Серо-зеленые глаза откровенно смеялись, и Таня не выдержала: резко выбросила левую ногу и съездила каблуком по щиколотке бессовестного проходимца. Тот ахнул от боли. Укоризненно покачал головой, оценивая нанесенный ущерб — брюки были безнадежно испорчены, — и уважительно прошелестел:
— Амазонка…
— Свинья! — тут же откликнулась Таня и помчалась прочь.
Радости от одержанной победы она не испытывала.
В последний момент Татьяна узнала в незнакомце шефа Сауле. Месяц — или уже два? — назад она сама выбила из него свободный график для подруги, и он пошел навстречу. Правда, тогда она держалась довольно скромно и одета была… соответствующе моменту.
Слава богу, он не узнал ее! Не хватало навредить Саулешке, в кои-то веки ее устраивает работа.
Сергей Векшегонов смотрел Татьяне вслед и улыбался: потрясающая девица! Никаких комплексов, настоящий танк на городских улицах, смазливая мордашка ничего не меняет, как и изумительная фигура.
Смутно мелькнула мысль, что где-то ее видел, но Векшегонов лишь фыркнул: он бы запомнил. Девчонка выделялась среди знакомых девиц, как хищный коршун среди мирных домашних несушек.
Векшегонов приподнял испачканную и порванную острым каблуком брючину и уважительно присвистнул: ну и царапину оставила ему незнакомка! Что называется — на добрую и долгую память.
И он повернул к дому, размышляя по пути, где бы еще раз пересечься с этой воинственной красавицей — не караулить же возле магазина? Раньше Векшегонов здесь ее не встречал.
— Берут, — довольно пропела баба Нина, кивнув на разложенные доски, — не успеваю выкладывать…
Сауле смущенно зарделась: действительно, среди нехитрого товара не осталось ни одной разделочной доски с рисунком.
Баба Нина бесцеремонно забрала у Сауле пакет. Заглянула в него и разочарованно пробормотала:
— Всего две принесла? Чего ж так мало? Даже выложить нечего, как раз две доски я обещала девкам с овощного ряда отложить, на подарки хотят.
Сауле пожала плечами. Не хотелось объяснять, что сейчас совсем нет свободного времени, на носу защита, два месяца осталось, а у нее еще дипломная работа не написана.
Баба Нина протянула сто рублей. Сауле неловко сунула их в карман пальто. Глупо, но она почему-то стеснялась доставать кошелек и укладывать деньги туда.
И так же неловко было напоминать старухе о задолженности.
Сауле отобрала для работы пять ровных бездефектных досок и, пряча глаза, еле слышно сказала:
— Вы обещали сегодня вернуть пятьсот рублей…
Она мучительно покраснела: баба Нина явно не расслышала. Рассчитывалась с покупателем.
Молодой парень неумело держал обеими руками самую большую разделочную доску и вяло протестовал против мелочи. Баба Нина собиралась дать ему сдачу пятидесятикопеечными монетами — целых двадцать рублей! — где она только их насобирала…
Сауле неуверенно оглянулась на автобусную остановку, больше всего на свете хотелось плюнуть на деньги и уехать домой. В конце концов, не так уж и нужны эти пятьсот рублей, они с Китенышем не голодают.
И все же Сауле не ушла. Парень так и не взял у старухи всей суммы, терпения не хватило ждать, пока она отсчитает монетки. Тем более баба Нина все сбивалась и сбивалась, начиная сначала.
Сауле сочувственно посмотрела мужчине вслед: вряд ли у него есть лишние деньги, уж очень одет скромно. Наверняка женат и при ребенке, вон из пакета торчит яркая игрушечная машинка, да и купленная доска о том же говорит.
Сауле отогнала предательскую мысль, что баба Нина — неплохой физиономист. Она могла специально дать сдачу мелочью, чувствовала — молодой человек не станет дожидаться конца ее расчетов. Пожилой даме, например, баба Нина без разговоров сдала десятками. И беременной женщине тоже.
«Может, у нее просто не осталось бумажных денег, — одернула себя Сауле. — Кто-то ведь дал эту мелочь, не домой же нести…»
— Мы договаривались, что сегодня вы отдадите пятьсот рублей, — робко начала она.
И снова неудачно: баба Нина как раз начала ругаться с соседкой, чтоб та отошла со своими семечками подальше. Мол, ее покупатели закрывают товар.
На взгляд Сауле, симпатичная молодая женщина стояла достаточно далеко, торгуя сырыми семечками из большого полиэтиленового мешка. И больше двух-трех покупателей около нее не собиралось. Но спорить женщина не стала и, покраснев от натуги, оттащила мешок подальше.
— Баба Нина…
— Ах ты ж, паршивка эдакая! — Старуха ястребом кинулась на замурзанную маленькую девчушку.
Сауле поморщилась от жалости: малышку поймали, как говорится, на месте преступления. Она только что вытащила из большой хозяйственной сумки уже надкусанную хозяйкой булочку и теперь судорожно прижимала ее к грязной куртке.
— Воровка бессовестная, — с ненавистью шипела баба Нина, выкручивая из тощих ручонок свою булку. — Развелось вас как собак, на секунду честным людям отвернуться нельзя…
Девчонка молчала, но в трофей вцепилась намертво. И смотрела на торговку с ничуть не меньшей ненавистью, почему-то не делая попыток к бегству.
«Пожалуй, помладше Китеныша. Года четыре, не больше. Ах ты боже мой, маленькая какая…»
Сауле суетливо нашарила в сумке кошелек и вслепую вытащила десять рублей. Протянула старухе и пролепетала виновато:
— Баба Нина, отдайте вы ей эту булку. Пусть поест, ведь светится вся…
Старуха взглянула на нее пронзительно, но девчонку отпустила. Вырвала у Сауле десятку и недобро протянула:
— Пожалела, значит? Ее, не меня? Я, значит, весь день кручусь на холоде как проклятая, нет времени поесть толком, вон, только куснуть хлебец и успела…
— Но она…
— Скажешь — маленькая?
— Ну… да.
— Воровка она, вот и весь сказ, возраст тут ни при чем.
Звереныш настоящий, ты в глаза-то ей посмотри, посмотри внимательнее! Глянь — убить меня готова, дрянь немытая, слава богу, сил пока маловато! Таких, как она…
Старуха с силой оттолкнула застывшую рядом девочку. Маленькая оборванка едва не упала от толчка, но булочку не уронила. Не ела, правда, к удивлению Сауле. И не убегала. Стояла, будто ждала чего-то — личико напряженное, губы плотно сжаты, взгляд невидящий, поверх голов…
— Их как собак бешеных отстреливать нужно, пока в силу не вошли! — зло выкрикнула баба Нина. — Тебе, дурехе, не понять — сорняк, он сорняк и есть, и выпалывать его должно, пока мал…
Сауле не возражала, она просто не знала, что сказать. Да и понимала, что баба Нина все равно не услышит, она всегда слышала только себя, Сауле уже заметила. И сейчас старуха кричала так самозабвенно, словно несчастная малышка украла не булочку за шесть рублей максимум, а пенсию, всю до копейки, и им с мужем грозит голодная смерть.
О Сауле баба Нина забыла. Жаловалась соседям, покупателям и прохожим — всем, кто оказался рядом! — на мелких ворюг, на беспредел городских властей, на высокие цены, на криминальную обстановку в стране, на безбожников-коммунальщиков…
Баба Нина даже не услышала тихого «до свидания» Сауле, так разошлась.
«Наверное, она никогда мне не отдаст эти пятьсот рублей. — Сауле неохотно пошла к остановке. — Как только разговор о деньгах заходит, все время что-нибудь случается…»
Сауле грустно улыбнулась: эта пожилая женщина когда-то показалась забитой и несчастной. Ей хотелось помочь, она выглядела жалкой, беззащитной, слабой. Выходит, Сауле совершенно не разбирается в людях.
Сейчас баба Нина напоминала Сауле щуку. Злую, острозубую, с холодным бесстрастным взглядом. Ненавидящую всех и вся. И жадную, ох какую жадную…
Жаль, что Сауле приходится с именно ней работать. Больше никто не торговал на рынке разделочными досками.
Сауле до сих пор не понимала, какое затмение на нее нашло: целую неделю отдавала бабе Нине рисунки, не получая ни копейки. Старуха уверяла, что все деньги муж вложил в покупку фанеры — а ведь они компаньоны, не так ли? — и нужно немного подождать.
Причем свои рисунки на «прилавке» Сауле ни разу не видела. По словам бабы Нины, они уходили мгновенно, едва выставлялись. Сауле ужасно хотелось посмотреть, как реагируют покупатели на «букеты», но…
Расписанные доски старуха всегда забирала домой, ее муж покрывал рисунок лаком. Аллергия не позволяла Сауле ни сделать это самой, ни использовать в работе масляные краски. Иначе бы уже знала, кого привлекают ее цветы. И какие именно покупателям больше нравятся — простенькие полевые, пышные садовые или экзотичные тепличные — орхидеи, скажем…
«Зря загадала — получу деньги, сразу же куплю Китенышу велосипед, — огорченно подумала Сауле. — И зря заранее шестьсот рублей отложила, велосипед как раз тысячу с небольшим стоит. Не загадала бы, не сглазила…»
Велосипед хотелось купить сыну давно. Сауле уже приглядела подходящий: ярко-красный, с цветными кольцами на рамах, двухколесный, ладный. Широченные мягкие шины, высота сиденья регулируется, высота руля тоже, продавец уверял — лет до двенадцати ребенок пользоваться будет, а то и дольше.
