Ознакомительная версия.
Ф. К. Брун третьим соперником в бассейне Черного моря называл не Флоренцию, а Пизу, чьи колонии появились даже раньше генуэзских[181]. М. Волков раскрыл политическую историю присутствия морских республик в бассейне Черного моря. Как считал исследователь, первой здесь появилась Венеция в ходе организации крестовых походов и завоевания Византийской империи. Затем Генуя сумела на несколько десятилетий подчинить себе черноморскую торговлю. Генуэзская Кафа и венецианская Тана – главные итальянские колонии на черноморском побережье – являлись непримиримыми врагами на протяжении более чем столетия.
В дореволюционной отечественной историографии дискуссионным являлся вопрос об основании Кафы. Михаил Волков затруднялся назвать точную дату, относя это событие к моменту падения Латинской империи и вступления на престол Михаила Палеолога, но не позднее 1289 г.[182] Филипп Брун, как и директор Ришельевского лицея в Одессе Николай Мурзакевич (1806–1883), шел вслед за немецкой историографией и говорил о появлении первых поселений в Кафе в 1266 г.[183] Профессор Ришельевского лицея Владимир Юргевич (1818–1898) сделал сенсационное предположение о появлении генуэзской Кафы уже в 1204 г., после вторжения генуэзских рыцарей вслед за завоеванием Константинополя латинами[184]. По мнению Юргевича, в основе упадка Кафы лежали и политические, и экономические причины, уже отмеченные другими исследователями. Именно против них, как равнозначных, был выработан Устав 1449 г., который, с одной стороны, оговаривал меры предосторожности относительно татар, турок и христиан другой конфессии, а с другой – вводил систему фискальства для искоренения внутренних злоупотреблений, подорвавших торговый кредит[185].
Дальше всех в исследовании юридического статуса генуэзских колоний, в том числе Кафы, пошел член Императорской Санкт-Петербургской академии наук Максим Ковалевский (1851–1916). Он попытался представить Устав для колоний 1449 г. как своеобразный документ, с одной стороны, содержавший в себе традиционные представления о колониальном устройстве, сложившиеся на протяжении почти двух столетий, с другой стороны, – отражавший реалии быстро изменявшейся колониальной политики середины XV в. Он, как и большинство отечественных исследователей, отмечал, что правовые отношения генуэзских колоний целиком копировали внутреннее государственное устройство Генуи с соблюдением принципов управления крупной морской державы средневековья: краткосрочность полномочий, избираемость должностных лиц, коллегиальность, строгая отчетность в действиях и имущественная ответственность[186]. «Первоначальная организация Кафы была, по крайней мере, в ее главных чертах, снимком с генуэзских порядков»[187]. Однако, при многонациональности (как отмечал Ковалевский, здесь жили евреи, русские, греки, мусульмане, грузины, мингрелы, черкесы, трапезундцы, валахи, франки, венецианцы) генуэзских колоний преимущества, конечно же, отдавались генуэзцам и в юридическом, и в экономических вопросах.
М. М. Ковалевский рисовал более сложную схему внутреннего устройства Кафы, чем мы встречаем у названных авторов. Наряду с консулом и двумя его помощниками, он отмечал наличие совета старейшин при консуле, совета казначейства при массарии, совета попечителей, совета торговли, продовольственного комитета, консульской свиты, ночных стражей, милиционеров. Высшая администрация в лице консула, как утверждал Ковалевский, получала непосредственно от Генуи жалованье, и должна была содержать все необходимые для осуществления своих обязанностей должности, а система советов существовала за счет дополнительных сборов и штрафов. В таком виде устройство Кафы просуществовало до момента ее передачи Банку Святого Георгия, который решил значительно преобразовать систему для того, чтобы исключить злоупотребления, укрепить финансовые позиции купечества и выстроить более сильную оборону от надвигавшейся угрозы со стороны турок и татар. В частности, был разрешен чекан монеты, что ранее являлось прерогативой генуэзского правительства, поощрялись доносы, запрещалось консулу вести дипломатические переговоры с иностранными государствами из-за опасения отпадения Кафы от Генуи. К числу важных наблюдений, сделанных Ковалевским, следует отнести вывод о том, что корни современной административной юстиции лежат не в более поздней английской или французской практике, а в системе итальянских городских республик и их отдаленных колоний на Востоке[188]. Интересны его предварительные заметки об общественных нравах и обычаях, обыденной жизни кафских жителей. Историк отмечал суровость, грубость нравов, выяснял особенности отдыха и развлечений, анализировал регламентацию торговой деятельности купцов. Помимо общих правил, характерных для всей генуэзской торговли (ответственность владельцев кораблей за перегруз, открытость торговли, четко определенные часы сделок и жестко установленные меры весов, исключительное право генуэзцев на розничную торговлю), М. М. Ковалевский выделял специально разработанные для Кафы торговые статьи: запрет всякого торга в кредит с татарами (из-за боязни столкновений, военных конфликтов), запрет выезда из города мастеров, обслуживавших морскую торговлю, льготы на продовольственные товары, обеспечивавших жизнь города.
Вообще Кафе посвящено достаточно большое количество исследований. Все дореволюционные историки единодушны в том, что Кафа имела особенный статус среди итальянских колоний. «Граждане Кафы, – как писал Н. Н. Мурзакевич, – имели собственные: законы, тариф, монету, герб и свое начальство»[189]. Основание Кафы позволило генуэзцам первыми появиться в Каспийском море и начать выгодный торг с местными народами[190]. Правосудие генуэзской Кафы высоко ценилось не только приезжими купцами, но и местным населением, не раз прибегавшим к их помощи. «Порядок в управлении, правосудие и бескорыстие консулов, беспристрастное ограждение прав каждого и примерная честность поселенцев, были причиною, что Кафа в короткое время могла сравниться в блеске с другими могущественными европейскими городами»[191]. Экономическая жизнь Кафы заключалась в том, что она существовала за счет высоких налогов, принося еще при этом огромный доход генуэзскому купечеству. Однако, расцвет Кафы не был очень долгим. В связи с появлением татар и осложнением отношений с ними генуэзское правительство, как отмечали Н. Н. Мурзакевич и М. Волков, в мае 1453 г. передало все полномочия на управление Кафой Банку Св. Георгия, надеясь малыми средствами сохранить свое влияние в этой области. Передача эта, по мнению М. Волкова, заключалась в нескольких условиях: в праве владения всеми территориями и имуществом, праве сбора пошлин и налогов, праве судопроизводства над местным населением. Но упадок Кафы ознаменовал собой упадок восточного направления генуэзской торговли, удержать или восстановить который не смогли даже капиталовложения владельцев Банка. Как отмечал Н. Н. Мурзакевич, «славное имя Лигурийских поселений в Крыму» окончательно исчезло после установления могущества Оттоманской порты и грабежа турков[192].
Последний период существования генуэзской Кафы подробно рассматривался в статье заведующего Феодосийским музеем древностей Людвика Колли (1849–1917) «Кафа в период владения ею Банком Святого Георгия (1454 – 1475)». Автор анализировал внутреннее устройство Кафы второй половины XV в. в сравнительной перспективе с ее более ранними формами. Колли, как и другие историки, утверждал, что данное поселение складывалось постепенно: сначала в законных пределах, отведенных им татарами, а потом с захватом уже татарских территорий и образованием слобод. Высшую администрацию Колли, в отличие от Мурзакевича, не идеализировал, больше всего нареканий у него вызывало как раз судопроизводство. В обозначенное двадцатилетие, несмотря на сохранившиеся обширные полномочия консулов и кафской администрации, их статус значительно упал. Если раньше консул Кафы был вторым человеком в Генуэзской республике (после дожа), то сейчас он назначался по постановлению главного совета банка одновременно с массарием и провизором, которые должны были меняться своими должностями каждый год в течение трех лет[193]. Консул, по-прежнему, отчитывался по истечении своего срока, но это, однако, как считал Колли, не мешало ему злоупотреблять своим положением. Исследователь отмечал учащение подобных случаев, например, в 1463 г., когда консул незаконно ввел дополнительные сборы и налоги якобы для ремонта городских укреплений; в 1464 г., когда выяснилась значительная недостача в казне. Да и само судопроизводство, как отмечал автор, отличалось взяточничеством, волокитой и защитой интересов богатых купцов. Таким образом, Л. П. Колли главную причину упадка генуэзской торговли видел не во внешнеполитических факторах, связанных с появлением турок, а в сугубо экономических, когда злоупотребления местной администрации привели к резкому падению торговли[194].
Ознакомительная версия.
