либо содействия со стороны обязанных лиц. Но это ни в коей мере не означает, что в данном случае субъективное право вообще не связано с юридическими обязанностями и находится вне правоотношения. Связаны с обязанностями и правомочия на положительные действия. Только связь эта не прямая, а опосредованная: через другое правомочие, находящееся с правомочием на положительные действия в единстве — через правомочие требовать от других лиц воздержания от действий известного рода.
Применительно к данной группе правомочий (субъективных прав) необходимо признать справедливым теоретическое положение, сформулированное М.С. Строговичем: субъективное право есть всегда право на что-то, на какую-то ценность — материальную или духовную (см. — Проблемы советского социалистического государства и права в современный период. М., 1969, с. 224; см. также: Строгович М.С. Основные вопросы советской социалистической законности. М., 1966, с. 170–171).
См.: Исаков В.Б. Фактический состав в механизме правового регулирования. Саратов, 1980, с. 95–102.
В юридической литературе вопрос о секундарных правомочиях решается по-разному. Так, М. М. Агарков считал, что секундарные правомочия не относятся к категории субъективных прав, а являются лишь проявлениями правоспособности (см.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1947, с. 70–73). Аналогичную точку зрения защищает Р. О. Халфина (см.: Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении, с. 235). По мнению же С. Н. Братуся, секундарные правомочия являются настоящими субъективными правами (см.: Братусь С. Н. Субъекты гражданского права, с. 9—11).
Позиция С.Н. Братуся представляется более правильной. Необходимо лишь различать субъективное право и правомочия и видеть специфику прав на свои активные действия. В частности, по соображениям, приведенным выше, нет необходимости отыскивать для каждого секундарного правомочия особую юридическую обязанность. Их юридические функции в основном исчерпываются теми обязательными юридическими последствиями, которые автоматически наступают в рамках внутренних механизмов развития правоотношения. Юридические же обязанности соотносятся не непосредственно с правомочиями на положительные действия, а со связанными с ними правомочиями требовать от других лиц воздержания от действий известного рода, в том числе не препятствовать действиям носителя секундарного правомочия.
Указанные черты секундарных прав, надо полагать, не были учтены Р.О. Халфиной, когда она, анализируя примеры рассматриваемых правомочий и признавая в принципе их существование, утверждает, что вряд ли целесообразно вычленять их из всего комплекса прав и обязанностей (см.: Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении, с. 233).
Л.С. Явич определяет притязание как меру (вид) требования управомоченного к обязанному лицу, не исполнявшему своей юридической обязанности, обращенного к последнему через орган государства, который компетентен применять санкции юридических норм (см.: Явич Л.С. Проблемы правового регулирования советских общественных отношений. М., 1961, с. 126).
См.: Гурвич Л.А. Право на иск. М., 1949, с. 142–146.
См.: Братусь С.Н. Субъекты гражданского права, с. 9; Курылев С.В. Формы защиты и принудительного осуществления субъективных прав и право на иск. — Труды Иркутского государственного университета. Т. 22. Серия юридическая. Вып. 3. Иркутск, 1957, с. 203–210.
