Ознакомительная версия.
Пенитенциарий (дом наказания), так называлась тюрьма одиночного заключения, имел свою практическую цель – исправление преступников, полагаясь на особый порядок исполнения наказания, особое устройство тюремного здания. Предпринятые попытки пенитенциарных учреждений достигнуть перспективных социальных целей – исправления преступника, используя средства одиночного заключения, как известно, не увенчалась ожидаемым успехом. Тем не менее, именно выводы пенитенциарной науки (тюрьмоведения) послужили теоретическим и практическим обоснованием широких тюремных реформ, преимущественно в Европе, включая Россию.
В этой связи является примечательным то обстоятельство, что получившая развитие пенитенциарная наука не ограничивалась исследованием лишь проблем исполнения уголовных наказаний в виде тюремного заключения, а включала в свой предмет и проблемы материального права. В частности, в повестку дня V Международного конгресса в 1895 году, который проходил в Париже, включены были вопросы уголовного права, криминологии, уголовно-исполнительного права (по терминологии современной юридической науки):
1. О замене краткосрочного тюремного заключения условным осуждением;
2. О пригодности ссылки как вида наказания;
3. Об ограничении негативного (аморального) влияния на воспитание несовершеннолетних;
4. О питании осужденных, их бытовых условиях и др.
Стало быть, необходимость более глубокого исследования проблемы наказания неизбежно влечет за собой не расширение предмета науки уголовного права, а уточнение некоторых и весьма важных теоретических положений, относящихся к обоснованию предмета тех отраслей юридической науки, которые занимаются исследованием проблем института наказания.
Расширение предмета науки уголовного права, которое было характерным для советского периода ее развития, за счет включения в него социологических, психологических (хотя и в меньшей степени) и иных аспектов привело к малопродуктивным выводам. Так, например, закрепление в УК РСФСР 1960 года основной идеи социологической школы – «общественная опасность личности – применительно к институту «особо опасного рецидивиста» имело, скорее, негативное последствие.
Такое положение в советской науке уголовного права было вызвано в значительной мере известными историческими событиями. В частности, на проходившем в январе 1931 года I Всесоюзном съезде марксистов-государственников и правовиков в основном докладе Е. Б. Пашуканиса были подвергнуты жесткой критике сторонники буржуазно-социологической школы (М. М. Исаев, А. Н. Трайнин, А. А. Пионтковский, М. А. Чельцов-Бебутов) и сторонники буржуазно-юридической догматики (П. И. Люблинский, А. А. Жижиленко, В. Н. Ширяев), которые, по мнению докладчика, только маскировались под марксизм[109]. Съезд резко осудил отмеченные научные направления. Между тем, именно эти ученые-правоведы по существу продолжали следовать наметившейся еще в русском дореволюционном правоведении тенденции многоуровневого исследования проблем права.
В целом же советская юридическая наука прошла ряд этапов, каждый из которых характеризуется рядом особенностей. Еще в 1957 году И.В. Павлов предложил следующую периодизацию советской правовой науки: первый этап – с начала революции до 1925 года; второй этап с 1925 по 1930 гг.; третий этап – 1930–1936 гг.; четвертый этап – с 1936 по 1952 гг.; пятый этап – с 1953 и далее[110]. Правда, отмеченный автор не объясняет критериев предложенной классификации.
Несколько иную периодизацию советской правовой науки предложил С. С. Алексеев: первый этап – этап формирования правовой науки (1917–1925 гг.); второй этап – этап творческих поисков, идеологической борьбы по коренным вопросам социалистического права (1925–1936 гг.); третий этап – интенсивной разработки фактического материала по отраслям права (1937–1955 гг.); четвертый этап начался, по мнению автора, с 1956 года, хотя он не определяет его особенностей.[111]
Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что каждый этап равен 5—10 и более годам. Это побуждает к размышлению о причине частой смены этапов, тем более в общественной науке, которая развивалась, как известно, на марксистско-ленинской платформе, где идеологические вопросы имели приоритетное значение.
Применительно к уголовно-правовой науке в литературе выделяются преимущественно четыре этапа: первый этап (1917–1920 гг.) – этап диктатуры пролетариата, в рамках которого ведутся дискуссии о целесообразности кодификации уголовного права, об отношении к русскому дореволюционному праву, о возможности использования уголовно-правовых идей предшествующих эпох в условиях пролетарского государства, об использовании системы наказаний «старого» мира и т. д.; второй этап (1920–1936 гг.) – это этап преодоления прежних заблуждений относительно юридического фетишизма, идеологическая борьба за чистоту марксистской идеологии в науке уголовного права, о принципах законодательного построения ответственности: виновное деяние или социальная опасность личности преступника; третий этап (1936 – конец 50-х гг.) – характеризуется догматической разработкой основных проблем уголовного права, выработкой понятийного аппарата уголовного права и установлением принципов назначения наказания; четвертый этап (конец 50-х гг.) – характерен развитием социологических аспектов уголовного права, в том числе и наказания, выделением в самостоятельную отрасль криминологии и исправительно-трудового права, отпочковавшихся от уголовного права.[112]
Дискуссии по вопросам вины, оснований уголовной ответственности и наказания, которые активно велись в советской юридической литературе начиная с 50 годов, вывели науку уголовного права на методологические проблемы исследований.
Некоторые ученые указывали, что основной недостаток в исследовании уголовно-правовых проблем, в том числе и наказания, заключается в умозрительном подходе без глубокого исследования практики[113].
Стало быть, наука уголовного права 60-х годов испытывала острую потребность в социологических исследованиях проблем преступления и наказания.
Это положение в науке уголовного права коренным образом изменилось в 70-80-х годах, когда социологическим (эмпирическим) аспектам исследования правовых проблем, в том числе и наказания, отводилось важнейшее место, что позволило профессору А. М. Яковлеву даже высказать предположение о возможном появлении новой научной дисциплины – социологии уголовного права[114].
Однако взятый сам по себе эмпирический (криминологический) материал, который использовался для выводов уголовно-правовой догматики, в силу методологических особенностей этого научного направления не позволял подняться юридической науке на качественно новый уровень познания проблемы наказания.
В этой связи следует в принципе согласиться с позицией профессора И. И. Карпеца, который критически оценивал механическое перенесение положений других наук (философии, кибернетики, социологии) в криминологию и уголовное право[115]. Особенно он ставил вопрос о недопустимости применения математических методов и методик моделирования, например, в уголовно-правовой догматике[116].
Вместе с тем необходимо заметить и то важное обстоятельство, что нельзя также полностью отрицать значения отмеченных методик, которые практически являются общенаучными, а стало быть, их использование вполне допустимо и в такой весьма специфической сфере, как правоведение.
Представляется, что использование, например, математических методик исследования социально правовых явлений обусловлено современным развитием науки и особенностями исследуемого объекта. В особенности, количественный анализ статистических показателей в криминологии (уголовном праве) подчиняется закономерностям, изучаемым в математике, и, следовательно, может быть описан в соответствующих терминах.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
См. Сергеевич В. И. Лекции по истории русского права. СПб., 1890. С. 515.
См.: Дьяконов М. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб., 1912. С. 212.
См.: Комментарий к Судебнику 1550 года // Российское законодательство Х – ХХ веков. Т. 2. С. 154.
Ознакомительная версия.
