К 1586 году, после 18 лет заключения, она потеряла все свои привилегии. Ее содержали в Чартли Холле в Стаффордшире, и больше ей не дозволялось лечиться на водах в Бакстоне, которые прежде помогали облегчить ее страдания во время частых приступов ревматизма. Во время своего последнего посещения Бакстона она алмазом начертала на оконном стекле: «Бакстон, чьи теплые воды прославили тебя, наверное, я больше не приеду сюда никогда. Прощай». Похоже, что она подозревала, что ее лишат и той небольшой свободы, которая еще была у нее. Растущие страдания Марии усугублялись действиями ее девятнадцатилетнего сына, короля Шотландии Якова VI. Она всегда надеялась, что в один прекрасный день ее отпустят и она вернется в Шотландию, чтобы разделить власть со своим сыном, которого она не видела с тех пор, как ему исполнился один год. Однако Яков не чувствовал никакой привязанности к своей матери. Его вырастили и воспитали враги Марии, внушившие Якову, что его мать убила его отца, чтобы выйти замуж за своего любовника. Яков презирал ее и боялся, что если она вернется, то постарается захватить его корону.
Ненависть его к Марии наглядно проявилась в том, что он без брезгливости стремился сочетаться браком с Елизаветой I, женщиной, которая виновна в лишении свободы его матери (и которая была старше него на тридцать лет). Елизавета отклонила предложение.
Мария писала своему сыну в надежде склонить его на свою сторону, но письма ее никогда не достигали границ Шотландии. К этому моменту Мария находилась в большей изоляции, чем когда-либо раньше: все письма от нее конфисковывались, а вся входящая корреспонденция задерживалась ее тюремщиком. Мария была совершенно подавлена; казалось, что никакой надежды больше не осталось. И в этом состоянии безысходности 6 января 1586 года она получила поразившую ее пачку писем.
Письма пришли от тех, кто поддерживал Марию на континенте, и их тайно доставил в ее тюрьму Гилберт Гиффорд, католик, покинувший Англию в 1577 году и учившийся на священника в английском колледже в Риме. Вернувшись в 1585 году в Англию и страстно желая быть полезным Марии, он сразу же отправился во французское посольство в Лондоне, где скопилась кипа писем. В посольстве знали, что, если они направят письма обычным путем, Мария никогда не увидит их. Однако Гиффорд объявил, что он сможет тайно переправить письма в Чартли Холл, и он на самом деле сдержал свое слово. Эта передача была одной из многих, и Гиффорд стал курьером, не только передавая письма Марии, но и забирая ее ответы. Он придумал довольно остроумный способ беспрепятственно переправлять письма в Чартли Холл. Он отдавал письма местному пивовару, тот заворачивал их в кожаный мешок, а затем прятал в выдолбленной затычке, которой закупоривали бочонок с пивом. Пивовар доставлял бочку в Чартли Холл, после чего один из слуг Марии вскрывал затычку и передавал содержимое королеве Шотландии. Этот способ действовал равно хорошо и для передачи писем из Чартли Холла.
Тем временем в лондонских тавернах вынашивался план по освобождению Марии. В центре заговора стоял Энтони Бабингтон. Ему всего лишь двадцать четыре, но он уже хорошо известен в столице как красивый, обаятельный и остроумный бонвиван. Чего его многие восхищенные современники не сумели понять, так это того, что Бабингтон был крайне недоволен властями, из-за которых он сам, его семья и его вера подвергались гонениям.
Государственная политика, направленная на искоренение католицизма, была поистине ужасающей: священников обвиняли в государственной измене, а любого, кто давал им прибежище, вздергивали на дыбе, отрубали конечности и еще живых потрошили. Католическая месса была официально запрещена, а семьи, оставшиеся верными папе, были вынуждены платить непомерные налоги. Враждебность Бабингтона подпитывалась смертью лорда Дарси, его прадеда, который был обезглавлен из-за участия в «Благодатном паломничестве» — католическом восстании против Генриха VIII[9].
Датой рождения заговора можно считать один из мартовских вечеров 1586 года, когда Бабингтон и шестеро его ближайших друзей собрались в гостинице «Плуг» за лондонскими воротами перед зданием Темпля. Как отмечал историк Филипп Караман: «Он притягивал к себе силой своего обаяния и личных качеств многих молодых дворян-католиков из своего окружения, галантных, безрассудно смелых и отчаянно храбрых, готовых для защиты католической веры в то время, когда она подвергается гонениям, и жаждущих любого трудного дела, каким бы оно ни было, которое могло бы послужить во благо католической церкви». В следующие несколько месяцев родился грандиозный план: освободить Марию, убить королеву Елизавету и поднять мятеж, который будет поддержан вторжением из-за границы.
Заговорщики согласились, что заговор Бабингтона, как его стали называть, не мог продолжаться без благословения Марии, однако никаких способов связаться с ней не было. И в этот самый момент, 6 июля 1586 года, на пороге дома Бабингтона появился Гиффорд. Он привез письмо от Марии, в котором она писала, что узнала о Бабингтоне от своих сторонников в Париже и с нетерпением ожидает от него вестей. В ответ Бабингтон составил подробное письмо, в котором он обрисовал свой план, не забыв упомянуть об отлучении Елизаветы от церкви папой Пием V в 1570 году, что, как он полагал, вполне оправдывало ее убийство.
Я сам с десятью дворянами и сотней наших, сторонников предприму освобождение Вашего королевского высочества из рук ваших врагов. Чтобы убить узурпаторшу, которая отлучена от церкви и которой поэтому мы не повинуемся, есть шесть благородных дворян, все — мои верные друзья, истово и с усердием служащие католической церкви и Вашему высочеству, которые возьмут на себя выполнение этого прискорбного дела.
Как и прежде, Гиффорд прятал сообщение в затычке, которой закупоривали бочонок с пивом, чтобы незаметно пронести его мимо стражи Марии. Это можно рассматривать как стеганографию, поскольку скрывалось наличие самого письма.
В качестве дополнительной меры предосторожности Бабингтон зашифровал свое письмо, так что даже если оно и будет перехвачено тюремщиком Марии, то дешифровать его не смогут, и заговор останется нераскрытым. Он использовал шифр, который был не просто одноалфавитной заменой, а, скорее, номенклатором, что показано на рис. 8. Шифр состоял из 23 символов, которыми заменялись буквы алфавита (кроме j, v и w), и еще 35 символов, являющихся словами или предложениями. Помимо этого, имелось четыре «пустых» знака и символ σ, который указывал, что следующий символ представляет собой удвоенную букву («дублет»).
Гиффорд был еще молод, даже моложе Бабингтона, и все же он смело и уверенно перевозил письма. Под вымышленными именами — мистер Колердин, Пьетро и Корнелий — он беспрепятственно ездил по стране, не вызывая подозрений, а благодаря своим связям среди католиков у него всегда имелось несколько надежных убежищ между Лондоном и Чартли Холлом. Однако всякий раз, приезжая в
Рис. 8 Номенклатор Марии Стюарт, королевы Шотландии, состоящий из шифралфавита и кодовых слов.
Чартли Холл или покидая его, Гиффорд делал крюк. Хотя он явно действовал как агент Марии, но был на самом деле двойным агентом. Еще в 1585 году, перед возвращением в Англию, Гкффорд написал сэру Фрэнсису Уолсингему, государственному секретарю королевы Елизаветы, предлагая ему свои услуги.
Гиффорд понимал, что его католическое прошлое могло бы послужить великолепным прикрытием для проникновения в ряды заговорщиков, выступающих против королевы Елизаветы. В письме к Уолсингему он писал: «Я слышал о вашей работе и хотел бы послужить вам. У меня нет сомнений, и меня не страшит опасность. Что бы вы ни приказали мне, я это сделаю».
Уолсингем был самым беспощадным министром Елизаветы, министром полиции, отвечающим за безопасность монарха и ради этого не брезговавшим никакими средствами. Он унаследовал небольшую сеть шпионов, которую быстро расширил и внедрил в Европу, где вынашивалось и готовилось большинство заговоров против Елизаветы. После его смерти обнаружилось, что он регулярно получал донесения из двенадцати мест во Франции, девяти в Германии, четырех в Италии, четырех в Испании и трех в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге, а также имел информаторов в Константинополе, Алжире и Триполи.
Уолсингем завербовал Гиффорда в качестве шпиона, и фактически именно Уолсингем приказал Гиффорду отправиться во французское посольство и предложить себя в качестве курьера. Всякий раз письмо для Марии, или от нее, попадало вначале Уолсингему. Тот передавал его своим подчиненным, которые вскрывали каждое письмо, снимали с него копию, вновь запечатывали его такой же печатью и отдавали обратно Гиффорду. Будто бы нетронутое письмо доставлялось Марии или ее корреспондентам, которые оставались в неведении о происходящем.
