— Обычное дело — ничего примечательного.
— Ну, не будем скромничать, — большая рука директора легла на плечо Афанасьева.
Афанасьев отодвинулся от директора — рука его сползла и как-то неестественно повисла.
— Никогда не скромничаю, — отозвался Афанасьев, — но признаюсь — хвалиться нечем. Только начинаем. До ритмичности еще далеко, Сергей Александрович. Простите, если что-нибудь не так.
— Вот они, наши богатыри, — заключил директор, повернувший весь разговор в свою пользу, — дело сделают большое, а рассказать не могут.
Туров вспомнил эту встречу с Афанасьевым и с улыбкой смотрел на него. Если он сам попросил слова, то уж конечно у него есть что-то хорошо проверенное и убедительное. Да и вряд ли этот человек, отдавший всю жизнь железобетону, станет поддерживать силикальцит. Какой прок ему от этого лехтовского камня?
— Я исповедую силикальцит, — вдруг услышал Туров чей-то громкий и звучный баритон и не сразу понял, что это голос Афанасьева. — Да, я исповедую силикальцит, — повторил Афанасьев, — уже шесть лет я тружусь на силикальцитном заводе.
— На каком? — резко спросил Туров.
— Он находится в сорока минутах езды от дома, где мы заседаем, на берегу канала имени Москвы. — Афанасьев поднял фотографию, которую он держал в руках, — как видите, самый обыкновенный речной пароход. Вот-вот, на старом пароходике, отжившем свой век, был оборудован силикальцитный завод. Дезинтегратор, формовка, автоклав, механизация — все, как полагается. Завод выпускает силикальцитные блоки, панели для стен и потолков, лестничные марши и площадки, словом, все необходимые конструкции для жилых домов. Вот они, целый поселок, — Афанасьев поднял еще одну фотографию, — в нем уже живет больше тысячи семей речников. И стоят они, эти конструкции, на десять процентов дешевле железобетонных. Вот и все. Простите за мое вторжение на это высокое собрание. Меня на него не приглашали — я сам приехал. Но мне поручили пригласить всех вас — приезжайте на завод и посмотрите. Посмотрите и убедитесь.
И с той же торопливостью, будто боясь кого-то задержать своим присутствием на трибуне, Афанасьев спустился в зал.
Не так-то просто вести собрание, быть его председателем. В особенности если оно должно двигаться по заранее очерченному фарватеру, принять заранее предусмотренное решение и в то же время прослыть демократичным. Председатель должен быть готов к мертвой зыби, когда никто не хочет выступать, а нужно, чтобы собрание прошло живо и активно. Преседатель не должен теряться и во время шторма, когда вокруг бушуют волны, страсти, а стихия вот-вот зальет капитанский мостик. Председатель, наконец, должен действовать твердо, но без нажима, решительно, но и осмотрительно, создать атмосферу волеизъявления, инициативы, и мгновенно пресекать малейшее отклонение от курса, от вычерченной штурманом линии движения корабля. Всем этим Туров владел в совершенстве. И когда Афанасьев (референт Сергея Александровича уже успел молча положить перед ним справку — Михаил Васильевич Афанасьев, инженер, 58 лет, русский, на силикальцитном заводе — шесть лет, подчинен речному пароходству, стало быть, другому ведомству) вернулся в зал своими легкими шагами — чуткое ухо Турова уловило не шаги эти, к тому же заглушённые ковровой дорожкой, а далекие громовые раскаты. Корабль неумолимо двигался к минным полям, и, только совершив умный, ловкий и точный маневр, можно избежать столкновения и взрыва. И в этот момент Туров показал, что председательская слава его — не дутая. Он встал и громко, спокойно сказал:
— Прежде всего я должен поблагодарить — может быть, и от вашего имени — опытного технолога Михаила Васильевича Афанасьева за его интересное сообщение.
В зале зааплодировали — не столько Афанасьеву, сколько Турову за его находчивость.
— Мне довелось встретиться с Михаилом Васильевичем Афанасьевым, — продолжал Туров, — когда он был главным технологом на нашем Волжском железобетонном заводе и творил там — без преувеличения — чудеса. И я твердо убежден, что успехи, о которых говорил здесь Михаил Васильевич, никак не связаны ни с силикальцитом, ни с силикатобетоном, ни с каким другим камнем, а главным образом с высоким инженерным искусством самого Михаила Васильевича Афанасьева. Это как раз тот случай, о котором у нас принято говорить — хороший технолог даже из воздуха сотворит камень. Так что сообщение Михаила Васильевича — надеюсь, он простит меня, — не может повлиять на наши убеждения. Ведь мы с вами должны рассчитывать не на таких выдающихся технологов, как Афанасьев, а на рядовых инженеров на тысяче заводов. И рекомендовать им дезинтегратор, о котором и в шутку, но все же говорят, что в нем не металл разбивает песок, а песок мелет металл, рекомендовать им такую технологию — по меньшей мере легкомысленно. Еще раз благодарю Михаила Васильевича. Теперь как будто все ясно, мы выслушали самые различные точки зрения и можем перейти к решениям. Нет возражений?
— Нет, нет, — послышалось со всех сторон.
— Меня крайне удивляет ваш комментарий к моим словам, — отозвался из зала Афанасьев.
— Как всегда скромничаете, — улыбнулся Туров, — правильно, товарищи?
— Правильно, правильно! — крики заглушили новую реплику Афанасьева.
— Есть ли какие-нибудь предложения? — спросил Туров тоном наивного человека, ничего не знающего о подготовленном и даже напечатанном на ротаторе решении.
Лехт почувствовал неловкость оттого, что и он участвует в заранее отрепетированном представлении. Он уже пожалел, что не воспользовался предложением Людмилы Ивановны. Впрочем, Туров бы ловко сманеврировал, как после речи Афанасьева, и ничего бы из этого не вышло. Лехт услышал знакомые фразы, — Шилин стоял на трибуне и читал резолюцию, именно этот текст показывала ему Людмила Ивановна.
— Ну вот, кандидат технических наук Шилин, — сказал Туров, — вносит предложение — признать дезинтеграторный способ и силикальцит бесперспективными. Можно голосовать?
— Разве научный спор решается голосованием? — спросил Лехт.
— У нас есть совет, а раз так, то должно быть и голосование, — ответил Туров.
— Кроме всего, у вас должен быть хотя бы здравый смысл, — сказал Лехт.
— Ну это уж вы напрасно. — Туров уверенно повел корабль к берегу: — Голосую. Кто за то, чтобы принять предложение кандидата наук Шилина?
Лехт с надеждой посмотрел в зал — явное большинство голосов. Он настоял, чтобы голосовали только члены технического совета. Туров согласился. Но и при втором голосовании большинство было на стороне Турова. Семнадцать «за», три — «против».
— Я прошу, — сказал Лехт Турову, — записать имена этих трех смельчаков. Уверен, что им отдадут должное, когда будут изучать историю силикальцита.
— Вы думаете, что у силикальцита будет история? — вмешался Королев.
— Она уже есть, — сказал Лехт и торопливо пошел в зал, где его ждали Ванас и Тоом. И больше всего Лехта удивило то, что люди, которые, может быть, голосовали против силикальцита, подходили, пожимали руку, уверяли, что все это никак не повлияет на его, Лехта, судьбу. Разве он думал теперь о своей личной судьбе?
Они молча спустились в гардероб, взяли свои пальто, молча вышли на улицу. Там их уже ждали — Афанасьев и Рязанцев, один из тех, кто голосовал против предложения Шилина.
— Спасибо за поддержку, — пожал им руку Лехт.
— Я очень недоволен собой, — сказал Афанасьев, — не подумал, с кем имею дело.
— Не все ли равно, — усмехнулся Рязанцев, — у них все было решено еще до начала заседания. Формальности. И только. Ну, ничего — придет конец и туровым, и королевым.
—Они живучи, — махнул рукой Афанасьев.
— Всё, всё, хватит о них! — воскликнул Лехт.
Они возвращались в гостиницу тем же путем, по которому шли утром, — мимо больших зеркальных витрин, теперь уже освещенных яркими огнями, мимо выцветших игрушек в магазине «Подарки», молча, неторопливо. По-прежнему падал снег, и легкая поземка заметала их следы.
Тоом предложил подняться на пятнадцатый этаж, в ресторан. Свободных столиков не было, и им пришлось подождать в вестибюле.
Николай Васильевич Рязанцев, главный инженер домостроительного комбината, сидел на длинном плюшевом диване и возмущался:
— Ну, как они могли на это решиться? Я же знаю Сергея Александровича — он человек осторожный. Да и заместителем министра мечтает стать. Что же он думает — за такое по голове погладят?
— Как доложить, — поглаживал свои седые волосы Афанасьев. — Все можно повернуть. Совет, мол, решил, ему видней. Вот так.
— В конце концов, технический совет это только совещательный орган, — вскочил Рязанцев. — Вряд ли он может повлиять на судьбу Института силикальцита.
— Нет, я слышал, — сказал все время молчавший Краус, — что именно для того и затеяли совет, чтобы прикрыть наш институт.
