Тем же объясняется и вера Парацельса в возможность превращения металлов. Хотя он признавал, что составляющие их сера, соль и ртуть разнятся друг от друга, но все же допускал, что путем разных операций они могут быть освобождены от обусловливающих разницу между ними примесей и полученная тогда материя может быть превращена по желанию в тот или другой металл. Но сумма опытных данных, все более и более увеличивающаяся, все более и более противоречила этому воззрению, и скоро пришлось отказаться от него совсем.
В науке вырабатываются мало-помалу новые понятия о составе веществ, находящихся в природе, понятия, в которых постепенно исчезает идея о тождественности состава, идея о единстве материи, исчезает для того, чтобы появиться потом снова в более совершенной форме. Правильнее сказать, она не исчезает, а только отодвигается на время в сторону, для того чтобы можно было лучше рассмотреть ближайшие отношения разных веществ друг к другу, которых из-за нее не было видно и которые, на первый взгляд, противоречили ей. Взгляды Парацельса породили горячую борьбу мнений в среде тогдашних ученых, которые разделились на два резко противоположных лагеря. Одни, во главе которых стал Фома Эраст (1523–1583), совершенно отрицали заслуги Парацельса и все его учение целиком считали заблуждением. Другие же с жаром защищали все его воззрения, не разбирая, что в них истинно, что ложно. Время критики еще не наступило, и надлежало заботиться главным образом не о разработке новых, а об утверждении уже выработанных понятий. Поэтому мы не видим в первую половину существования новой теории никаких особенно важных открытий и обобщений. В Германии в числе первых последователей Парацельса особенно заметен Леонард Турнейсер (1530–1596), во Франции – Иосиф Дюшен, прозванный Кверцетанусом (1521–1609), который систематизировал довольно распространенное тогда учение о возможности возрождения растения из пепла с помощью химических приемов, и знаменитый врач Тюркэ де Майерн (1572–1655).
Первым, кто критически отнесся к учению Парацельса и отделил в нем ложное от истинного, был Андрей Либавиус (ум. 1516), столь много сделавший в области экспериментальной науки, где им произведено множество новых и важных наблюдений, и написавший первый связный и систематический учебник химии, вышедший в 1595 г. под заглавием «Alchimia: collecta: accurate explicata et in integrum corpus redacta»[50] во Франкфурте в трех томах. Современник Либавиуса, врач Ангелус Сала, еще более обогатил химию опытными исследованиями, особенно касательно состава вещества. Ему принадлежит крайне важное для последующего развития этого вопроса объяснение выделения меди железом из раствора синего купороса, которое долго считалось доказательством превращения железа в медь. Ангелус Сала показал, что в этом случае отнюдь не происходит такого превращения, а что медь уже содержалась в купоросе и только выделилась из него под влиянием железа. Работами А. Либавиуса и А. Сала учение Парацельса было не только утверждено на прочных основаниях, но и подвинулось далеко вперед благодаря критической разработке его этими учеными.
В лице следовавшего за ними знаменитого Иоанна ван Гельмонта (1577–1644) иатрохимия достигла высшей точки своего развития. Основательно образованный, глубоко изучивший медицину, химию и все прикладные науки, ван Гельмонт имел много преимуществ перед Парацельсом в деле разработки научных данных, и он сделал много. В его руках вопрос о началах, образующих видимую природу, сделал великий шаг вперед. Ван Гельмонт, пользуясь богатым фактическим материалом, собранным его предшественниками, отверг одинаково мнения Аристотеля и алхимиков. Он находил невозможным принять учение греческого Философа об огне, воде, земле и воздухе как элементах Вселенной, так как он был глубоко убежден, что огонь не представляет вещества, а только газ в раскаленном состоянии, а тепло и холод он считал отвлеченными понятиями, а не материальными субстанциями. Точно так же неприменимым он считал и принятие серы и ртути как начал для всех тел, особенно органических, потому что не видел возможности констатировать их присутствия в последних. Главной составной частью всех предметов ван Гельмонт принимал воду, настоящую, реальную воду. Вода, по его мнению, находится во всех маслах, воске и других тому подобных горючих телах; хотя ее и нельзя видеть в них непосредственно, но присутствие ее сказывается тогда, когда эти тела горят: он знал, что при горении всех органических веществ образуется вода, и принял ее предсуществование в них. Из воды же образуются, по его мнению, и все части растений, как сгорающие, так и землистые. Такое мнение не являлось у него простым предположением, а было результатом опыта. Он брал росток ивы, взвешивал его и сажал в горшок с землей, весивший 300 фунтов, и постоянно поливал его. Росток рос, и через пять лет ван Гельмонт нашел, что он прибавился в весе на 159 фунтов, в то время как количество земли не изменилось сколько-нибудь значительно: оно уменьшилось на две унции. Этот опыт, по мнению ван Гельмонта, совершенно разрешает вопрос о воде как главной составной части всех тел и указывает, что в растениях вода может превращаться в землистые несгорающие вещества. Это представление он перенес и на мир животных, находя у них много общего с миром растений, подтверждение и доказательство чему он видел в рыбах, которые живут исключительно в воде, и, следовательно, таковая должна составлять самую главную часть их тела. Сходство в организации рыб с высшими животными уже прямо приводило к необходимости принятия воды как главной составной части и тела человека.
Признавая воду основным началом всех тел, ван Гельмонт в то же время высказал весьма определенную мысль, что ближайшими составными частями всех предметов видимого мира являются вещества, сложенные из других, простейших, которые входят в соединение между собою, не теряя присущей им природы и своих особенностей, и потому могут быть выделены с прежними своими свойствами из соединения друг с другом. Сообразно этому, ван Гельмонт рассматривал выделение какой-нибудь новой составной части из соединения не как превращение одного вещества в другое, а просто как нахождение этой доселе еще не открытой составной части. Так, выделение меди из раствора синего купороса железом он, подобно А. Сала, рассматривает как доказательство присутствия ее в купоросе. Обобщая это явление, он высказал мысль, что никакой металл не может быть выделен из раствора, если он прежде не заключался в нем. Вместе с тем он прочно установил то весьма важное положение, что вещество может изменить наружный вид без изменения своих внутренних свойств, и утверждал, что любой металл может потерять свой цвет и блеск, как, например, при превращении на воздухе в землистое вещество окись, при соединении с серою, при превращении в солеобразные вещества, и все-таки он не потерял своих существенных свойств и во всех новых формах своего существования продолжает оставаться тем же металлом, каким был до изменения.
Этими замечательными обобщениями еще не исчерпывается значение ван Гельмонта в химии. Он был истинный сын своего времени и главной задачей своей деятельности считал установление связи между химией и медициной, объяснение явлений, происходящих в животном организме, химическими процессами. В этом отношении взгляды его представляют прогресс сравнительно с теориями Парацельса. Парацельс, скорее, только сравнивал процессы, происходящие в организме, с химическими, так как принимаемые им составные части человеческого тела: сера, соль и ртуть – являются лишь отвлеченными понятиями, выражением известных свойств и особенностей вещества, образующего тело. Эта отвлеченность препятствовала принятию физиологических и патологических процессов за настоящие химические и допускала одну аналогию с последними. Ван Гельмонт оставил в стороне вопрос об элементарных составных частях организма и обратил внимание на ближайшие составные части его, на жидкости, находящиеся в нем, и разделил последние на кислые и щелочные. Химическое взаимодействие этих жидкостей и, кроме того, брожение он принял за единственные функции живого организма. Брожение, по его воззрениям, представляет главную причину происхождения органических существ, их рождения, роста и развития; им же объясняется и образование из крови пищеварительных соков в железах. Средствами, возбуждающими это брожение в желудке, являются кислота и ему способствующая теплота тела.
Кислота, находящаяся в желудке и служащая для переваривания пищи, в здоровом состоянии не находится в избытке; переход ее в другие органы при дальнейшей циркуляции пищеварительных соков препятствуется тем, что кислая от нее пищевая кашица нейтрализуется в двенадцатиперстной кишке щелочной желчью. Только при патологическом состоянии организма количество этой кислоты возрастает настолько, что она уже не может быть нейтрализована желчью, а потому переходит в другие органы тела, служа причиной появления разных болезней. В таких случаях ван Гельмонт советует давать больным щелочи, как вещества, химически противоположные кислоте и потому могущие уничтожить ее вредное влияние. Но в силу чего же, спрашивается, образуется в организме избыток кислоты? Вследствие чего наступают в нем процессы гниения и брожения, производящие, по ван Гельмонту, горячечные болезни? Здесь ван Гельмонт стоит на той же точке зрения, что и Парацельс, и, подобно ему, принимает за первоначальную причину всех жизненных явлений, нормальных и патологических, деятельность особого духа архея, проникающего весь организм. В усиленной деятельности или бездействии этого архея, в его присутствии или отсутствии, и лежит причина изменений в нормальном смешении кислых и щелочных соков тела и зависящий от последнего, правильный ход жизненного процесса.
