– Спасибо, – сквозь опустевший проем ворот я посмотрел на небо, солнце нижним краем уже коснулось каменистой гряды, – в тропиках темнеет быстро, скоро уже можно будет увидеть звезды.
– Заночуем у самолета? – спросила Эрика.
– Можем и в городе. Ночью в пустыне бывает прохладно. Тут какие-никакие, но стены.
На лице девушки появилось смущение.
– Что-то не так?
– Да нет ничего… просто… мертвый город. Неуютно как-то.
– Это суеверия, – я решительно поднялся со скамьи, – я много месяцев ночевал в окопах среди непогребенных тел и ни разу не встречал привидений.
Подойдя к ближайшему дому, я решительно толкнул истлевшую дверь, она с треском провалилась внутрь.
– Видишь? Тут никого нет…
Я шагнул через порог. После солнечной улицы царивший там полумрак казался непроницаемой тьмой. В углу что-то взвизгнуло и зашуршало, я попятился, споткнулся и потерял равновесие. Под ногами у меня пронеслось что-то небольшое и рыжевато-серое. Я попытался схватиться за косяк двери, но трухлявое дерево рассыпалось и я, чертыхаясь, вывалился через проем на улицу. В довершение всего, развалившийся косяк потащил за собой укрепленную сверху балку, и на меня с шумом посыпались обломки дерева, солома, куски штукатурки, какие-то веревки…
Вызвавшее весь этот погром существо тем временем выскочило на улицу, тявкнуло на Эрику и умчалось прочь, оставляя за собой пыльный шлейф.
– Проклятый шакал! Я не ожидал, – оправдываясь, пробормотал я, пробуя подняться и стряхнуть с себя обломки, – наверное, у него здесь было логово…
– Сейчас я тебе помогу, – Эрика начала сбрасывать насыпавшийся на меня хлам.
– Все в порядке, я сам.
– Ай! – она резко отдернула руку, отбросив в сторону лежавшую на мне веревку.
Веревка, отлетев в сторону, свернулась клубком, зашипела, и раздула капюшон. Я нервно выхватил маузер и несколько раз выстрелил. Кобра размоталась, и абсолютно невредимой ускользнула в щель между зданиями.
– Я так испугалась, – пробормотала Эрика, – не люблю змей. К счастью все обошлось.
Она протерла рукой покрывшийся испариной лоб. Я посмотрел на ее ладонь и похолодел. Эрика увидела изменившееся выражение моего лица и испуганно воскликнула.
– Что с тобой, Танкред? Она тебя укусила?
– Дай сюда руку!
– Ты что?
Мои худшие опасения оправдались. Между большим и указательным пальцами виднелась небольшая ранка и несколько пятнышек крови.
– Танкред, что ты делаешь? Немедленно отпусти…
– Высасываю яд из ранки, – я сплюнул, – она тебя укусила, а не меня…
– Не может быть… я ничего не почувствовала.
– Так бывает.
– Не суетись. Может она и не ядовитая вовсе. Я вполне хорошо себя чувствую. Разве что болит немного…
– Спокойно, все будет хорошо, – убеждал я больше себя, чем ее.
Кровавые плевки сворачивались в пыли бурыми комками. В моей голове метались отрывки сведений оставшихся от моей службы на Ближнем Востоке. Вроде надо обеспечить покой. Прижигать и накладывать жгут не надо… или наоборот? Но главное – удалить как можно больше яда из раны.
– Голова болит, – пожаловалась Эрика, – и спать хочется…
В ее глазах появилось отсутствующее выражение, а из-за немного опустившихся век она теперь выглядела совсем оглушенной.
Я подхватил ее на руки и понес к самолету.
Я положил Эрику в тени машины. Под голову пристроил свою куртку. Препротивнейшее состояние – надо что-то срочно делать, а сделать ничего не можешь. Только ждать и надеяться…
– Как жаль, что так вышло, – медленно произнесла она, – я тебя подвела. Не смогу вернуть назад.
– Все сложится хорошо, через день ты будешь в норме, и мы полетим в лагерь!
Она попыталась покачать головой.
– - Не думай обо мне. Береги воду. Тебе… – у нее перехватывало дыхание, – нужно дождаться… помощи. Несколько дней… пока найдут… другой самолет.
– Брось эту трагичность! Ты выкарабкаешься. Подумаешь, змея. Мы еще с тобой будем смеяться над этим случаем, греясь зимой у камина. Будешь снова летать.
– Никогда… не хотела возить почту… работать на этих… – ей было тяжело говорить.
– И не надо. Я заберу тебя в Европу. Найдем тебе занятие там…
Ее речь стала путаной и медленной.
– Зря мы сюда пришли. Это город мертвых… живые ушли отсюда, и звери пустыни поселились в нем… стал он жилищем шакалов, пристанищем страусов… и ночное привидение будет отдыхать там… и коршуны будут собираться один к другому…
Что ты такое говоришь? Какие привидения? Успокойся. Потерпи, я что-нибудь сделаю…
Она не ответила. Только губы едва заметно шевелились. Я попробовал дать ей воды, но влага лишь вытекала по щеке на песок.
Я поднялся и прошел вдоль самолета. Ударил кулаком по борту. Кажется, разбил руку, но боли не почувствовал.
Это не должно так закончиться, не может. Я специально отослал ее тогда из лагеря, чтобы спасти от боя, но опасность подстерегла ее здесь. Почему этот аспид не ужалил меня, в конце концов?!
Я снова посмотрел на Эрику. Даже не знаю, была ли она в сознании. Заметно было ее редкое тяжелое дыхание. Я вдруг понял, что больше всего на свете хочу одного – чтобы она выжила. Опустился на песок и замер, глядя на ее бледное, покрытое испариной лицо.
Не могу сказать, сколько времени я так просидел, с ужасом ожидая увидеть, как останавливается едва заметное движение ее тела на выдохе и вдохе. Мир сжался до двух человек, притулившихся у шасси затерянного в Сахаре аэроплана…
Высохший старик в странном одеянии шел по улицам Стимфалополиса, тяжко опираясь на длинный посох. При его приближении жизнь на улицах затихала, женщины, бросая все дела, хватали детей и прятались по домам. Мужчины молча сторонились, бросая на путника боязливые взгляды.
– Колдун. Колдун из Бездны, – катился шепот по переулкам, – зачем он пришел? Ох, не к добру, не к добру… Мой отец еще мальцом был, когда они последний раз появлялись…
Старик остановился у ступеней церкви. Столпившиеся наверху монахи не без опаски смотрели на странного гостя.
– Надо спросить, зачем он пришел, – пробормотал один из них, – кто пойдет?
Повисло неловкое молчание.
– Я попробую…
Аристарх, на всякий случай, перекрестился, и вышел к терпеливо ждавшему внизу колдуну. Братия провожала его молчаливыми взглядами.
– Чего ты хочешь?
– Как тебя зовут? – ответил вопросом на вопрос старик.
– А… Аристарх.
– Ты смелый человек, Аристарх.
– Твоему колдовству нет власти надо мной…
– Я не колдун, – вздохнул старик, – это все досужие сказки.
– Верно, – кивнул Аристарх, – сказки. Но зачем ты пришел?
– Разреши сесть. Мои кости уже не те, что в молодости, а разговор не будет скорым.
Кто-то из служек выставил табурет. Старик медленно опустился на сиденье.
– Ты знаешь, кто мы такие? – спросил он, переведя дух.
– Вы язычники, отказавшиеся от крещения и скрывшиеся в болотах Зеленой Бездны, среди диких зверей и пещерных эфиопов…
Старик кивнул.
– Мы были служителями храма Нейт, или Афины, или Таннит. У нашей госпожи было много имен. Не возражай, я прекрасно знаю, что ты скажешь… Да наши боги – суть камень. И ты возможно и прав.
Аристарх слегка опешил.
– Ты хочешь принять крещение?
– Может быть… потом… но не беги подобно молодому дромадеру, опережающему весь караван. Моя речь еще далека от завершения.
Аристарх кивнул, однако смятение его не покинуло.
– Так вот, – продолжил тем временем старик, – из поколения в поколение мы были хранителями построенного в недрах Зеленой Бездны святилища. Когда люди отвернулись от старых богов и храм в Стимфалополисе был перестроен в церковь, многие из нас бросили служение. Но немало и осталось. Кое-кто из горожан даже пополнял наши ряды. Но наша госпожа покинула нас… Все меньше оставалось хранителей, и еще меньше было среди нас молодых. И, наконец, остался я один.
Вокруг них постепенно собиралась толпа, молчаливо внимавшая надтреснутому старческому голосу жреца, явившегося призраком из тех стародедовских времен, когда храмы древних богов стояли в Стимфалополисе бок о бок с церквями.
– Но я не могу умереть, не передав другим хотя бы части того, что мы хранили…
– О чем ты говоришь? – насторожился Аристарх.
– Ты же наверняка слышал, что когда божественный император повелел отдать все храмы церкви, мы смогли унести и спрятать все ценности?
– Конечно. И десятки неразумных охотников до легкой наживы сгинули потом в болотах и ущельях, пытаясь их отыскать.
– Золото ничто. Его много в мире… Но среди спрятанного были папирусы. Множество их. Самые разные книги хранились в храме и были укрыты в тайнике. А мудрость превыше золота.
Аристарх понимающе кивнул.
