Переменив направление и цели исследований, химия не могла тем не менее отрешиться от старых. Прежние алхимические стремления продолжали существовать, и непоколебима была вера в возможность превращения металлов в золото с помощью философского камня даже в самых видных представителях нового направления. Она жила в них, но уже не руководила их изысканиями, не обусловливала направления их работ и не играла преобладающей роли в жизни ученых. Века бесплодно потраченных на ее осуществление опытов сделали свое дело: выяснилось отчетливо, что если желанное превращение и возможно, то только в отдаленном будущем, когда накопится более фактов, изучится полнее состав веществ, их взаимные отношения и превращения. И вот все силы направляются на экспериментальную разработку науки, на всестороннее изучение вопроса о реальных началах, образующих предметы видимого мира. Идея о тождестве их по основной субстанции неукоснительно стояла, и хотя прежняя теория состава металлов, бывшая венцом чистой алхимии, пала под напором фактов, но основная мысль ее осталась, получив только иную форму, иное выражение.
Новый период в химии открывается Парацельсом. Теофраст Парацельс фон Гогенгейм (1493–1541), внук гроссмейстера ордена Иоаннитов, родился в Эйнзиделе, в Швейцарии, и был профессором в Базеле, но, рассорившись с муниципалитетом этого города, должен был удалиться и, до своей смерти, вел скитальческую жизнь, переходя из города в город, из страны в страну, сопровождаемый толпой учеников. В течение своей непродолжительной ученой жизни он приобрел громкую славу и широкую известность. Вся жизнь и деятельность этого необыкновенного человека были направлены на отрицание того схоластического духа, которым была проникнута наука его времени, на отрицание тех авторитетов, которые безраздельно царили в ней тогда. Получив кафедру в Базеле, Парацельс начал свою профессорскую деятельность с того, что на первой же лекции сжег сочинения Галена и Авиценны и объявил, что подошвы его башмаков смыслят более в медицине, чем эти великие ученые, в непреложности мнений которых в то время никто не осмеливался усомниться.[47] Сведя с пьедестала этих оракулов науки, Парацельс стремился доказать и убедить своих слушателей, что в науке нет и не может быть никаких авторитетов, что наука должна быть доступна всем, и потому сам приноровлял свои чтения так, чтобы все могли понимать, для чего начал читать свои лекции на немецком языке, что представляло небывалое явление?[48]
Парацельс, собственно говоря, не выработал какой-нибудь определенной, законченной общей теории. Он только изложил основания, на которых последующие ученые построили иатрохимическую систему, указал путь, по которому должна идти наука. Те положения, которые господствовали у иатрохимиков, мало похожи на идеи Парацельса, тем не менее последние служили им краеугольным камнем. В общем, мнения Парацельса заключались в сравнении и соотнесении явлений, происходящих в человеческом организме, с химическими процессами. Для всех тел, существующих в природе, Парацельс принимал одинаковый состав; как минеральные, так и органические вещества состоят, по его мнению, из трех элементов: соли, серы и ртути. Высказывая это положение, он тем не менее не считает эти элементы тождественными с телами того же имени, находящимися в природе. В сущности, они представлялись ему как отвлеченные понятия устойчивости и изменяемости различных веществ по отношению к огню; так, он под именем соли подразумевал понятие об устойчивости и неразрушимости от огня, сера представляла понятие о горючести и изменяемости вообще, например произрастание, а меркурий являл собой выражение способности улетучиваться без изменения от нагревания и вообще понятие о жидком состоянии вещества. Учение об элементах в том виде, как оно является у Парацельса, представляет только одно, но зато очень существенное отличие от воззрений прежних ученых. Это отличие заключается в том, что Парацельс, утверждая, что все тела, находящиеся в природе, состоят из серы, соли и ртути, в то же время допускал, что насколько различны между собою разные вещества, настолько же отличаются друг от друга и составляющие их элементы: сера, соль и ртуть. Это был далекий шаг вперед, положивший прочное начало современному учению об элементах и подготовивший переход к последнему, совершенный ван Гельмонтом.
Приняв одинаковый состав для тел минеральных и органических, Парацельс перенес свое учение об элементах и в область медицины. По его мнению, каждая часть человеческого тела состоит из своей собственной соли, серы и ртути и отличается таким образом качественно от других. Если эти три элемента находятся в надлежащем смешении, в надлежащей пропорции, то орган здоров; если эта пропорция изменяется, если преобладает один из элементов, то это служит причиной появления болезни. Так, он объяснял появление лихорадки от преобладания серы, избыток соли, по его мнению, производит водянку, а ртути – меланхолию и параличи. Таким образом, причину болезней Парацельс видит в изменении состава и хода химических процессов, совершающихся в организме, и это составляет главную основу его учения. Сама мысль, что от преобладания той или другой составной части человеческого тела зависят определенные болезни, не является у Парацельса произвольным предположением, а имеет основанием объяснение фактов, наблюдавшихся им и относящихся к действию паров мышьяка, серы и ртути на работающих в рудниках, где добываются эти вещества. Он видел, что испарения их вредно действуют на человека, производят определенные болезни, и, стремясь объяснить это явление, выработал свою теорию зависимости между появлением той или другой болезни и преобладанием соответствующего элемента в организме. Установив эту зависимость, Парацельс видит, однако, в ней не единственную причину появления болезней; по его мнению, преобладание одного какого-нибудь элемента представляет только ближайший повод для этого, а первоначальная причина находится во власти особого духа – архея. Этот дух, живущий невидимо в человеческом теле, представляет, по учению Парацельса, существо самостоятельное, не зависящее от воли человека. Нормальная деятельность его направлена на процесс питания. В пищеварительных органах он отбирает питательные составные части пищи от негодных, делает первые способными к усвоению, претворяет их в кровь и поддерживает таким образом жизнь человека. Как скоро он почему-либо оставляет тело, то последнее, будучи предоставлено самому себе, подчиняется уже обыкновенным законам химии: вещества, составляющие его, действуют друг на друга, и тело начинает разрушаться или, при неполном отсутствии архея, страдать, подвергаясь болезни.
Вдумываясь глубже в теорию Парацельса о составе тел, образующих видимый мир, сравнивая ее с воззрениями Александрийской школы и чистых алхимиков, нельзя не видеть, что древнее учение о единстве материи, о тождестве по субстанции всех предметов, находящихся в природе, получило тяжелый удар. Устанавливая теорию, что, насколько разнятся между собою разные вещества, настолько же различаются и составляющие их сера, соль и ртуть, Парацельс в корне подрывал принцип, завещанный греческой философией, принцип, гласивший, что различие предметов видимого мира объясняется не различием образующей их материи, а различным способом проявления свойств, которыми она обладает. Логика фактов невольно заставила Парацельса занести руку на этот принцип, но он делает это с непривычной ему робостью и осторожностью, как бы предчувствуя, что этот принцип, от убеждения в верности которого он все же не мог отрешиться, оживет снова при дальнейшем развитии науки. Эту нерешительность мы ясно видим в том, что во многих местах в своих сочинениях он признает ртуть, серу и соль не за реальные составные части различных предметов, а за выражение различных свойств, которыми первичная материя проявляется в них. То же влияние идей Аристотеля мы видим и в гипотезе Парацельса об архее, которая есть не что иное, как приложение учения об эфире, всё проникающем и всему дающем жизнь и движение, которое мы находим в системе мира греческого Философа?[49]
Тем же объясняется и вера Парацельса в возможность превращения металлов. Хотя он признавал, что составляющие их сера, соль и ртуть разнятся друг от друга, но все же допускал, что путем разных операций они могут быть освобождены от обусловливающих разницу между ними примесей и полученная тогда материя может быть превращена по желанию в тот или другой металл. Но сумма опытных данных, все более и более увеличивающаяся, все более и более противоречила этому воззрению, и скоро пришлось отказаться от него совсем.
