Значимые другие не лепят личность ребенка из ничего; они, скорее, запечатлевают свой образ мира на «естественных» (досоциальных, или, точнее, довоспитательных) предрасположенностях ребенка. И хотя в целом такие предрасположенности — инстинкты и влечения — играют в человеческой жизни меньшую роль, чем в жизни животных, тем не менее они присутствуют в биологическом наследии каждого новорожденного человеческого существа. Что это за инстинкты — вопрос спорный. Ученые расходятся во мнениях, причем их точки зрения разнятся достаточно сильно: от попыток объяснить большую часть якобы социально навязанного поведения только причинами биологического характера (биологическими детерминантами) до веры в почти безграничные возможности социального преобразования человеческого поведения. И все же большинство ученых, скорее, поддерживает притязания общества на его право устанавливать и навязывать стандарты приемлемого поведения, равно как и сам аргумент, поддерживающий эти притязания: социальное обучение необходимо, поскольку естественные предрасположенности людей делают их совместное существование либо невозможным, либо чреватым насилием и опасностями. Большинство ученых согласны с тем, что воздействие некоторых естественных влечений особенно сильно, и потому определенная группа людей должна тем или иным способом сдерживать их. Чаще всего в качестве таких влечений, которые весьма рискованно оставлять без контроля, называют сексуальные и агрессивные влечения. Ученые отмечают, что если бы им дали полную свободу, то в результате они привели бы к конфликтам такой силы, которую не смогла бы сдержать ни одна группа, и социальная жизнь вряд ли была бы возможна.
Все выжившие группы должны были сформировать, как нам говорят, эффективные способы приручения, сдерживания и подавления, которые позволяют контролировать проявления этих влечений. Зигмунд Фрейд — основатель психоанализа — предположил, что весь процесс саморазвития и социальной организации групп людей можно объяснить, исходя из необходимости и потребности практических усилий для контроля за проявлениями социально опасных влечений, особенно сексуальных и агрессивных инстинктов. Фрейд полагал, что инстинкты неуничтожимы, их нельзя разрушить, а можно только «подавить», вытеснить в подсознание. В этом чистилище их удерживает «суперэго»[1], усвоенное, интернализованное индивидом знание требований и принуждающих воздействий со стороны группы. Фрейд метафорически назвал «суперэго» «гарнизоном, оставленным в завоеванном городе» победоносной армией общества, чтобы держать в постоянном подчинении подавленные инстинкты — подсознательное. Само «эго», таким образом, оказывается между двумя силами: инстинктами, вытесненными в подсознание, но все еще могущественными и мятежными, с одной стороны, и «суперэго» (родственное мидовскому «Ме»), вынуждающего «эго» (родственное мидовскому «I») держать влечения в подсознании и предотвращать их побег из заточения. Норберт Элиас, германско-британский социолог, который проанализировал гипотезы Фрейда в обширном историческом исследовании, предположил, что личностный, индивидуальный опыт, имеющийся у каждого из нас, происходит именно из этого двойного давления. Уже упомянутое двойственное отношение к нашей собственной личности проистекает из двойственности (амбивалентности) того положения, в которое нас загоняют два побуждения, действующие в противоположных направлениях. Живя в группе, я должен контролировать себя. Личность есть нечто, которое необходимо контролировать, и я — один из тех, кто должен это делать…
Несомненно, все общества контролируют естественные наклонности своих членов и делают все, чтобы сохранить определенный уровень допустимых взаимодействий. Однако менее определенны наши знания относительно другого вопроса, а именно: только ли нездоровые, антисоциальные стороны естественных задатков подавляются в этом процессе (хотя именно это и заявляют власти, выступающие от имени всего общества). Насколько нам известно, нет достаточно определенных свидетельств того, что человек по природе своей агрессивен и потому его надо укрощать и приручать. То, что пытаются представить как вспышку естественной агрессивности, зачастую оказывается лишь стремлением выплеснуть бессердечие и ненависть — качества, имеющие скорее социальное, нежели генетическое, происхождение. Другими словами, если верно утверждение, что группы обучают своих членов определенным навыкам поведения и контролируют его, то из него отнюдь не следует, что они тем самым делают их поведение более человечным и нравственным. Это означает только, что в результате такого «натаскивания», надзора и корректировок поведение члена группы лучше приспосабливается к образцам, которые в данной социальной группе признаются правильными и поощряются.
Процесс формирования «Ме» и «I», подавления инстинктов и выработки «суперэго» часто называют социализацией. Я социализирован (т. е. преобразован в существо, способное жить в обществе), поскольку могу, благодаря интернализации социального принуждения, жить и действовать в группе; поскольку я приобрел навыки поведения, разрешенного обществом, и, соответственно, навык быть «свободным», нести ответственность за свои действия. А те значимые другие, которые сыграли такую важную роль в приобретении этих навыков, могут рассматриваться как агенты социализации. Но кто они? Как мы видели, реальной силой, непосредственно участвующей в развитии личности, являются представления ребенка о намерениях и ожиданиях других людей (причем не обязательно тех намерениях и ожиданиях, которые на деле разделяют эти другие); ребенок сам осуществляет отбор значимых других из множества людей, попадающих в его поле зрения. По существу свобода выбора у ребенка неполная; одни «другие» могут проникнуть в мир ребенка и повлиять на его выбор быстрее, чем иные «другие». Тем не менее, вырастая в мире, населенном группами, которые движутся к разным целям и у которых разные стили жизни, ребенок едва ли избежит выбора; если требования «других» противоречивы и не могут быть удовлетворены в одно и то же время, то некоторым из них должно быть уделено больше внимания, чем другим, и соответственно они должны быть более значимыми.
Необходимость дифференцированно определять значение (соответствие) требований не связана с положением ребенка. И вы, и я ежедневно испытываем эту необходимость. Изо дня в день я должен выбирать между требованиями семьи, друзей, начальников, каждый из которых одновременно чего-то хочет от меня. Я вынужден рисковать утратить расположение любимых и уважаемых мною друзей, чтобы умиротворить кого-то еще, которого я люблю не меньше. Когда бы я ни высказывал свои политические взгляды, я могу быть уверен, что некоторым людям из тех, кого я знаю и уважаю, эти взгляды не понравятся, и они затаят на меня обиду за такие высказывания. Я мало что могу сделать для предотвращения подобных неприятных последствий собственного выбора. Приписывание соответствия с неизбежностью означает и приписывание несоответствия; выбор одних людей как значимых означает, с необходимостью, признание кого-то другого незначимым или, по крайней мере, менее значимым. Зачастую это предполагает риск вызвать чье-то возмущение, и он возрастет в зависимости от степени гетерогенности (неоднородности) среды, в которой я живу, — от степени ее конфликтности, разорванности на группы с противоположными идеалами и образом жизни.
Отобрать значимых других из этого окружения — значит сделать выбор из многих групп одной, которая становится референтной группой; по ней я сверяю свое поведение, ее я принимаю за образец для всей своей жизни или для определенного ее периода. Исходя из того, что я знаю о группе, выбранной мною в качестве референтной, я буду оценивать свое поведение и делать выводы о его качестве и соответствии. Обладая этим знанием, я буду испытывать приятное ощущение, если сделанное мною будет правильным, или почувствую неприятное предостережение о том, что мои действия должны быть иными. Я буду стараться во всем следовать своей референтной группе: в манерах говорить, одеваться, подбирать выражения и т. п. Я постараюсь научиться у референтной группы, когда, при каких обстоятельствах быть дерзким и непочтительным, а когда послушно следовать общим предписаниям, нормам. Из образа моей референтной группы, который я нарисовал себе, я буду черпать, например, советы относительно того, что заслуживает моего внимания, а что — ниже моего достоинства. Я все буду делать так, как если бы я искал одобрения у моей референтной группы; как если бы я хотел быть принятым в число ее членов в качестве «одного из них», получить от нее одобрение моего образа жизни; как если бы я старался избежать крутых мер, которые референтная группа может применить по отношению ко мне, чтобы выправить мое поведение или отплатить мне тем же за нарушение правил.
