Ознакомительная версия.
Однако, несмотря на усилия великих визирей Решид-паши, Фуад-паши, Али-паши и Мидхат-паши, ни одно из этих нововведений не сопровождалось реформой османской системы государственного управления, которая могла бы обеспечить твердый фундамент для этого прекрасного фасада[230]. Новые армия, мундиры, гимны и дворцы были очень хороши. Но без эффективной системы налогообложения, которая оплачивала бы все это, все больше расходов приходилось на заимствования в Париже и Лондоне. И чем больше приходилось тратить на выплату процентов европейским держателям облигаций, тем меньше денег оставалось для укрепления рушащейся империи. Османская империя, лишившаяся Греции в 20-х годах XIX века и утратившая в 1878 году обширные территории на Балканах, находилась в плачевном состоянии. Курс турецкой валюты снижался из-за выпуска грубых (и легко подделываемых) банкнот кайме[231]. Доля государственных доходов, употребляемая на выплату процентов европейским кредиторам, росла[232]. Периферии угрожал славянский национализм вкупе с интригами великих держав. Попытка провозгласить конституцию, ограничивающую власть султана, закончилась изгнанием Мидхат-паши и возвращением Абдул-Хамида II к абсолютизму.
В одном из залов дворца Долмабахче есть удивительные часы (снабженные также термометром, барометром и календарем) – подарок египетского хедива султану. На них по-арабски написано: “Пусть каждая ваша минута будет равна часу и каждый час – столетию”. Эти часы можно счесть триумфом восточной техники, но только сделаны они не на Востоке: их сконструировал австриец Вильгельм Кирш. Импорт западной техники не мог заменить модернизацию. Туркам нужны были не только новые дворцы, но и новая конституция, алфавит, фактически новое государство. И они получили все это – в значительной степени благодаря усилиям одного человека. Его звали Кемалем Ататюрком. Он желал стать турецким Фридрихом Великим.
От Стамбула до Иерусалима
У меня есть серьезные основания полагать, что Маленький принц прилетел с планетки, которая называется “астероид В-612”. Этот астероид был замечен в телескоп лишь один раз, в 1909 году, турецким астрономом. Астроном доложил тогда о своем замечательном открытии на Международном астрономическом конгрессе. Но никто ему не поверил, а все потому, что он был одет по-турецки… К счастью для репутации астероида В-612, турецкий султан велел своим подданным под страхом смерти носить европейское платье. В 1920 году тот астроном снова доложил о своем открытии. На этот раз он был одет по последней моде – и все с ним согласились[233].
Антуан де Сент-Экзюпери высмеял модернизацию Турции. Безусловно, после Первой мировой войны турки переменили платье, как это сделали японцы после Реставрации Мэйдзи (см. главу 5). Но насколько глубокие перемены это отразило? В частности, была ли новая Турция способна к игре в одной “научной лиге” с Западом?
Мустафе Кемалю, в отличие от Фридриха Великого, на роду не было написано править. Кемаль – пьяница и бабник – был бенефициаром реорганизации турецкой армии в конце XIX века под руководством Кольмара фон дер Гольца (Гольц-паша) в 80-х – начале 90-х годов XIX века. Гольц олицетворял Пруссию Фридриха Великого. Он родился в Восточной Пруссии. Его отец был не слишком удачливым солдатом и помещиком. Кольмар фон дер Гольц дослужился до высокого чина благодаря своей храбрости и уму. Кемаль, учившийся воевать у немцев, успешно применил свои познания на практике в 1915 году на полуострове Галлиполи, где сыграл ключевую роль в отражении британского десанта. После войны, когда империя разваливалась, а в Анатолию вошла греческая армия, Кемаль организовал оборону. Он объявил себя отцом новой Турецкой Республики – Ататюрком. Хотя он перенес столицу из Стамбула на восток, в Анкару, в сердце Анатолии, у него не было ни малейших сомнений в том, что государство, которое он строил, должно ориентироваться на Запад. Он подчеркивал, что столетиями турки “шли с Востока на Запад”[234]. “Можно ли назвать хоть одну нацию, которая не обратилась к Западу в поисках цивилизации?” – спросил он однажды французского писателя Мориса Перно[235].
Ключевую роль в переориентации Турции сыграла радикальная реформа языка (предполагавшая, кроме прочего, замену арабского алфавита турецким), которую Ататюрк проводил сам. Мало того, что арабское письмо символизировало господство ислама: оно плохо соответствовало звукам турецкого языка, так что большей части населения было трудно читать и писать. Августовским вечером 1928 года Ататюрк выступил в парке Гюльхане, бывшем саду дворца Топкапы. Обращаясь к большой аудитории, он попросил добровольца прочитать вслух текст по-турецки. Когда вызвавшийся не смог этого сделать, Ататюрк сказал: “Этот молодой человек озадачен, потому что не знает настоящего турецкого алфавита” и передал листок своему коллеге. Тот зачитал:
Наш богатый, гармоничный язык сможет выразить себя новыми турецкими буквами. Мы должны освободиться от непонятных знаков, которые столетиями держали наши умы в железных тисках. Вы должны быстро выучить новое турецкие буквы… Считайте это долгом перед Родиной и нацией… Для нации позорно состоять на 10–20 % из грамотных и 80–90 % из неграмотных… Мы исправим эти ошибки… Наша нация докажет своим письмом и своим умом, что ее место в цивилизованном мире[236].
Вестернизация алфавита явилась лишь частью культурной революции, начатой Ататюрком во имя модернизации Турции. Манера одеваться тоже изменилась. Шляпа заменила феску и тюрбан, осуждалось ношение платков. Были приняты западный календарь и христианское летоисчисление. Но самым важным шагом Ататюрка стало провозглашение Турции светским государством. Халифат был упразднен в марте 1924 года. Месяц спустя распустили религиозные суды, а шариат сменился гражданским кодексом по образцу швейцарского. С точки зрения Ататюрка, ничто не сдерживало прогресс Османской империи сильнее, нежели вмешательство духовенства в науку. В 1932 году, после консультации с Альбертом Мальхе из Женевского университета, он заменил старую “обитель наук” (Дар-уль-фу-нун), где распоряжались имамы, Стамбульским университетом (позднее университет открыл двери для сотни ученых, бегущих от национал-социалистического режима, потому что они были евреями или придерживались левых взглядов). На главном здании Университета Анкары красуется цитата Ататюрка: “Для всего на свете – для цивилизации, для жизни, для успеха, – самые надежные проводники суть знание и наука”[237].
Разрушив Османскую империю и привив Турции секуляризм, Первая мировая война невольно нанесла удар по ценностям научной революции и Просвещения. Англичане обратились за помощью к внутренним врагам султана, в том числе к арабам и евреям. Арабам пообещали собственные монархии, а евреям – “национальный дом для еврейского народа” в Палестине. Эти обещания, как мы знаем, оказались несовместимы.
Иерусалим – священный город трех религий – можно счесть современным эквивалентом Вены 1683 года: форпостом на границе западной цивилизации. Израиль (светское государство, основанное в мае 1948 года евреями, но не только для евреев), бесспорно, является форпостом Запада на Востоке – и при этом осажденным форпостом. Израиль, считающий Иерусалим своей столицей[238], окружают мусульмане, угрожаю щие самому его существованию: движение ХАМАС в секторе Газа (который оно теперь контролирует) и на Западном берегу реки Иордан, “Хезболла” в соседнем Ливане, Иран на востоке (да, и не забудем о Саудовской Аравии). В Египте и Сирии исламисты выступают против светских правительств этих стран. Даже традиционно дружественная Турция явно идет к исламизму и антисионизму, не говоря уже о неоосманской внешней политике. В результате многие израильтяне чувствуют угрозу, подобную той, которую венцы чувствовали в 1683 году. Ключевой вопрос – долго ли еще наука будет служить “приложением-убийцей”, дающим Израилю – западному обществу – преимущество перед врагами?
Израиль участвует в научно-техническом прогрессе в удивительно большой для такой маленькой страны степени. В 1980–2000 годах израильтяне получили 7652 патентов (во всех арабских странах вместе взятых – 367). Лишь в 2008 году израильские изобретатели получили 9591 новый патент. Соответствующий показатель для Ирана – 50; 5657 – в целом для стран, населенных преимущественно мусульманами[239]. В Израиле на душу населения приходится больше ученых и инженеров, чем в любом другом государстве, и публикуется больше научных статей, чем где бы то ни было. Доля ВВП, расходуемая на НИОКР, – самая высокая в мире[240]. Зигмунд Варбург был не так уж неправ, когда во время Шестидневной войны сравнил Израиль с Пруссией xviii века. (Варбурга особенно впечатлил Институт им. Вейцмана в Реховоте, организованный в 1933 году Хаимом Вейцманом, выдающимся химиком и первым президентом Израиля[241].) Любая страна в кольце врагов нуждалась бы в науке. Сегодня ничто лучше не иллюстрирует связь науки с безопасностью, нежели диспетчерская полицейского наблюдения в центре Иерусалима. Буквально на каждой оживленной улице Старого города есть видеокамера, помогающая контролировать обстановку.
Ознакомительная версия.
