Ознакомительная версия.
В конце апреля 1941 года СССР дал разрешение на приезд в Советский Союз чехословацкой военной миссии во главе с полковником Элиодором Пикой[75]. Пике был оказан подчеркнуто дружественный прием – Москва явно готовилась к неизбежному и скорому столкновению с немцами. При этом англичане немедленно предложили Моравцу, чтобы он делился с ними всей информацией, которую Пика передавал из Москвы.
В январе 1941 года московское руководство КПЧ ориентировало свои организации в протекторате на накапливание сил, создание кадров подпольных организаций и активную пропаганду. Открытые акции против оккупантов в стиле событий 28 октября 1939 года рекомендовалось пока не проводить, чтобы не провоцировать массовые репрессии против гражданского населения. В апреле 1941 года компартия призвала брать пример с югославских партизан в смысле создания широкого национально-освободительного фронта во главе с коммунистами. Идеологическая работа коммунистов приносила плоды. Большинство населения Чехии считало, что возврата к довоенной республике, позорно капитулировавшей перед Гитлером, быть не должно.
До Бенеша доходили сводки о положении в протекторате, в которых говорилось, что люди хотят не только освобождения от оккупации, но и нового, более справедливого общественного порядка: «…У нас люди желают лучшего общественного строя и более глубоких, чем до сих пор, преобразований. И несомненно, что по праву. Сегодня в народе очень много и часто говорят о национализации, особенно о национализации шахт, новой аграрной реформе, ограничении частной собственности в крупной и тяжелой промышленности… и т. д. Все это проникает в народ, нравится это кому-либо или нет… Частично это, конечно, результат пропаганды с Востока… Тех, кто предпочел бы большевизм нынешнему положению вещей, – большинство… Мы опасаемся, что если Советы отправятся в поход и придут сюда, то часть людей их приветствует, а другая часть примет»[76].
Бенеш прекрасно понимал, что социальная революция в Чехословакии в результате войны более чем вероятна, причем по примеру СССР. В одном из писем конца 1940 года он писал: «Необходимо и в случае социальной революции не ссориться с русскими». И далее: «Никогда и ни в чем мы не пойдем против России»[77]. Бенеш встал на эту позицию, потому что понимал: без опоры на Советский Союз существование независимой Чехословакии рядом с мощной Германией и при равнодушии Англии и Франции, так ясно проявленном в дни Мюнхена, невозможно.
В отличие от коммунистов, Бенеш ориентировал некоммунистическое Сопротивление на сотрудничество с чешскими властями протектората. Он понимал, что среди таковых много сторонников буржуазного домюнхенского строя и отталкивать их нельзя. Но такая линия наталкивалась на непонимание даже некоммунистического Сопротивления, считавшего правительство протектората открыто коллаборационистским. «Три короля» сообщали Ингру 1 октября 1940 года: «Немцы из-за полной беспомощности правительства (протектората) и боязливой позиции как правительства, так и всех государственных, общественных и частных деятелей ни в чем себе здесь не отказывают и довольны тем, как все хорошо у них здесь идет… Они арестовывают, кого хотят, и никто не протестует, чтобы не дай бог не разгневать немцев и сохранить свое теплое местечко в правительстве или где бы то ни было…»[78]
Лондонское правительство Бенеша поддерживало связь с председателем правительства протектората Элиашем, и гестапо об этом знало. Но немцы не предпринимали никаких шагов, так как инструкции Бенеша Элиашу их вполне устраивали. Бенеш ориентировал власти протектората на пассивность с тем, чтобы сохранить аппарат госуправления в целостности к моменту поражения Германии и возвращения в Прагу эмигрантского правительства. Таким путем Бенеш хотел предотвратить образование после окончания войны стихийных народных органов власти, поскольку понимал, что в них неизбежно будут преобладать коммунисты как сторонники активного сопротивления оккупантам.
Напротив, бескомпромиссная позиция коммунистов по отношению к чешским властям протектората только усиливала авторитет первых. Саботаж на оборонных заводах протектората в начале 1941 года принял такие размеры, что в январе протектор распорядился ввести на важнейшие фабрики дополнительные немецкие полицейские силы. Однако коммунисты смогли в августе 1940 года организовать забастовку на одном из важнейших военных предприятий протектората «Авиа». 800 из 900 рабочих присоединились к стачке и избрали забастовочный комитет, которым руководила подпольная ячейка КПЧ[79]. На завод прибыли сотрудники гестапо и вооруженные эсэсовцы. Весь заводской профсоюзный комитет и забастовочный комитет были арестованы. Жесткие репрессии оккупантов сорвали планы коммунистов по организации забастовок солидарности с рабочими «Авии» на других заводах, прежде всего, машиностроительных.
На машиностроительных заводах Праги в конце 1940 года было 650 коммунистов, которые собрали более 32 тысяч крон членских взносов. Формально коммунисты через легальные профсоюзы организовывали забастовки под экономическими лозунгами (в основном повышение зарплаты и увеличение норм отпуска продовольствия по карточкам). Однако так как стачки затрагивали важные машиностроительные заводы, они наносили серьезный ущерб военным усилиям Германии.
С 28 октября по 7 ноября 1940 года КПЧ буквально наводнила Прагу листовками (только пражская полиция собрала их 3778 штук)[80]. Коммунисты протестовали против коллаборационизма правительства протектората и призывали бороться за свободную социалистическую республику. Основными лозунгами были следующие: «Свастика в Граде не останется!», «Да здравствует социалистическая республика!». Что до более приземленных задач, коммунисты призвали население саботировать вывоз продуктов питания в Германию. Такой призыв был понятен всем, поскольку продовольственное снабжение чехов ухудшалось буквально с каждым днем.
Однако расширение подпольных ячеек КПЧ и рост влияния партии парадоксальным образом облегчили работу гестапо, которому удалось в конце 1940-го – начале 1941 года через засланных в ряды сильно выросшего подполья провокаторов нанести по коммунистическому сопротивлению чувствительные удары.
В ноябре 1940 года гестапо обнаружило главную подпольную типографию партии. У гестапо были сведения о фамилиях (по крайней мере двух членов подпольного ЦК КПЧ (Эммануэль Клима и Эдуард Уркс), знали немцы) и о наличии подпольного коротковолнового передатчика, через который поддерживалась связь с Москвой, и архива партии. В декабре того же года нелегальное руководство КПЧ на специальном заседании решило принять срочные меры по усилению конспирации. Однако в рядах партии было много молодежи, относившейся к конспирации с презрением, считая ее проявлением трусости.
Аресты продолжались, и до конца 1940 года в тюрьмах оказались 1454 члена КПЧ, в том числе более 700 в Праге и ее окрестностях. В январе 1941 года гестапо разгромило подпольную курьерскую службу КПЧ (на нее вышли после обнаружения типографии). Наконец, в ночь с 12 на 13 января 1941-го немцы арестовали четырех из пяти членов подпольного ЦК КПЧ. На свободе остался только один член руководства – рабочий-обувщик Ян Зика. Самым серьезным ударом по партии было то, что в руки гестаповцев попал главный архив партии, содержавший данные о многих членов КПЧ[81]. Это спровоцировало новую мощную волну арестов коммунистов по всей стране.
Таким образом, в преддверии нападения Германии на СССР коммунисты в протекторате лишились центрального руководства и налаженной связи с местными организациями. Нелегальный аппарат приходилось строить с нуля и с новыми, часто не очень опытными в делах конспирации людьми. Былой централизации руководства коммунисты так и не смогли наладить вплоть до конца войны. Прервалась и связь с Москвой. Теперь коммунисты могли только принимать просьбы и указания московского центра КПЧ, передаваемые по радио.
Тем не менее к 22 июня 1941 года только КПЧ располагала на территории протектората сетью подпольных организаций. Некоммунистическое Сопротивление такой единой сети, по сути, так и не сумело создать.
22 июня 1941 года после вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР ситуация в мире изменилась коренным образом. К Гитлеру присоединилась и Словакия, объявившая 23 июня о разрыве дипломатических отношений с СССР.
В первые дни войны Бенеш под влиянием своих военных советников считал, что СССР потерпит быстрое поражение. Такая недооценка мощи Красной армии в то время была свойственна практически всем западным военным, особенно после советско-финской войны 1939-1940 гг.
Для Англии и США вступление СССР в войну было спасением. Неудивительно, что уже 22 июня 1941 года Черчилль по радио заявил о готовности Англии предоставить «русскому народу» любую помощь. Правда, Великобритания особенно ничем помочь не могла, так как сама зависела в вопросе военных поставок от США. На следующий день с таким же обещанием выступил президент США Рузвельт. Зато будущий президент США и преемник Рузвельта Гарри Трумэн 24 июня 1941 года заявил на страницах «Нью-Йорк Таймс»: «Если мы увидим, что Германия побеждает, мы должны помогать России, а если верх будет одерживать Россия, мы должны помогать Германии, и пусть они, таким образом, убивают друг друга как можно больше».
Ознакомительная версия.
![Джером Дэвид Сэлинджер - Ранние рассказы [1940-1948]](https://cdn.my-library.info/books/126997/126997.jpg)
