Александр Шубин - Демократический социализм — будущее России

Третья, и пожалуй самая главная причина неудач «безвластников» — игнорирование нараставшей кооперации труда, вышедшей за рамки изолированных общин. «Социалистическое самообеспечение» становилось немыслимым в условиях промышленного производства. В тот момент идея о том, что каждый работник должен владеть своими орудиями труда, приобрела вид какой-то реакционной утопии, противоречащей и прогрессу, и здравому смыслу. В сочинениях децентралистов усиливался мотив ностальгической тоски по старому крестьянскому и ремесленному быту. Многие, наверное, помнят приведенный в школьном учебнике истории стишок из чартистской газеты:

Так продолжалось до тех пор, пока крестьянский сын и самоучка Пьер Жозеф Прудон не поднял знамя борьбы против «двух крайностей» — «собственности» и «коммунизма», и имя его на миг затмившее на социалистическом небосклоне Кабе, Вейтлинга, Луи Блана и многих других, стало на вечные времена символом спасенного им от смерти учения безвластного социализма.

Вывод о том, что условием равенства, социальной справедливости и целостности общества может быть только децентрализация, и что единство общества не может основываться ни на хаосе частной собственности, ни на навязываемом сверху «порядке», был сделан Прудоном во многом благодаря совершенно новому пониманию социалистического равенства. «Равенство, заключающееся только в равенстве условий, то есть средств, но не в равенстве благосостоянии, — писал Прудон, — которое при равных средствах должно быть делом рук рабочего, нисколько не нарушает справедливость». А равенство возможностей будет обеспечено, если каждая личность получит право самостоятельно определять условия своего участия в жизни общества.

Итак, добровольное, на основании договора объединение людей в общины, общин в округа, округов в провинции — федерализм — вот рецепт приведения частных интересов в гармонию, единственно правильный способ согласования интересов отдельных лиц и групп с интересами всего общества. Правда в прудоновской схеме есть один заведомо утопичный пункт — свобода договора предусматривает право его не заключать или из него выйти. Право не только юридическое, но и фактическое. Но не могут же несогласные легко покинуть территорию, все остальные жители которой вступили в договор! На практике за общим согласием скрывалось подчинение (разумеется в разумных пределах) меньшинства воле большинства. Тем более, что федерализм давал блестящую возможность эту волю выявить.

Развивая мысль, теоретик демократического социализма предложил эту схему как универсальную, для всех областей общественной жизни: «Для того, чтобы народ мог стать известным единством, он должен в области религии, суда, военного дела, земледелия, торговли и финансов, промышленности, одним словом — в области всех проявлений своих сил и своей деятельности быть централизованным. Эта централизация должна идти сверху вверх, от периферии к центру, и каждая сфера деятельности должна быть независимой и управляться сама собой». Под словом «централизация» здесь понимается не бюрократический централизм, а согласование интересов, объединение автономных субъектов общества.

Логические построения Прудона выглядят излишне абстрактными. А между тем в этих «метафизических» схемах и формулах был заключен величайший переворот в понимании сущности социализма. На смену серому лозунгу всеобщего равенства пришла идея борьбы за «равенство условий» — то, что Бакунин впоследствии назовет «равенством исходной точки», такое равенство отнюдь не означало равенства результатов, ибо судьба каждого становилась «делом его рук».

Эти идеи еще не представляли собой четкой программы, и не случайно практические попытки «философа нищеты» Прудона имели весьма скромный успех. Но предложенный им путь перехода к общественной собственности и безвластию через распыление власти и собственности и объединение их на новой основе — снизу, был безоговорочно принят его многочисленными сторонниками, среди которых наиболее важную роль сыграли прудонистская фракция Парижской Коммуны и Бакунин.

Борьба за наследие Коммуны началась едва только закончилась ее героическая эпопея. Подавляющее большинство социалистов приветствовало ее и поспешило объявить подтверждение своей теории. Ревность и сегодня мешает некоторым историкам-марксистам признать совершенно очевидные вещи: наиболее крупной социалистической фракцией Парижской Коммуны были прудонисты, и все действительно социалистические мероприятия Коммуны планировались и осуществлялись по их инициативе и (уж и не знаем, плохо это или хорошо) по их программе. Партии «большинства» в Коммуне социалистическими можно назвать только с очень большой натяжкой, так как неоякобинцы вообще не видели различия между социализмом и буржуазно-демократической республикой («Социализм — не что иное, как республика в действии», писал Делеклюз), а бланкисты не имели собственной программы социалистических преобразований, так как считали, что главное — это ввязаться в драку, а там видно будет. При слабости конструктивной программы наиболее значительным «шедевром» политического творчества «большинства» явилось создание Комитета общественного спасения с диктаторскими полномочиями. Этот акт, однако, не спас Коммуну, а лишь углубил внутренний раскол, усилил отрыв правительственного центра от самодеятельности народных масс Парижа. Поэтому мы можем с полным основанием сказать, что вся тяжесть подлинно созидательной работы в Парижской Коммуне легла на плечи прудонистов. Они, по существу, взяли в свои руки реорганизацию отношений между трудом и капиталом. Так, 16 апреля практически без прений был принят декрет, предложенный левым прудонистом Авриалем, в соответствии с которым рабочие синдикальные палаты через свою комиссию должны были разработать конкретный план скорейшего пуска брошенных хозяевами предприятий. За ним предполагалось дальнейшее продвижение в том же направлении: «Организовывать труд путем солидарных ассоциаций, коллективно владеющих неотчуждаемым капиталом», — говорилось в наказе профессиональных союзов делегатами Коммуны. Таким образом, первая пролетарская революция явно тяготела в сторону от «государственного социализма», а в качестве фундамента будущего социалистического здания закладывалась не государственная, а кооперативная собственность рабочих ассоциаций. Важной победой прудонистов явилось официальное признание Коммуной идей федерализма, коммунальной автономии и самоуправления в качестве основных принципов политического устройства будущей социалистической Франции, о чем говорилось в главном политическом документе Парижской Коммуны — декларации «К французскому народу», принятой 19 апреля.

Авторитет Коммуны был столь велик, а ее приверженность федералистским принципам столь очевидна, что это заставило многих видных теоретиков госсоциализма пересмотреть свои прежние взгляды.

Маркс, по образному выражению Ф. Меринга, снял шляпу перед опытом Парижской Коммуны и признал принципы, ранее детально разработанные его главным оппонентом в Интернационале Бакуниным. Именно он, Бакунин, великий русский революционер, одно время считавший себя учеником Маркса, предвосхищая опыт коммунаров, первым описал модель общества с «растворенной властью» и даже придумал название — ДЕЛЕГИРОВАНИЕ.

Еще за три года до Парижской Коммуны в «Программе международного социалистического альянса» он дал не только план восстания и организации «нового революционного отечества», но и последовательное описание принципов организации и функционирования децентрализованной, федеративной системы управления. Сравнительно немногочисленные и потому хорошо знающие друг друга группы людей направляют своих делегатов (называется даже их оптимальное число — 2, минимум необходимый для контроля) с императивными мандатами для создания непосредственно вышестоящего органа. Компактность делегирующих групп делает право отзыва и замены депутатов реальностью. Делегатский совет отказывается от «всяких претензий» на вмешательство во внутренние дела создавших его групп, он занят только координацией их общих дел. Делегатский совет не создает объединенного и обособленного органа исполнительной власти, а организует «отдельные для каждой отрасли» органы управления, в основе которых — рабочие группы из самих делегатов. Сложившийся таким образом в лице Совета Коммуны коллектив делегатов делегирует в свою очередь своих представителей, так же контролируемых и при необходимости «подлежащих отозванию», в вышестоящий Совет Федерации, который не вмешивается во внутренние дела создавших его коммун, а занимается их общими делами. К сказанному можно добавить лишь то, что, поскольку будущая федерация мыслилась Бакунину как объединение «снизу вверх» «промышленных и земледельческих ассоциаций» (говоря современным языком, трудовых колективов), то их делегаты должны были вскоре заменить в составе Совета Коммуны делегатов от баррикад, а к ним присоединились бы делегаты от научных и творческих союзов. Вот ведь о чем мечтал объявленный врагом науки и нигилистом Бакунин: «Организация общества путем свободной федерации снизу вверх рабочих союзов, как индустриальных, так и земледельческих, как научных, так и союзов работников искусства и литературы, сначала в коммуну, потом в федерацию коммун в области, области в нации, наций в международный братский союз».