во Францию из Йорка, где он был известен как преподаватель. Карл возвысил Алкуина, назначив его настоятелем Турского монастыря и сделав его главой всего просвещения тогдашнего времени. Алкуин писал также и труды философского и богословского характера, но мы остановимся на его учении, которому посвящен небольшой и в основном весьма ясный за исключением некоторых деталей трактат «О диалектике» [90].
Характерным образом Алкуин делит логику на риторику и диалектику (952С Migne). Стоический источник здесь очевиден. Из обзора же его диалектики ясно выступает ее исключительно конструктивно-языковый характер. Установленные уже в античности семь свободных искусств выступают у Алкуина в этом смысле весьма отчетливо. А то, что семь свободных искусств являются теми семью столпами божественной премудрости, о которых говорится в Библии, и что все они должны быть основаны на Священном писании (там же, 953C), об этом и говорить нечего. Диалектика в этом смысле тоже и священна, и божественна, хотя и не имеет ровно никакого отношения к онтологии.
4. Содержание диалектики Алкуина.
Рассмотрим содержание теории диалектики у Алкуина. Она делится у него на введение, категории, силлогистику, определение, топику и истолкование.
Во введении (там же, 953B – 953C), которое Алкуин называет греческим термином isagogae, мы находим не что иное, как воспроизведение знаменитого учения Порфирия о пяти основных категориях: род, вид, различие (differentia), существенный признак и случайный (или привходящий) признак. Отсюда делается понятным, почему Алкуин назвал эту часть своей диалектики тем же термином, что и Порфирий свое «Введение в категории Аристотеля». Считать это диалектикой понятия в нашем смысле слова было бы совершенно ошибочным. Тут нет никакой диалектики, как ее нет и во «Введении» Порфирия. Однако это едва ли можно было бы назвать только формальной логикой. И Порфирий, и Алкуин много говорят о тождестве и о различии этих пяти категорий, в чем можно при желании находить и некоторого рода бессознательную диалектическую тенденцию уже в нашем смысле слова. Заметим, что по своему содержанию первая часть диалектики у Алкуина совпадает с первой же ее частью у Марциана Капеллы.
Вторая часть диалектики Алкуина посвящена учению о категориях (954D – 963A), которое в основном заимствуется из аристотелевского трактата «Категории». После некоторых предварительных замечаний Алкуин устанавливает прежде всего две основные категории – «субстанция» («то, что является той или иной природой в собственном смысле слова») и «акциденции» («то, что приписывается субстанции»). Акциденций всего девять, так что в соединении их с субстанцией образуется всего десять основных категорий. Таковыми являются: количество (длина, ширина и глубина), отношение, качества тел и состояний духа (здесь четыре состояния: аффект, как, например, добродетель или гнев; «естественная возможность», potentia naturalis; пассивные качества, passivae qualitates, как, например, белизна, чернота; форма и фигура, как, например, треугольник или выпуклая поверхность); действие и страдание (facere et pati); положение или состояние тела («сидит», «стоит»); место и время; владение чем-либо, или имение чего-либо (habere), причем указывается восемь видов этой акциденции. В качестве общего примера для своих категорий Алкуин приводит следующую фразу: Августин (субстанция), великий (количество) оратор (качество), сын такого-то (отношение), стоящий (положение) в храме (место) сегодня (время), украшенный венком (состояние), диспутируя (действие), утомляется (страдание). По поводу этой второй части диалектики Алкуина необходимо сказать, что если еще первая часть может кое-как трактоваться нами как чистая и абстрактная логика, то эта вторая часть, посвященная категориям, так же, как и у Аристотеля очень слабо отличается от языковых конструкций и, в частности, от частей речи. Кроме того, и это опять в полном соответствии с Аристотелем, категории даны у Алкуина в спутанном и случайном виде, поскольку у обоих мыслителей, собственно говоря, только субстанция, акциденция и отношение являются ощутительно-разделительными категориями, все же прочие категории являются всего только разновидностями категории отношения.
В качестве перехода к третьей части диалектики, а именно к доказательству, Алкуин рассматривает четыре вида противоположностей (963A – 964C): противоположность в строгом смысле слова (мудрость – глупость), относительная (более – менее), в смысле владения и лишения (видеть – быть слепым), утверждение и отрицание (да – нет). Это учение о противоположностях тоже не отличается у Алкуина ясностью. Все они представляют собою в сущности одно и то же, кроме, может быть, последнего, которое мы теперь, пожалуй, назвали бы не противоположностью, но противоречием. Эта неясность объясняется у Алкуина, пожалуй, тоже неясным разграничением логики и грамматики, или логического и языкового конструирования. Качественная заполненность всякого противоположения в конкретном языке мешает Алкуину отвлечься от этой качественности и перейти к теории противоположностей как к теории логической. Дальше у Алкуина следует теория силлогизма как наилучшей формы доказательства. Дедукция является для Алкуина самой надежной формой аргументации (964C – 966C).
То же самое нужно сказать и о четвертой части диалектики – о теории определения (966C – 968D). Определение, по Алкуину, есть такая краткая речь о каком-либо предмете, которая говорит об его сущности, отличающей его от всех прочих предметов. Такое понимание определения действительно относится к логике, а не к грамматике. Однако, среди пятнадцати типов определений, указываемых у Алкуина, большинство связано с языковым пониманием диалектики; и более близкими к логическому пониманию диалектики относятся, может быть, только определения через субстанцию, через акциденции, различие и отрицание. Но и определения через акциденции тоже исходят главным образом из языкового понимания диалектики.
Пятую часть диалектики у Алкуина составляет теория топики (968A – 979C), т.е. теория тех областей мысли или действительности, которые являются источником для доказательства. Разделение этих «мест», или источников доказательства, тоже не отличается у Алкуина ясностью. Здесь у него три типа областей: самый предмет доказательства, или его сущность; какой-нибудь другой предмет; и – «извне». Во-первых, не очень понятно, что значит это «извне», или, как говорит Алкуин, extrinsecus. По существу же Алкуин говорит здесь об аргументации на основании либо целого, либо частей, либо цели. Во-вторых же, второй тип аргументации, на основании другого предмета, и третий тип, т.е. «извне», оказывается, вместе образуют целых тринадцать областей аргументации, которые тоже с большим трудом поддаются какому-нибудь раздельному изложению. Тут выступает и словопроизводство (например, scriptor от scribo), и взаимные переходы между родом и видом, и выводы из сходства, различия, из противного, из последующего, из предыдущего, из совместно существующего, из опровержения, из общих причин, из особенных состояний духа и из сравнения. Наличие путаницы между логической и грамматической точкой зрения у Алкуина в его диалектике здесь вполне очевидно.
Шестой и последний раздел диалектики носит у Алкуина довольно странное название – de perihermenus (972C – 976B). Дело в том, что
