Ознакомительная версия.
Около 1825 года по городу прокатилась первая большая волна реконструкций. Поначалу использовали мягкий камень медового цвета, потом ему на смену пришел кремовый известняк из Линкольншира. Реставрационные вкрапления смотрелись грубо, а в стенах зданий Джизус-колледжа – настолько неряшливо, что Уильям Моррис резюмировал результаты работ так: «Погублено подделками». В наше время все чаще используется французский известняк, который дешевле и хуже, как полагают пуристы.
Консервативное стремление Оксфорда воспроизводить стили прошлого преобладало также и в архитектуре xx века. Яркий тому пример – Наффилд-колледж, спроектированный в 1939 году и построенный в 1960 году, образчик котсуолдского усадебного стиля. Интернациональный стиль 1930-х годов добрался до Оксфорда с тридцатилетним опозданием. В 1958–1960 годах Майкл Пауэрс возвел общежитие Сент-Джонс-колледжа, шестиугольные помещения которого прозвали сотами: многоугольный зигзагообразный фасад, огромные стеклянные окна в металлических рамах – первые признаки модерна на берегах Исиды (то есть Темзы). А потом архитектура xx века нагрянула сюда по-настоящему, расщедрившись на целый колледж, целиком и полностью оборудованный Арне Якобсеном, включая мебель и столовые приборы: колледж Св. Екатерины (1960–1964). Еще несколько лет спустя сэр Джеймс Стирлинг спроектировал общежитие для Куинс-колледжа: Флори-билдинг на берегу Черуэлла, чудовищный образчик функциональной архитектуры (1966–1971).
Весьма хаотично и без какого бы то ни было архитектурного блеска осваивалась и «научная» территория, к северу от Саут-Паркс-роуд, ныне плотно застроенная зданиями естественно-научных лабораторий и институтов. Единственное достойное упоминания сооружение у самой ее границы – спроектированная сэром Лесли Мартином и Колином Сент-Джоном Уилсоном библиотека юридического факультета (1961–1964): длинные оконные проемы и кубы из кирпичей песочного цвета позволяют отнести здание к стилю баухаус.
На исходе xx века университет пережил самый большой строительный бум в истории. Из-за растущего числа студентов колледжам требовались все новые жилые и учебные помещения. Около тридцати миллионов марок Сент-Джонс-колледж заплатил Ричарду Маккормику за квартал Гарден-квод (1993), счастливо соединивший традицию и современность. Большинство новых зданий солидны и скучны, лишены оригинальности и выдержаны в постмодернистском или неогеоргианском стилях. Показательны здания Гроувбилдингз Магдален-колледжа (1994–1999), спроектированные Деметрием Порфириусом, – чистый неоклассицизм прекрасной ручной работы. Ностальгический облик и удобные интерьеры ориентированы еще на один тип потребителей (помимо студентов), играющий все более заметную роль в жизни Оксфорда: на бизнесменов и участников конференций, заполняющих учебные помещения в долгие месяцы каникул. К концу столетия в качестве застройщика университет создал целый ряд millenium buildings (зданий тысячелетия), в том числе экономический факультет сэра Нормана Фостера (на Мэнор-роуд) и бизнес-школу Саида, построенную Джереми Диксоном и Эдвардом Джонсом рядом с вокзалом.
Новые здания, возведенные за пределами университета, отвратительны в такой же степени, как все английские городские постройки xx века. В один из старейших кварталов на Куин-стрит умудрились втиснуть два торговых центра: Вестгейт (1972) и Кларендон-центр (1984), выдержанных в духе постмодернистского орнаментализма – сплошь зеркальное стекло. В «супермаркетном стиле» 1990-х построен новый вокзал, Oxford’s terminal disaster[60] (The Observer). Уильям Моррис пришел бы в ужас. Еще в 1885 году он выступал против сноса старых домов и бестолкового городского планирования. По его мнению, культура Оксфорда погрязла в коммерции: «Надо ли говорить о деградации, которая столь стремительно охватила город, все еще один из самых красивых на свете, город с особым окружающим его миром, так что если бы у нас была хоть капля здравого смысла, мы обращались бы с ним как с подлинной жемчужиной, чью красоту необходимо сберечь любой ценой».
Лишь в 1968 году одна из частей северного Оксфорда первой попала под действие Программы по охране памятников. Теперь таких охранных зон в Оксфорде больше двенадцати. Почему же так поздно? Ведь еще в 1927 году была создана организация по охране Оксфорда – Oxford Preservation Trust. Этот трастовый фонд ставил целью всеми силами оберегать классическую панораму «грезящих шпилей». Он выкупил часть холма Боарз-хилл и другие земельные участки, чтобы помешать неконтролируемой застройке, – похвальное, но недостаточное решение. На протяжении столетий сами колледжи, крупнейшие в городе землевладельцы, продавая земли, способствовали застройке, на которую теперь громче всех жалуются. Политика сохранения «зеленого пояса» в окрестностях Оксфорда, включающая строгие ограничения на строительство в девятьнадцатикилометровой зоне вокруг Карфакса, последовательно проводится лишь с 1947 года. Тем активнее плодятся теперь населенные пункты за пределами зоны, а старые поселения вроде Уитни или Вудстока превратились в города-спутники Большого Оксфорда. А вот луг Крайст-Черч не изменился с тех самых пор, когда Уильям Тёрнер однажды в 1800 году в сумерках писал свою акварель: вид через заливные луга на купола церквей от Сент-Олдгейт до Св. Девы Марии, силуэты на фоне неба. Как раз по этим лугам город хотел проложить дорогу, чтобы разгрузить Хай-стрит. В ожесточенной борьбе за прогулочную зону Мертон-колледжа, в тянущихся годами судебных слушаниях, протестах, проектах получил продолжение исторический конфликт town и gown, пока не стало ясно: проще проложить трассу на Луне, чем через луг Крайст-Черч. Чтобы разрешить общеизвестную транспортную проблему, нужно просто изменить направление Темзы, направив ее по Хай-стрит, – предложил когда-то Джон Спэрроу, эксцентричный ректор Олл-Соулз-колледжа, прозванный Warden of All Holes[61] из-за своих всем известных гомосексуальных предпочтений.
В середине 1980-х годов Оксфорд вновь пришел в волнение. Защитники окружающей среды выступили против строительства окружной дороги А40 в северной части города. Сегодня шестирядный хайвей М40 проходит через долину Черуэлла, грубо вспарывая классический ландшафт, и этому не смогла помешать даже леди Баллок, жена знаменитого историка, пригрозившая, что ляжет на землю перед бульдозерами.
Джон Бетджемен называл Оксфорд хаосом, чуждым всякого планирования. В самом деле и город, и университет в качестве землевладельцев на протяжении многих столетий проводили в строительстве политику апартеида: каждый за себя и часто друг против друга. В наши дни сотрудничество между ними давно стало естественным. Но и оно пока не снимает противоречий – ни при обустройстве технопарка, который с 1985 года появился на краю луга Порт-мидоу, ни при строительстве Оксфордского центра изучения ислама в Нью-Мэрстоне (2001). Самый большой исламский учебный центр в Англии, построенный по проекту египтянина Абделя Вахида Аль-Вакиля, имеет очертания типичного оксфордского колледжа: внутренние дворы отчасти как в Альгамбре, отчасти напоминают средневековые галереи – смешение готики и ислама, гибрид восточной и западной архитектур, увенчанный минаретом и куполом мечети, последним экзотическим дополнением к «грезящим шпилям».
О мальчиках-хористах и гремучих мошонках: музыка в Оксфорде
Пока его поезд подбирался все ближе к Оксфорду, городу громогласных хоров, как его окрестили когда-то из-за вездесущей музыки, Николас с удовольствием припал к своей бутылке виски.
Эдмон Криспин. «Убийство перед премьерой» (1971)
На краю лужайки Магдален-мидоу под сенью дикой вишни сидят два студента и играют на скрипке ирландские народные песни: «Если нет дождя, мы всегда упражняемся здесь, на природе». Около полудня в часовне Уодхэм-колледжа на возвышении для органа студентка вместе с учительницей поет шубертовскую Ave Maria. Гуляя по дворам и садам колледжей, почти в каждом слышишь, как где-то играют на рояле.
Оксфорд – город музыки. Но еще раньше, едва приехав сюда, сквозь грохот транспорта вы слышите колокольный звон: поют колокола Магдален-колледжа, Мертон-колледжа и Нью-колледжа, церкви Св. Девы Марии, Линкольн-колледжа, собора Крайст-Черч, а также колокола семи церквей в центральной части города – отовсюду доносится высокий и низкий, тяжелый и легкий небесный звук. Когда Чарлз Райдер, студент из «Брайдсхеда» Ивлина Во, в последнее воскресенье учебного года шагал по центральной аллее своего колледжа «через мир благочестия», его со всех сторон окружали прихожане и звуки колоколов. Давно нет былого благочестия, но церкви остались – по крайней мере шестьдесят пять англиканских церквей и колледжских часовен. Нигде в Англии, кроме Лондона, не найти столь высокой концентрации колоколов на единицу площади. Ничего удивительного, что не только верующие, но и звонари играют в городе не последнюю роль. Вскоре после Реформации колокольный звон вошел в моду в среде молодых джентльменов – gentelmen-ringers (звонарей-джентльменов). Правила игры установил кембриджский мастер колокольного звона Фабиан Стедмен. В трактате Tintinnalogia (1668) он разработал искусство переменного звона в том виде, в каком оно практикуется и поныне, достигнув такой виртуозности, что Георг Фридрих Гендель, к примеру, всегда считал колокола национальным английским инструментом.
Ознакомительная версия.
