Поразительно, что к нам столь прямо обращаются через такую бездну времен и что реализация этого двухтысячелетнего плана продолжается[111].
Ни человек, ни целое поколение людей не могут довести до конца такие масштабные проекты. Но человечество может. Мы работаем вместе, и каждое поколение продвигается чуть дальше, расширяя возможности, наращивая ресурсы и развивая институты, чтобы будущие поколения могли сделать следующий шаг.
Когда я думаю о непрерывной последовательности поколений, которая тянется к нашему времени, и обо всем, что им удалось создать для нас, мне хочется склонить перед ними голову. Меня переполняет благодарность и поражает грандиозность наследия и невозможность хоть как-то отплатить за оказанную услугу. Дело в том, что сотню миллиардов человек, которым я обязан всем, уже не вернуть, а созданное ими гораздо больше моей жизни, больше всего моего поколения.
Это верно и на личном уровне. В первые месяцы после рождения моей дочери я осознал, как много делают и делали для меня мои родители. Я был поражен. Я поговорил с ними, поблагодарил их и извинился, отметив, что никогда не смогу им отплатить. Улыбнувшись, они сказали, что жизнь устроена иначе: дети не возвращают долги родителям, а отдают их следующему поколению.
Мои родители не философы. Однако их слова показывают, каким еще образом прошлое может служить обоснованием наших обязательств перед будущим. Поскольку время движется только вперед, гораздо проще помогать тем людям, которые приходят в этот мир после нас, чем тем, кто жил раньше, и потому, анализируя партнерство поколений, важно учитывать его асимметрию: обязательства в нем направлены лишь в одну сторону, а долги отдаются следующим поколениям. С такой точки зрения наши обязательства перед будущими поколениями могут быть обусловлены тем, что наши предки трудились ради нас, когда мы сами были будущими поколениями[112].
Таким образом, если мы уроним эстафетную палочку и погибнем в результате экзистенциальной катастрофы, то подведем своих предков во многих смыслах. Мы не сумеем воплотить в жизнь их мечты, не оправдаем доверия, которое они возлагали на нас, их наследников, а еще не справимся с возложенной на нас задачей отплатить будущим поколениям за труд прошлых на наше благо. Следовательно, пренебрегая экзистенциальным риском, мы подведем не только людей будущего, но и людей прошлого.
Кроме того, возникнет риск уничтожить все ценное, что есть у нас из прошлого и что мы хотели бы сохранить[113]. Некоторые философы утверждают, что некоторые ценности нужно не продвигать, а защищать и оберегать, лелеять и боготворить[114]. Мы часто воспринимаем так ценность культурных традиций. Мы видим коренные языки и жизненные уклады, которые оказываются под угрозой и могут даже навсегда исчезнуть из нашего мира, и нас переполняет желание сберечь их и защитить от будущих угроз.
Человека, воспринимающего таким образом и ценность человечества, возможно, не слишком тронет потеря того, что могло бы быть в будущем. Но даже его ужаснет вымирание: разрушение всех соборов и храмов, исчезновение всех стихов на всех языках, полное и окончательное уничтожение всех культурных традиций, которые знала Земля. Перед лицом серьезной угрозы вымирания или необратимого коллапса цивилизации традиция, основанная на сохранении или пестовании богатства человечества, тоже потребовала бы действий[115].
Наконец, у нас могут быть обязательства перед будущим, проистекающие из пороков прошлого. Дело в том, что мы могли бы искупить некоторые из своих прошлых ошибок. Если бы мы потерпели поражение сейчас, у нас не получилось бы выполнить стоящие перед нами задачи по устранению ущерба, нанесенного планете: избавиться от загрязнения и мусора, вернуть климат в доиндустриальное состояние, восстановить былое великолепие экосистем. Можно также вспомнить, что некоторые из величайших проявлений несправедливости наблюдались не при взаимодействии индивидов, а при взаимодействии групп: систематическое преследование, кража земель, геноцид. Нашей обязанностью может быть признание этих ошибок и увековечение памяти о них, преодоление несправедливости, совершенной в прошлом. У тех, кто извлек выгоду из этих ситуаций, могут быть и способы частично загладить или искупить свою вину. Экзистенциальная катастрофа лишит нас последней надежды на это.
Цивилизационные добродетели
При хорошем раскладе человечество пребывает на раннем этапе жизни: мы пока подростки и только предвкушаем замечательную зрелость. Как и любой подросток, человечество стремительно обретает свою полную силу и жаждет возможности поиграть мускулами и испытать каждую свою новую способность, как только обретает ее. Мы редко задумываемся о будущем. Да, порой мы рассуждаем о “долгосрочной перспективе”, но обычно имеем в виду следующие десять-двадцать лет. Для человека это долго, для всего человечества – лишь краткий миг.
Как и подростку, человечеству нет нужды в подробностях планировать свою будущую жизнь. Но ему необходимо строить планы, учитывая продолжительность и примерные очертания этого будущего. Иначе нам не стоит и надеяться, что мы поймем, чем рисковать и какие навыки развивать, чтобы реализовать свой потенциал.
Как многие подростки, человечество беспокойно и безрассудно, порой на удивление. Иногда это проистекает из неумения должным образом оценить краткосрочные выгоды в сравнении с долгосрочными интересами. Но чаще дело в том, что мы совершенно не принимаем в расчет свое отдаленное будущее, вовсе не учитывая его в процессе принятия решений. Как и подростки, мы часто рискуем очертя голову, не делая никакого сознательного выбора.
Такая аналогия позволяет нам взглянуть на свое поведение в новом ракурсе. Вместо того чтобы рассматривать нравственный аспект предпринимаемых отдельным человеком действий, которые оказывают влияние на других людей, можно изучить черты и наклонности всего человечества и понять, каким образом они повышают или снижают наши шансы на процветание. Рассматривая человечество как единую группу, состоящую из всех людей, живших во все времена, мы получаем представление о том, в чем обычно заключаются достоинства и недостатки способности человечества достигать процветания. Это добродетели и грехи в самом крупном масштабе – их можно назвать цивилизационными добродетелями и грехами. Можно придавать им фундаментальное нравственное значение, а можно просто с их помощью находить в нашем характере существенные изъяны и предлагать способы избавления от них.
С этим помогают не все, но многие добродетели. Мы не проявляем должного внимания к рискам для всего нашего будущего, поскольку нам недостает благоразумия. Ставя интересы ныне живущего поколения выше интересов всех будущих поколений, мы демонстрируем недостаток терпения[116]. Признавая важность своего будущего, но тем не менее не ставя его в приоритет, мы показываем недостаток самодисциплины. Когда, отступив назад, мы перестаем стремиться к будущему – или решаем, что ничего хорошего в нем не будет, – мы демонстрируем недостаток надежды и упорства, а также неумение брать на себя ответственность за собственные действия[117].
В своей прославленной работе о добродетелях Аристотель предположил, что наши добродетели определяются практической мудростью. С цивилизационными добродетелями дело обстоит точно так же. Наша мощь продолжает нарастать, и нужно, чтобы с ней нарастала и наша практическая мудрость.
Космическая значимость
Науке только предстоит решить великую загадку о том, одни ли мы во Вселенной[118]. Такие выдающиеся астрономы, как Мартин Рис, Макс Тегмарк и Карл Саган, полагают, что если мы действительно одни, то наше выживание и наши действия могут иметь поистине космическое значение[119]. Хотя мы, несомненно, меньше галактик и звезд и существенно скромнее сверхновых и черных дыр, мы, возможно, представляем собой один из самых редких и ценных элементов космоса[120]. И наша значимость определяется тем, что именно делает нас уникальными.
