Утром 14 апреля он не пошел на службу в отдел лицензий, а вместо этого отправился на прием к хирургу. Тот внимательно осмотрел Грина и выдал ему сертификат, освобождающий от работы в полиции по состоянию здоровья. Грин довольный явился в полицейский участок Кроуфордского рынка, где находился отдел лицензий. Первым делом он взял полицейский журнал и своим наклонным разборчивым почерком сделал запись, свидетельствующую о том, что 14 апреля он уходит в отставку по инвалидности. Потом, не снимая полицейской формы — белого кителя с синим воротом, белых брюк и шлема с желтым тюрбаном, — он отправился в казармы Колабы. Явившись в кабинет майора, он сообщил ему, что хотел бы работать в комиссии войск военной полиции. Майор выслушал его, подробно расспросил о службе в полиции и армии и пообещал дать рекомендацию для этой работы. Грин шел к центральному выходу из казарм и думал о том, какой у него выдался счастливый день…
Прямо за Фрере-роуд, у южной оконечности Александра-дока, находился госпиталь Св. Георга, или Главный европейский госпиталь. Жизнь в нем текла своим чередом. Персонал лечил, а пациенты лечились под грохот, доносящийся с трех сторон — со стороны доков, железнодорожного вокзала Виктория и складов железной дороги Карнак-Бендер. Еще с 1909 г. администрация госпиталя думала о перемещении его в более тихий район, однако время шло, шум становился все сильнее, а госпиталь оставался на прежнем месте.
Мисс Флоренс Кетчелл, маленькая дружелюбная женщина, прозванная «цыганкой», несмотря на этот шум, охотно работала здесь с 1933 г. Лет десять она была старшей операционной сестрой, а теперь ее назначили помощницей сестры-хозяйки. Утром 14 апреля в 7 ч 45 мин она начала свой первый обход. Днем у нее было свободное время, однако из-за жары она никуда не пошла, а отправилась к себе в комнату, чтобы отдохнуть перед следующим обходом, который начинался в 16 ч 45 мин.
В доках кули разгружали суда. Матросы драили палубу, начищали до блеска медные части, красили борта и занимались ремонтом. Под палящим солнцем работа продвигалась медленно. Они лениво обсуждали, как проведут вечер после работы. Можно было просидеть часа четыре в кинотеатре и посмотреть индийский фильм типа «Курбани», реклама которого гласила: «Видели ли вы когда-нибудь свекровь, жертвующую собой ради глупой невестки?» Можно было пойти на Хэмфри Богарта в фильме «Где-то в Сахаре», на Бэтт Дэвис в «Вахте на Рейне», на Кармен Миранду в фильме «Девушки, которых он бросил» или на Роберта Тейлора в «Батаане». Можно было отправиться на улицу, где девушки из окон завлекают мужчин, в конце концов можно было просто отдохнуть за большим стаканом холодного спиртного…
На Фрере-роуд у ворот дока ожидали пассажиров, направляющихся в сторону города, ветхие двухместные фаэтоны, запряженные тощими лошаденками, которые стояли, позвякивая колокольчиками. На примыкающих к докам улицах, укрывшись в тени, прямо на земле спали нищие и безработные кули. Многие были в окружении своего оборванного семейства.
Бомбей — это город живущих на улице. Его благополучие привлекало сюда каждый день, особенно во время войны, новых переселенцев с материка, где зачастую царил голод. Перепись населения, проведенная в 1931 г., показала, что из полутора миллионов жителей Бомбея почти одна треть ютилась в комнатах по шесть и более человек, более пятнадцати тысяч — по двадцать человек в комнате. В 1944 г., когда население Бомбея достигло уже двух миллионов человек, положение с жильем стало еще хуже. Тысячи бедных индийцев, не имевших крыши над головой, утешались мыслью, что ночевать на тротуаре прохладнее и полезнее для здоровья.
В Принсес-доке, в 300 м от «Форт Стайкина», у причала кормой ко входу в док стоял одновинтовой норвежский теплоход «Белрэй» валовой вместимостью 2904 pег. т, длиной 94 и шириной 14 м. Это было необычное судно, одно из тех, названия которых имели приставку «Бел». Они были предназначены для перевозки тяжеловесных грузов, таких, как локомотивы, которые на палубах других судов перевозить было опасно. «Белрэй» имел просторные трюмы, широкие люки с усиленными закрытиями, на которых можно было размещать крупные грузы. Для таких грузов предназначалась одна длинная палуба. Двигатели располагались в корме. Узкий ходовой мостик в носу занимал минимум места. Судно имело крепкие короткие мачты со стальными штагами и мощными лебедками, приподнятыми над палубой. Суда типа «Бел» могли принять на борт девять паровозов, девятнадцать тендеров, три 40-метровые баржи, 10-метровый 6-тонный катер, размещавшиеся на главной палубе, два 25-метровых 100-тонных буксира и 25-метровую 50-тонную баржу — на баке. До того как начали строить суда этого типа, подобные грузы перевозили в разобранном виде и собирали в порту назначения.
За три дня до этого на «Белрэй» из английских военно-морских казарм был прислан матрос первого класса Рой Хейвард, сын лондонского виноторговца. Это был хорошо сложенный молодой человек с массивным подбородком. Он служил в отделении торгового мореплавания адмиралтейства, где занимался укомплектованием вооруженных торговых судов артиллеристами. Будучи орудийным наводчиком и старшиной подразделения, он провел утро у артиллерийских установок с матросами Смартом и Стейнсом. Особенно внимательно Хейвард изучил установленное на корме скорострельное 4-дюймовое[xxiii] орудие американского образца, которое было ему еще незнакомо. Хейвард хотел изучить его устройство и принцип действия перед выходом в море.
После ленча трое матросов продолжили работу на правом борту, где были установлены скорострельные пушки системы «Эрликон»[xxiv]. Отсюда была отчетливо видна торчащая из-за здания склада № 1 носовая часть «Форт Стайкина», стоявшего по другую сторону широкого пирса. Матросы видели дым и суету, а потом и появившиеся пожарные машины. Хейвард проявил к происходящему определенный интерес, так как в первые дни бомбардировки Лондона он состоял во вспомогательной пожарной службе.
Большинство в доках не обратило особого внимания на пожар, вероятно, потому, что теперь моряки не были столь суеверными, как в старину. Во всяком случае нет никаких. свидетельств того, чтобы кто-то из многочисленного морского люда в эти минуты вспомнил о том, что 14 апреля — один из самых черных дней в истории мирового судоходства. Именно в этот день тридцать два года назад «Титаник» столкнулся с айсбергом…
Все это время огонь оставался невидимым для пожарных. И вдруг с пугающей очевидностью пламя предстало взорам людей, однако не тех, кто был на палубе, а тех, кто находился на пирсе.
Один из пожарных, X. Дэйарам, водитель передвижной насосной установки, которая находилась на пирсе, пока шла разгрузка, стоял, наклонившись над пультом управления. Вдруг он почувствовал сильный жар. Было без нескольких минут три. Подняв голову, он увидел, что на небольшом участке бортовой обшивки судна, чуть выше уровня его роста, серая краска борта начала пузыриться. Потом пузыри начали лопаться, а краска, мгновенно твердея, отскакивала от борта. На Дэйарама посыпались хлопья застывшей краски. Они со стуком ударялись о машину. Пока на его крики бежали люди, жар, исходивший от обшивки борта, стал ещё сильнее, и Дэйараму пришлось податься назад.
Весть о происходящем дошла до Кумбса. Он понял, что по раскаленному пятну можно наконец точно определить очаг пожара. Стало также ясно, что ни одна из струй воды многочисленных пожарных рукавов не попадает в цель. Струи, бившие из рукавов, образовывали почти прямую линию, и пожарные могли направлять их только по диагонали узкой шахты на грузы между верхним и нижним люками трюма. Струи воды не достигали до цели всего несколько футов. Теперь же можно было прорезать отверстие в борту, достаточное для того, чтобы в него вошел пожарный ствол, и направить струю воды точно в центр очага пожара.
Кумбс тут же приказал своему помощнику Гарольду Палмеру, который прошел специальную подготовку по газорезке, доставить аппарат к борту. На аварийном пожарном прицепе, стоявшем на причале, такой аппарат был.
Палмер пробрался через спутанные пожарные рукава, сбежал на причал и снял с прицепа аппарат. Он созвал группу пожарных, и они быстро соорудили из досок козлы, которые по высоте как раз доходили до уровня пятна на борту. Палмер занялся газовыми баллонами, один из пожарных-индийцев взобрался на козлы. Встав на колени, он попытался поджечь газ, идущий из сопла горелки. Не прошло и минуты, как газорезательное оборудование было залито водой, попавшей на козлы из работающих рукавов. Спички намокли, и артиллерийскому капитану Рэйеру пришлось взобраться на козлы с новым коробком. Когда наконец загоревшаяся спичка была поднесена к соплу горелки, вместо тонкой струи огня оттуда вырвалось облако густого черного дыма.
