Глава 16 Крушение
Факты — поимка малании на Анжуане и собранные Хантом сведения — как будто говорили за то, что родина современных целакантов — Коморские острова. В то же время было ясно, что целаканты вряд ли водятся там в изобилии. И хотя среда, в которой жила малания, целиком отвечала моим предположениям, я слишком хорошо понимал, что найти где-то целаканта — еще не значит найти его родину.
Во всяком случае, раз на Коморских островах ловят целакантов, значит, их родина если не самый архипелаг, то какой-то близлежащий район. Теперь искать будет легче, круг намного сузился.
Много лет я считал одной из своих главных задач определить или помочь определить ареал целаканта. Еще до возвращения с Паманзи в ЮАС, а также в самолете я настойчиво над этим думал, перебирая различные возможности. С одной стороны, я надеялся, что новое открытие развеет скептицизм французов и побудит их действовать, хотя бы на Коморских островах. С другой стороны, никто не изучил проблему целаканта так досконально и не знал столько, сколько узнал я; и хотя я отлично понимал, что незаменимых людей нет, я считал делом своей, чести добиться, чтобы загадка была разгадана до конца и целакант занял определенную полку в анналах науки. Это стремление только возросло, когда обнаружилось, что и на сей раз у нас нет полного экземпляра. Как ни изнурили меня тропики, я был готов снова и снова пускаться на поиски столько раз, сколько потребуется.
Я давно мечтал поймать живого целаканта, чтобы каждый мог его увидеть в аквариуме, познакомиться с существом, которое жило сотни миллионов лет назад. Трудно назвать другое научное открытие, так ясно говорящее неискушенному человеку, что значит время. Живой целакант— наглядная иллюстрация, которой позавидовал бы сам Герберт Уэллс! В каком-то смысле сбывалась идея его «Машины времени».
Меня занимали и другие вопросы. Существуют ли другие виды целаканта — скажем, тот, о котором упоминал Хант[18]. Новые и сложные проблемы рождало разительное отличие малании от латимерии. Действительно ли малания иной вид, или это какое-то исключение?
В пределах каждого вида особи мало чем отличаются друг от друга. Но я давно склонялся к тому, что тенденция к «массовой продукции» со временем ослабевает, что даже у такой «устойчивой» по своим свойствам рыбы, как целакант, наряду с сохранением основных черт внешнего строения на протяжении долгих веков должны возникать все большие отклонения второстепенного порядка — скажем, расположение или размер плавников. Существует любопытная, примитивная, довольно редкая рыба Tetragonurus, у которой это можно наблюдать. Хотя она известна несколько сот лет и отдельные экземпляры обнаружены чуть ли не во всех концах света, собрано сравнительно мало — не больше тридцати — взрослых особей. Поразительно, что среди них нет и двух совершенно схожих между собой. Непременно есть какое-нибудь отличие, в частности в числе плавников. И ученые до сих пор не знают по-настоящему, десяток ли это разных видов или только один. Чтобы решить этот вопрос, нужны сотни экземпляров.
В случае с целакантом тоже было ясно, что для решения проблемы нужны еще экземпляры, много экземпляров. Сверх того, надо ведь считаться с возможностью увечия или деформации, или того и другого вместе. Правда, и тут опасно спешить с выводами, мы в этом сами убедились…
Работая в северной части Мозамбика, я обнаружил как-то в дневном улове своеобразную рыбу-единорога. Это и без того причудливая рыба, а у моего экземпляра еще оказался горб на спине. Часто попадаются рыбы горбатые вследствие деформации или увечий, обычно перенесенных ими на ранней стадии развития.
Я внимательно осмотрел уродца и заключил, что это деформированная особь широко распространенной здесь крупной рыбы-единорога. А вечером на маяке жена заметила в разговоре, что видела утром «горбатую» Naso. Я расспросил ее и на следующий день уже нарочно следил, не попадется ли еще «деформированная» рыба. Не прошло и недели, как их у нас набралось около десятка. И ведь что интересно: хотя все они были горбатые, у некоторых отсутствовал рог. Я быстро убедился, что это не деформированные особи, а новый вид; затем установил, что рогатые «горбуны» — самцы, безрогие — самки. Я опубликовал научное описание и назвал рыбу Naso rigoletto. После этой публикации посыпались письма от ученых, которые — кто с улыбкой, кто с досадой — сообщали, что в их коллекциях много-много лет хранятся такие экземпляры, но их считали деформированными или аномальными…
С тех пор я очень осторожно подходил к «деформированным» рыбам. Слишком рискованно делать выводы по одному только экземпляру.
Да, все говорило о необходимости добыть еще целакантов, много экземпляров.
Я считал своим долгом устранить все неясности и был готов сам продолжать изыскания. Губернатор очень любезно пригласил меня вновь посетить Коморские острова, и это было весьма кстати — там ведь до сих пор никто не занимался ихтиологическими исследованиями. Целакантов, судя по всему, ловят в конце года — это самый лучший для работы сезон: нет сильных ветров, можно вести общие исследования и попутно охотиться на целакантов, как мы это делали много лет. Итак, надо организовать экспедицию.
Я уже думал об этом, когда писал статью для «Таймс», и потому на всякий случай включил абзац, в котором спрашивал, не захочет ли какой-нибудь яхтовладелец предоставить нам свое судно для поисков целаканта. Трудно было рассчитывать, чтобы для такого дела выделили постоянно занятое большое исследовательское судно департамента рыболовства ЮАС. Зато не раз бывало, что состоятельные люди, владеющие мореходными яхтами, оказывали науке огромную услугу, предоставляя свои суда ученым-биологам для исследования океанских просторов. Я надеялся, что и на сей раз кто-нибудь откликнется.
В первые недели после нашего возвращения в Грейамстаун этот вопрос временно отошел на второй план, однако затем всплыл снова: пришло очень интересное письмо с острова Джерси (Нормандские острова). Оно было датировано 16 января 1953 года и подписано В. Дж. Стэттер — дом, владельцем 150-тонной двухвинтовой яхты «Ля Контента». Он предлагал воспользоваться его судном и командой во главе с ним самим. В распоряжении Стэттерда был и кинооператор. Владелец яхты подчеркивал, что не преследует никакой выгоды, если не считать возможных доходов от кинофильма; он писал также, что его команда просто жаждет открытий и приключений.
Нормандские острова! Нам рассказывали, что на этом архипелаге, спасаясь от подоходного налога, селятся англичане, которым состояние позволяет жить не работая. Кажется, проблема будет решена… Но, хотя с нашими ресурсами иного выхода как будто не было, мы не забывали, что всегда дешевле рассчитываться за услуги наличными. Следовало быть предельно осмотрительными — и так слишком много возникает всякого рода трудностей и осложнений, которые невозможно предугадать заранее. Независимо от условий нашего соглашения, если во время экспедиции начнутся споры, я окажусь в крайне невыгодном положении, а вероятность недоразумений особенно велика, когда все вопросы решаются заочно, в переписке.
Я написал о своей благодарности, но так, чтобы себя не связывать, и одновременно обратился в департамент премьер-министра. Мною руководили соображения такта; кроме того, такой шаг позволял надеяться, что нам все- таки дадут хоть какое-нибудь правительственное судно для выполнения задачи, которая, хотя и приобрела всемирное значение, но не перестала от этого быть национальной задачей ЮАС. Департамент ответил, что нет никаких существенных оснований отвергать предложение владельца «Ля Контенты». Затем вопрос был передан на рассмотрение Южноафриканского совета научных и промышленных исследований; Совет рекомендовал принять любезное предложение и ассигновал на экспедицию 1000 фунтов. Я надеялся также на сбор средств среди общественности; этот сбор прошел удачно благодаря щедрым пожертвованиям богатых дельцов Иоганнесбурга.
После необходимых приготовлений я 7 марта 1953 года написал Стэттерду, что принимаю его любезное предложение при условии, что научное руководство будет в моих руках. Я собирался улучить время и побывать на Нормандских островах, чтобы познакомиться со Стэттердом и его командой, осмотреть яхту. К сожалению, это оказалось невозможным — у меня было слишком много дел.
Подготовка такой экспедиции требовала предварительной работы по многим линиям. Во-первых, вопрос о судне; он как будто теперь решен. Во-вторых, необходимые запасы и снаряжение. В-третьих, участие других ученых и научных учреждений. И так как во всяком случае часть нашей работы должна была проходить во французских водах, предстояло просить у французских властей соответствующего разрешения и по возможности сотрудничества.
