Подчеркнем для себя: 1) «принципы упорядочения» в нашем случае это, например, научные принципы формирования, упорядочения информационной политики; 2) «комплексности социального и психического» – в нашем случае комплексности наук, исследующих социальное и психическое как единое целое, включение в научный арсенал методов социальной психологии, социального психоанализа, медиапсихологии, информационной социопсихологии и д.п.[74] «Этот мир реализуется смыслом – это значит, что и власть и народ объективно имеют, должны иметь этот обобщающий коммуникативный код. Смысл жизни социума – духовная основа его жизни. Теряется смысл – теряется экзистенциональная сторона «общественного идеала» (П.Новгородцев), экзистенциональная пустота в государственной и общественной идеологии, поражение фрустрацией значительной части населения.
Важно исследовать коды власти и коды народовластия, и медийные коды или коды информационной власти. Истина, деньги, собственность, право, религия, искусство, любовь – это «коммуникативные коды» (А.Антоновский) присущи и власти, и народу, и медийному, журналистскому сообществу. Но у одних может доминировать один код (например, религия), то у других (у ученых) другой (например, истина – превыше всего). А есть коды, как показывает практика, которые доминируют во всем социуме, во всех его сферах. Очевидно, что в современной России есть коды – доминанты: деньги и собственность, объединенные в понятия «рынок», «бизнес», которые тоже стали носить характер кода и дискурса. Они сделали свое дело. Сегодня в России: политика – это рынок и бизнес; власть - бизнес и рынок; спорт – рынок; «любовь» – бизнес; искусство – рынок; образование – рынок; здоровье, медицина – бизнес; терроризм – рынок и бизнес; война – доходный бизнес. СМИ – меркантильный, и во многом – латентный «черный» рынок, PR-бизнес и т.д. Все покупается и продается. Но дело здесь не в идее рынка, а в том, как мы ее применяем, причина в субъектах рынка, т.е. в его субъективизации. Рынок, как мы знаем, может быть цивилизованным, а может сложиться и гипертрофированным – антирынком. Плохо, когда получается какая-то всеобщая «рыночная аномия», когда в СМИ код истины поменялся на код денег и лжи, образуется «медийная аномия». В итоге кризис смыслов в результате трансформации кодов.
Выходит, прав нравственный авторитет, писатель В.Распутин, что «дело дошло до края», когда «цинизм уверенно входит в нашу жизнь» и «большая общественная ложь» и архи актуально солженицинское «Жить не по лжи» («Литературная газета», 8-14 сентября 2004 г.).
К числу кодов правомерно отнести «модусы пассионарности» (Л.Н.Гумилева). Тут «и гордость, стимулирующая жажду власти и славы в веках; тщеславие, толкающее на демагогию и творчество; алчность, порождающая скупцов, стяжателей и ученых, копящих знания вместо денег; ревность, влекущая за собой жестокость и охрану очага, а примененная к идее – создающая фанатиков и мучеников».[75] Думается, что данные коды принадлежат, прежде всего, - российской «элите», но они действуют и в гражданском обществе, и в народе. И в масс-медиа. Если так, то современная «элита» – это не элита. Главный критерий принадлежности к элите – служение Народу и Отечеству.
В качестве кодов всего социума объективно выступает содержание глубинной психологии этноса, нации, народа. Это: архетипы, мифы, символы, традиции, обычаи, нравы, догматы, сказания, былины, произведения, веками живущие в народной памяти. Сюда же относятся инстинкты (например, инстинкт собственности), гены (например, социальные гены), условные и безусловные рефлексы, составляющие содержание «животного бессознательного» (как у террористов, например). Особую роль здесь играет историческая память, генетическая память, высшее – ноосферное божественное сознание. Они, оно – главные оценщики элитности элиты. Все глубинное народа в определенные исторические моменты, обретая значение кодов либо способствуют разрушению, кризису, смуте в обществе, либо его социальному прогрессу. Но при этом они становятся коммуникативным кодом и народа, и власти, и СМИ. Только в первом случае – это движение против закона ментальной идентичности, во втором – сознательное движение, идентичное требованиям этого закона. Закон ментальной идентичности проявляет себя также в коммуникативных кодах, дискурсах, в коммуникативном уме, например, в обсуждениях действия принципа социальной справедливости.
Особенно остро стоит проблема «коммуникативного разума» (Ю.Хабермас) и кода денег в наших СМИ. Академик Капица С.П., бессменный ведущий программы на телевидении, т.е. знающий его изнутри, заключает: «Началась жуткая коммерциализация, падение моральных критериев и устоев телевидения… Наше ТВ не отвечает ни интересам, ни задачам, которые стоят перед обществом… Вокруг этого крутятся большие деньги… Это преступная политика».[76] Выходит, мы имеем социальную аномию коммуникативного разума на телевидении, поскольку господствует «идиотизация и поток насилия» (С.Капица).
Для дальнейших исследований проблем: «коммуникативной природы власти», включая народовластие, «власти как средства коммуникации», «общественной релевантности власти», расшифровки кода «Власть – коммуникативный код», взаимосвязь «смыслов и коммуникации» в ключе социальной информациологии представляет интерес работа Налимова В.В. «В поисках иных смыслов» (М.1993), идея Панарина А.С. о «духовной власти», в особенности «Рефлекса свободы» Павлова И.П. об особенностях «русского ума», «русского характера». Актуальной проблемой является исследование пока не исследованной категории: «информационная культура» и «коммуникативная культура», имеющих огромное значение для спасения культуры русского языка, ведь сегодня «матерные коды» с улиц, строек, предприятий перекочевали на уровень массовой коммуникации, на экраны телевидения и что тревожит – они вошли в норму массовой молодежной культуры. Мы теряем тургеневский эпос русского языка, а, значит, погружаемся в бездуховность. Нация, этнос, теряя свой язык, идет к духовному реликту. Тревожит и то, что журналисты как субъект массовой коммуникации демонстрируют нищету духа, сами опускаясь до «матерного реализма», уличного общения. То же самое относится, но уже в ином смысле, в смысле расчеловечивания официального языка политики и политиков.
Но язык пусть и барометр культуры и духовного здоровья нации, но все же он на уровне сознания живет. А вот беспрецедентное, бесчеловечное по своей жестокости и трудно объяснимое с позиции классической науки преступление варваров в Беслане требует поиска причин терроризма, или точнее – варварства на глубинном уровне и на основе неклассической науки. Думается, что науке следует искать ответ на вопросы: не происходят ли какие-то изменения сущности человека, т.е. изменения на антропологическом уровне? Не упрощаем ли мы в нашем познании эту сущность в виде только трех уровней: сознательного, предсознательного и бессознательного, а ведь она гораздо сложнее, есть пока не изученное «животное бессознательное» или «звериное бессознательное»? И что за язык и коммуникативный разум у него (у них), если он есть? Может человек по каким-то неведомым законам по спирали возвращается в допервобытное состояние, когда существовало людоедство? Или почему в цивилизованных странах двойные стандарты коммуникативного разума?
Или другой, пожалуй, главный вопрос: а может под массированным воздействием информации (избытка некрофилической, кровавой, боевиковой информации), информационных технологий (типа манипулирования, лжи, зомбирования, НЛП и т.п.) «информационный человек» превращается, гипертрофируется в «коммуникативного дикобраза»? Согласимся, террор начинается с информации и сопровождается ею, иногда заканчивается информационной бесконечностью или неожиданным молчанием. И как ни прискорбно информационно бандиты выглядят на экранах ТВ, подчас, сильнее, чем наши прессекретари и представители власти. (Исключение, хотя и запоздалое, но грамотное освещение теракта на Дубровке В.Васильевым). Невольно получается, что в итоге в СМИ осуществляют героизацию «боевиков». И осуждение их жертв и спасателей. А главное, нет добротной информационно-аналитической разборки фактов террора на уровне причин, речь идет больше на уровне следствия, а в итоге – нет нужного прогноза, профилактики. А без этого трудно население сделать сподвижником в борьбе против его врага. Выходит, что и террор имеет коммуникативную природу. Значит у России в ХХ1 веке коммуникативная судьба. И для того, чтобы увеличить в ней долю сознательного, управляемого и уменьшить фатальную стихийность всем субъектам политики, власти, чиновникам и населению необходимо развивать коммуникативный ум-разум, выстраивать эффективную государственную информационно-коммуникативную политику.
7. Социальная информациология и реформа государственной службы.
