О невыразимости, непредставимости реалий современной квантовой физики на языке доступных нам понятий говорят и другие исследователи.
Как в предзнаменованиях, так и в символах сна знак, открывшийся прорицателю, и смысл, заключенный в нем, оказываются связаны между собой не логически, не объяснимо, а каким-то иным иррациональным образом.
Понимание именно такого характера связи было известно еще древним. Как пишет исследователь Шумера, «только в исключительных случаях можно обнаружить какую-то логическую связь между предзнаменованием и предсказанием, хотя часто наблюдаются параноидальные ассоциации… Во многих случаях заметны результаты каких-то подсознательных ассоциаций».
Понятно, что человек, далекий от подобного опыта, едва приблизившись к нему, ощущает совершеннейшую его чуждость, запредельность по отношению к знакомому ему опыту жизни. Чуждость столь велика, что исследователю, желающему обозначить этот иной, запредельный ряд символов, порой приходится прибегать к психиатрическим терминам. Таков, в частности, смысл констатации английского этнографа В. Тэрнера, изучавшего африканский гадательный опыт. В глубине самой структуры гадания «содержатся параноидальные черты», а «значительное большинство гадальщиков, по его наблюдению, должны иметь параноидальные наклонности».
Очевидно, именно в силу невыразимости этой иной реальности в понятиях обыденной жизни прорицатель, чтобы нарисовать картину, открывшуюся ему, часто делает это не развернутым словесным описанием, а как бы через некий ключевой образ, деталь.
Именно неадекватность, бессилие слов побуждали провидцев-юродивых пытаться выразить будущее событие через некую ключевую деталь, знак.
Вот киевский юродивый Паисий бежит мимо строящегося дома с грязной рубашкой в руках. Один из рабочих-строителей крикнул ему сверху, с лесов:
— Куда, преподобный, бежишь? Подожди. И услышал в ответ:
— Некогда, душко. Рубашку надо помыть. Через полчаса пригодится.
Остальные, кто видел юродивого бегущим, промолчали. Только он, именно он, окликнул его. И юродивый ответил ему. Не прошло и получаса, как рабочий этот упал с лесов и разбился насмерть. К тому времени Паисий возвращался назад с выстиранной рубахой:
— Оденьте мертвеца, душено. Это я для него рубашку помыл. Чистая рубашка, в какую обряжают покойника, и была та ключевая деталь будущего события, которое открылось Паисию.
Еще пример попытки обозначить будущее через подобную деталь.
Когда князь Савва Оболенский женился на княжне Дарье Лопуховской, во время пира в доме появился известный всем ростовский юродивый Исидор. Он принес самодельную шапку, сплетенную из полевых цветов и трав, и протянул ее жениху со словами:
— Вот тебе и архиерейская шапка!
Всех, бывших на пиру, очень позабавило это. Не прошло, однако, и года, как молодая княгиня умерла. Князь же в печали удалился в Ферапонтов монастырь и принял там пострижение, чтобы позднее, в 1481–1489 годах, действительно стать архиепископом Ростовским.
Эту-то цепь последовавших событий, пребывавших тогда еще в лоне будущего, и пытался выразить юродивый символической архиерейской шапкой из полевых цветов.
Точно так же, через побочную деталь, Пифия сообщила Нерону будущее, ожидавшее его: «Берегись цифры 73». Полагая, что речь идет о его возрасте, Нерон, которому был тогда 31 год, остался весьма доволен этим пророчеством. Мог ли он догадаться что цифра эта, действительно обозначала возраст, но не его! И что не пройдет и года, как он будет убит заговорщиками и на его трон будет посажен 73 летний Гальба?
Напомню эпизод, когда прорицательница, которую посетил Пушкин, сказала ему:
— Может быть, ты проживешь долго, но на тридцать седьмом году берегись белого человека, белой лошади или белой головы.
То, что в повседневной жизни могло бы иметь только один конкретный лик — «белой головы», «белой лошади» или «белого человека», в сфере высшей реальности составляет, очевидно, некую единую протяженность, спектр нечленимых понятий.
С такой проблемой нечленимости понятий, лежащих в высшей реальности, их плавного перехода, перетекания одного в другое, встречаются и советские исследователи, работающие в области предвидения. В этом, считают некоторые из них, причина определенного процента «непопаданий». В случаях, когда прорицатели сотрудничают с властями, последние всякий раз ожидают от них однозначного, совершенно конкретного ответа. Только такой ответ может быть конструктивен в мире тех отношений, в который включены они, носители власти. Прорицателю же в высшей реальности доступней бывает скорее некий спектр, некий веер символов и понятий. Отдаленное представление — в какой мере опыт высшей реальности отличен от опыта повседневной жизни — дает отчасти гадальный ряд. Тот, кому знакома практика гадания, знает, сколь широк и многозначен спектр ее знаков. Каждому знаку соответствует целый набор смыслов, присутствующих одновременно и зависящих от расположения соседних. При этом сама последовательность их смыслов представляет собой некий ряд, где один смысл переходит в другой, как это бывает с образами во время сна, и где, как и во сне, это смещение, переход следует своей системе связей, не объяснимых с позиции логики и опыта повседневной жизни.
Итак, есть свидетельства, и их достаточно много, того, что о событии может стать известно задолго до его свершения. Это может означать только одно: явление или событие задолго до своего воплощения уже представляет собой некую реальность. На мысль о неизбежности предначертанного наводит и тщетность попыток избежать того, что было предсказано.
Как-то Домициан[14], рассказывает Светоний, спросил астролога Асклетариона, какая участь ожидает его самого, астролога. Тот ответил, что вскоре его разорвут собаки. Император рассмеялся и приказал тотчас же убить Асклетариона. Довольный, что ему удалось изменить предназначенное судьбой, Домициан в тот же вечер за трапезой поведал друзьям о своем торжестве. Все принялись наперебой восхищаться императором, его находчивостью и смелостью. Только мимический актер Латин, возлежавший с остальными, не разделял общего восторга. Это заметил Домициан.
— Когда я шел сюда, — заговорил актер, заметив на себе тяжелый взгляд императора, — я проходил мимо площади, где сжигают мертвых. Как раз передо мной туда принесли астролога. Его положили на костер, но сильный ветер погасил пламя. И тогда я увидел, как стая бродячих собак рвала полусожженный труп.
Столь же тщетно Пушкин всю жизнь пытался избежать предсказанной ему гибели на тридцать седьмом году жизни от «белого человека», «белой лошади» или «белой головы». О том, что будучи человеком, наделенным мистическим чувством, он глубоко размышлял об этом, говорит его стихотворение «Песнь о вещем Олеге». Речь в нем идет о реальном историческом событии, упоминаемом в одной из русских летописей. «Волхвы предсказали Князю, — писал летописец, — что ему суждено умереть от любимого коня своего. С того времени он не хотел ездить на нем. Прошло четыре года; в осень пятого вспомнил Олег о предсказании и, слыша, что конь давно умер, посмеялся над волхвами. Захотел видеть его кости, стал ногою на череп и сказал: его ли мне бояться? Но в черепе таилась змея, она ужалила Князя и Герой скончался».
Я говорил об американской прорицательнице Джейн Диксон. Ее предсказания опасности и смерти не были секретом для тех, кого они касались. Несколько раз она сама старалась предупредить их об этом. Тщетно. Сообщения эти как бы сами собой блокировались и терялись по пути, не достигая того, кому были направлены. Так, напрасно старалась она сообщить Роберту Кеннеди в течение целой недели до самого его убийства об опасности. Столь же тщетны оказались ее усилия предупредить иракского короля Фейсала, которому она даже специально звонила из Америки. Не прошло и месяца, как король был убит.
Существует достаточно много фактов и наблюдений, свидетельствующих о неотвратимости событий, лежащих в будущем, о тщетности любых усилий предотвратить или избежать их. В древнем Шумере, где возникло представление о «скрижалях судьбы» и неизменности рока, бытовало представление о датах благоприятных и неблагоприятных, о днях, исполненных удачи или несчастья. На одной из глиняных табличек, дошедших до нас, писавший оправдывался перед царем, почему он не решился отправиться в путь, когда ему было предписано. День этот, пояснял он, был «нехорош для путешествий».
Значит ли это, что, уйдя от свершений в неудачный день и тем избежав несчастья, возможно нарушить предначертанное в «скрижалях судьбы»?
Это уже совершенно другое альтернативное видение будущего. Будущее не фатально, в нем заключен как бы некий набор возможных событий. От выбора, от решения самого человека зависит, какие из них станут реальностью.
