Казалось бы, конец размышлениям, начало делу…
РАЗВЕДКА ПЕРЕД БОЕМ
В 1964 году по предложению министра высшего и среднего специального образования В.П. Елютина был организован Совет по программированному обучению, которому и надлежало возглавить работы в этой области в нашей стране. Руководить Советом поручили академику А.И. Бергу.
Берг действует по привычному плану — сначала разведка! Надо установить, какова ситуация на местах. Где, в каких городах, институтах, лабораториях, кто занимается проблемой программированного обучения. Много ли сделано и что в сделанном полезного, а что вредного. Кому надо помочь, кого остановить или привлечь к делу, кого поправить. Это разведка. А разведка в науке — конференции, симпозиумы, куда съезжаются ученые и рассказывают о том, чем они занимаются и чего удалось достичь. На ошибках учатся все.
Разведка принесла сообщения одновременно обнадеживающие и тревожные. Действительно, идея программированного обучения овладела умами многих педагогов, она проникла в самые отдаленные школы, техникумы, институты. А книг по новому методу нет, и помощи из центра нет, и, честно говоря, не ясно, что такое… программированное обучение.
Где-то упал большой камень светлой мысли, и по воде побежали волны, и докатываются они до самых отдаленных уголков страны, и волнуют, и будоражат, и обнадеживают обещанием перемен…
Предварительный обмен мнениями показал, что в области программированного обучения наступил период «великой» самодеятельности.
Представьте себе, что каждый начал строить для себя космическую ракету: геолог, возжелавший изучить минеральные богатства лунных недр; астроном, увлеченный тайной атмосферы Венеры; физик, решивший обследовать источники космических лучей, и многие другие. Если бы так случилось на самом деле, геолог или астроном должен был бы быть одновременно и главным теоретиком, и главным конструктором, и химиком, и металлургом. Разве эту проблему можно решить на одном энтузиазме и любительстве?! Однако именно такая ситуация сложилась вначале в области программированного обучения.
Именно этого боялся Берг и именно в этом убедился в результате первого, разведывательного периода работы Совета по программированному обучению.
Анализ ошибок — вот намеченный Бергом следующий после разведки шаг. Можно ли, не разобравшись, утверждать, что первые неудачи с обучающими машинами говорят о порочности самого метода? Надо было изучить все данные и лишь затем принимать решение.
После ознакомления не все первоначальные шаги программированного обучения были забракованы взыскательным Бергом. Идея программированного обучения сразу же расколола педагогов на две неравные группы. Большая часть продолжала работать по старинке и выжидала, чем кончатся споры и что получится у меньшинства, на свой страх и риск и в меру собственного понимания творившего программированное обучение, не дожидаясь руководящих указаний. А что в это время делали ученые — цвет педагогической науки — психологи, педагоги, которым надлежало стать во главе движения?
Они спорили. Спорили о том, надо или не надо использовать зарубежный опыт; можно ли что-то делать без теории обучения (а единой теории нет и в ближайшее время не предвидится); правилен ли термин «программированное обучение», и если нет, чем его заменить.
Педагогические школы выясняли отношения, и каждая выдвигала свою теорию, свою версию, свое понимание программированного обучения. Многие предлагали учебники, но не прежнего толка, а новые, так называемые программированные учебники, где материал излагался в такой последовательности, что ученик не мог двинуться дальше, не усвоив предыдущего.
Все это обсуждалось, защищалось, отстаивалось и на конференциях, и все в том же маленьком кабинете Берга в Совете по кибернетике, который стал и опорным пунктом развития работ Совета по программированному обучению. Там непрестанно происходили баталии, камерные бои, расширенные сражения, средние драчки. Признаюсь, я часто забывала о предмете спора, поглощенная бурной игрой темпераментов, просто наблюдая и слушая.
Озадачивал Берг. В этот период он больше молчал — внутренняя работа мысли еще не привела его к окончательным выводам. Он понимал, что неудачи с первыми обучающими машинами — это не просто недоработанные конструкции, примитивные программы. Причина лежала глубже, в фундаментальных пластах проблемы.
Можно ли вообще ставить вопрос о принципиально новом методе развития личности, когда не ясны закономерности этого процесса? Чтобы научить машину формировать мышление ученика, мы сами должны уметь это делать — а умеем ли мы? Знаем ли мы ответ на заколдованный вопрос — как формируется человеческое мышление?
Что говорят по этому поводу специалисты?
Берг жадно отыскивает зарубежные статьи, заметки, любые намеки на уже проведенные в этой области работы. Он много размышляет, взвешивает возможности. Он начинает с азов, вдумывается в особенности педагогики, изучает историю ее возникновения. Однажды я застала его буквально утопающим в ворохе старых журналов.
На мой недоуменный взгляд отвечает:
— «Советская педагогика» за последние сорок лет, с 1925 года! Я лишь сегодня узнал, что такое педагогика. Пе-да-го-ги-ка, оказывается, это наука, об обучении детей, но только мальчиков… Человечество выросло из нее. Нельзя же взрослых людей втискивать в детские платьица. Надо начинать сначала. Поднять науку об обучении на уровень XX века!
Журналы… Учебники по психологии… Монографии… Споры в Совете, возражения, возмущение, недоверие… Все было.
А главное — тянулась нить собственных умозаключений…
К каким же выводам приведут они Берга?
СПАСИТЕЛЬНАЯ АБРАКАДАБРА
Что говорят специалисты о механизме формирования человеческого мышления?
— Как формируется? Очень просто, это выяснил еще Павлов: на основании знакомых образов и аналогий. Новые понятия вырабатываются на основе старых. Новые знания усваиваются с помощью прежних. В эту теорию поверить легко. Она наглядна. Особенно ярко демонстрировал ее сущность человек, который одним из первых заронил в Берга интерес к программированному обучению. Николай Иванович Жинкин любит в ответ на вопрос о механизме мышления произнести скороговоркой какое-нибудь очень длинное и очень мудреное название, например «дезоксирибонуклеиновая кислота», и предлагает при этом:
— Быстро повторите!
И, наблюдая беспомощность собеседника, смеется:
— Вот видите, не можете. Вам нужно время для того, чтобы сознательно или, может быть, не отдавая себе отчета, найти в новом слове знакомые черты, расчленить его на уже известные части. Итак, в первых слогах вам слышится что-то вроде «дезинфекция», потом «рыба», ага, запомнил. Дальше что-то вроде «нуклона», «клеить», затем «кислота». И вот путь к освоению нового названия найден. Только таким путем вы можете усвоить и запомнить.
— А ведь правильно! — смеется в ответ Берг и азартно подбрасывает другие примеры. — Такой механизм запоминания и усвоения незнакомых имен, слов и номеров телефонов для нас органичен. Помню, я никак не мог усвоить имя нового знакомого. Именно потому, что оно казалось очень простым и как-то не за что было зацепиться памяти. Хоть убейте, я не мог запомнить, как зовут этого человека: Василий Владимирович или Владимир Васильевич, и каждый раз путал. И вдруг меня осенило! Да ведь мой новый знакомый «Мигулин — наоборот»!
А имя профессора Мигулина я твердо помнил: Владимир Васильевич. Вопрос был решен.
То, что человеческая психика на пути к новым понятиям, безусловно, опирается на усвоенные старые, для Берга не было открытием. Это подтверждается всем ходом развития науки. Изучая электричество, ученые опирались на свойства жидкостей. Представив себе, как вода проникает сквозь песок, легко перейти к тому, как электроны просачиваются между атомами вещества, образуя электрический ток. Законы движения жидкости легли в основу расчетов электрических проводов.
Чтобы сделать понятным свой расчет орбит планет, Кеплер в 1596 году сооружает модель солнечной системы — пять многогранников, в которые вписываются или вокруг которых описываются орбиты. Правда, теория Кеплера, по существу, не нуждается в моделях, но модель рассматривалась в то время как одно из величайших достижений — она помогала ощутить, «почувствовать» справедливость новой теории.
Не удивительно, что на пути познания мира ученые прежде всего использовали геометрические представления. На более ранней стадии это была геометрия плоского пространства — евклидова геометрия, впоследствии же геометрия неевклидовых искривленных пространств. Ведь и Эйнштейну его воображение подсказало, в сущности, простую, правда гениально простую, идею отождествить наш мир с искривленным неевклидовым пространством.
