Ознакомительная версия.
Временное правительство, приступив к радикальным реформам тюремной системы на демократических началах, не смогло подвести под их проведение надлежащую материальную базу, поэтому постепенно оно было вынуждено вернуться к жесткой репрессивной политике для обеспечения социального заказа правящего класса.
Карательная политика Советского государства и ее реализация при исполнении уголовного наказания в виде лишения свободы в 30-50-е годы XX в. исследуется как наиболее драматичный период деятельности советской исправительно-трудовой системы.
Положение об исправительно-трудовых лагерях от 7 апреля 1930 г. в своей основе содержало серьезные отступления от общих принципов законности. Осуществлявшее общее руководство деятельностью лагерей Объединенное государственно-политическое управление (ОГПУ) одновременно являлось органом, по особым постановлениям которого осуществлялись внесудебные репрессии. Право вынесения постановлений о направлении граждан в исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ) на срок не менее трех лет представлялось коллегии или особому совещанию ОГПУ. Однако это уже давало неограниченную власть ОГПУ над судьбами заключенных. Заключенный, попавший в сферу деятельности ОГПУ, исключался из юрисдикции действующего законодательства, его жизнь полностью регламентировалась нормативными актами этого ведомства. Прокурорский надзор за лагерями, предусмотренный указанным Положением, сводился лишь к надзору за соблюдением требований последнего.
Следующим нормативным актом, регулирующим отношения в этой сфере, стал ИТК РСФСР 1933 г., который содержал в себе элементы временного отступления от ужесточения режима в местах лишения свободы. Вместе с тем подобная «передышка» носила кратковременный характер. С образованием общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) и после передачи в его ведение ИТУ ИТК РСФСР 1933 г. фактически утратил свое значение.
В основе управления низовыми организационно-структурными звеньями ИТЛ лежал принцип ограниченного самоуправления, реализация которого при отсутствии должной правовой базы и контроля неизбежно вела к беззаконию и произволу должностных лиц низовой администрации по отношению к основной части заключенных. Реальное содержание уклада жизни лагеря определяли организованные группы и группировки заключенных, устанавливавшие произвол «воровских» авторитетов, с помощью которых администрация поддерживала «порядок» в местах лишения свободы.
Основным механизмом, широко используемым в местах лишения свободы для того, чтобы держать заключенных в повиновении, было устрашение и насилие, выходящие за рамки, установленные законом. При привлечении к уголовной ответственности заключенных за проступки и преступления исключалось судебное рассмотрение дел. Функцию судебного органа выполняла Коллегия ОГПУ, причем при определении меры наказания она часто выходила далеко за пределы санкций, установленных статьями УК РСФСР.
Нормативные акты, регламентирующие порядок и условия отбывания наказания в виде лишения свободы, содержали нормы, реализации которых позволяла администрации широко и произвольно толковать пределы своих прав. Наличие двух основных нормативных актов в сфере исполнения наказания в виде лишения свободы, таких как Положение об исправительно-трудовых лагерях ОГПУ НКВД СССР и Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, по-разному определявших объем прав заключенных, предоставляло широкие возможности администрации мест заключения для ущемления их прав. Произвол ведомства проявлялся в повсеместной практике внесудебных расправ, далеко выходящих за пределы норм уголовного закона.
Ведомственное регулирование режима отбывания наказания, которое широко применялось в системе ГУЛАГа, неизбежно приводило к ущемлению прав заключенных. Репрессии, как основное средство поддержания установленного ведомством режима, были главной причиной деморализации личности, ее физического и духовного распада.
К середине второй половины 1930-х годов усиление уголовных репрессий достигает апогея. В новых условиях произошла фактическая девальвация норм закона. В процессе утверждения новых принципов организации ИТУ доминирующим стал производственный фактор, определяющий порядок создания и масштабы создаваемых структур. С появлением ГУЛАГа произошло резкое возрастание экономического значения исправительно-трудовых учреждений, усиление эксплуатации заключенных. При этом вся полнота власти в сфере исполнения лишения свободы, включая нормативное регулирование, делегируется НКВД. Формально не отмененное исправительно-трудовое законодательство игнорируется. Численность заключенных с конца 1930-х годов значительно возрастает, они интенсивно используются в качестве дешевой рабочей силы. Законодательное регулирование института наказания в виде лишения свободы восстанавливается лишь после смерти И. В. Сталина[101].
Что касается системы исправительных учреждений в советский период, то уже в 1917 г. тюремная система была расформирована. В первые же годы правления советской власти в соответствии с последовательно осуществлявшимся принципом «от тюрем – к воспитательным учреждениям» разрушили около 400 тюремных зданий. По ИТК РСФСР 1924 г. тюрьмы как вид исправительно-трудовых учреждений не предусматривались, и только в 1936 г. ЦИК и СНК СССР в постановлении «О дополнении основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» восстановил тюремное заключение как вид уголовного наказания. Тем не менее тенденция к сокращению тюрем сохранилась при массовом строительстве исправительно-трудовых лагерей, новых исправительно-трудовых колоний.
В советское время доказывалось, что тюрьма – это атрибут буржуазной тюремной системы, в основе которой заложено одиночное содержание осужденного. Она калечит человека, формирует конформизм, жестокость, индивидуализм, отчужденность от общества. В тюрьме якобы ограничены возможности для проведения массовых политико-культурных, физкультурно-спортивных мероприятий, организации труда осужденных на современном технологически оснащенном производстве, отсутствуют условия для организации общеобразовательного, профессионально-технического обучения осужденных, открытия школ и профтехучилищ.
Таким образом, изложенное позволяет сделать несколько предварительных выводов.
Во-первых, начальный период развития института наказания отчетливо свидетельствует о том, что, если в уголовном законе отсутствует точный перечень видов наказания, не определяется содержание его видов, наказание носит характер государственного принуждения, которое не ограничивается правом, а скорее создается в процессе правоприменительной практики судом или органами, его заменяющими (например, революционными трибуналами). В этом смысле наказание носит целесообразный характер, подчиненный главным образом политическим или иным целям.
Во-вторых, отказ от наказания и замена его мерами социальной защиты в первых УК РСФСР (1922, 1926 гг.) имел своим следствием изменение самой доктрины уголовного права, где основополагающие принципы – виновности, законности, гуманизма, оснований ответственности, подменяются понятиями социальной необходимости, опасного состояния личности, бессрочности в применении указанных мер, объективного вменения.
В конечном итоге меры социальной защиты превращаются в государственный произвол, где гарантии свободы и законных прав личности отсутствуют.
В-третьих, возврат УК РСФСР 1960 года к положительным тенденциям классической школы уголовного права с признанием его основных принципов – законности, виновности, оснований уголовной ответственности и др. – обусловили изменение концепции наказания и отказ от мер социальной защиты – детища социологической школы уголовного права. Вместе с тем, сохранение в УК РСФСР 1960 года отдельных положений социологической и даже антропологической (особо опасный рецидивист) школ уголовного права, а также признание за наказанием перспективных социальных целей (исправления и перевоспитания осужденных), означало, что наказание выделялось на фоне других принудительных средств и признавалось важнейшим предупредительным и воспитательным фактором. Отсюда следовало определение научно необоснованных задач правоприменительным органам (судам, органам исполняющим наказание и т. д.), например, исправление и перевоспитание осужденных в духе точного исполнения законов, уважения правил общежития, воспитания, трудолюбия и др. В этом случае преступление, видимо, признавалось в качестве формально юридического повода для улучшения социальных и нравственных качеств человека посредством наказания. Абсурдность таких позиций УК РСФСР 1960 года вполне очевидна. Вот почему постановка перед наказанием высоких социальных целей несостоятельна, поскольку наказание, как свидетельствует правоприменительная практика, вызывает негативные последствия для осужденных (распад семейных отношений, потеря профессиональной квалификации, заболевание туберкулезом, помещение в криминальную среду и т. д.).
Ознакомительная версия.
