Ознакомительная версия.
Создавая «Житие Сергия Радонежского», автор использует не только сокровенные изобразительные средства для выражения троической идеи. В процессе написания повести «Житие Сергия Радонежского» Епифаний Премудрый проявил себя вдохновеннейшим и тончайшим богословом. Создавая данное житие, он размышлял о литературно-художественных образах, о Святой Троице. Сергий Радонежский при жизни скрывал свой истинный лик, не позволял ученикам рассказывать о чудесах, связанных с ним.
В повести не описываются бурные переживания, сдержанно рассказывается о тяжелых испытаниях, умалчивается о внутренней борьбе. Житие, как икона, показывает нам образец святости, не лицо, а лик.
Ключевский В. О. в своей речи «Значение преподобного Сергия Радонежского для русского народа и государства» назвал Сергия Радонежского носителем чудодейственной искры, способной вызвать действие нравственной силы, скрытой в людях, утверждал, что нравственный подвиг Сергия Радонежского очень высок и достоин подражания.
6. Язык духовной русской литературы (на примере «Жития преподобного отца нашего Сергия, игумена Радонежского, нового чудотворца»)
Древнерусскую литературу увлекает и вдохновляет познание действительности, современной писателям, хотя и ушедшей в прошлое, но продолжающей волновать умы, объясняющей явления современности. Это познание в Древней Руси отличала чрезвычайная щепетильность к отдельным историческим фактам, стремление точно следовать внешним данным, хотя и без настоящего воспроизведения внутренней сущности этих фактов. Если в древнерусских произведениях и встречаются вымышленные лица, то писатель стремится уверить своего читателя в том, что эти лица все же были. Вымысел – чудеса, видения, сбывающиеся пророчества – писатель выдает за реальные факты, и сам верит в их реальность.
Агиограф, описывая житие святого, должен всеми средствами показать исключительность своего героя, величие его подвига, отрешенность его поступков от всего обыденного, земного. Отсюда и стремление к эмоциональному, яркому, украшенному языку, отличающемуся от обыденной речи. Жития, написанные Епифанием, переполнены цитатами из Священного писания, ибо подвиг его героев должен найти аналогии в библейской истории. Для них характерно демонстративное стремление автора заявить о своем творческом бессилии, о тщетности своих попыток найти нужный словесный эквивалент изображаемому высокому явлению. Но именно эта традиция и позволяет Епифанию продемонстрировать все свое литературное мастерство, ошеломить читателя бесконечным рядом эпитетов или синонимических метафор, создать длинные цепи однокоренных слов, заставить его вдуматься в стершийся смысл обозначаемых ими понятий. В этом произведении наиболее полно и четко отразились взгляды Епифания на задачи литературного творчества агиографа. Обычные слова не в силах выразить величие деяний подвижников во славу Христа. Но автор рассказа о святом – это земной человек. Призывая на помощь Бога, уповая на покровительство восхваляемого им святого, агиограф стремится так пользоваться обычными средствами языка, чтобы у читателя создалось представление о святом, как о человеке совершенно иного духовного типа, чем все остальные люди. Поэтому прихотливый язык, «плетение словес» – это средство, с помощью которого автор прославляет героя своего повествования.
Что видел, что чувствовал святой Сергий, молившийся за Русь в своей лесной пустыне? Вблизи вой зверей да «стражи бесовские», а издали доносится стон и плач земли, подневольной татарам. Люди, звери и бесы – все тут сливается в хаотическом впечатлении ада кромешного. Звери бродят стадами и иногда ходят по два, по три, окружая святого и обнюхивая его. Люди беснуются; а бесы, описываемые в житии, до ужаса похожи на людей. Они являются к святому в виде беспорядочного сборища, как «стадо бесчисленно», и разом кричат на разные голоса: «Уйди, уйди из места сего! Чего ищешь в пустыне? Ужели ты не боишься умереть с голода либо от зверей или от разбойников и душегубцев?» Но молитва, отгоняя бесов, побеждает ад, восстанавливает на земле тот мир, который предшествовал грехопадению человека. Из тех зверей один медведь взял в обычай приходить к Преподобному Сергию. Увидел Преподобный, что не злобы ради приходит к нему зверь, но чтобы получить что-либо из его пищи, и выносил ему кусок из своего хлеба, кладя его на пень или на колоду. А когда не хватало хлеба, голодали оба – и святой, и зверь; иногда же святой отдавал свой последний кусок и голодал, «чтобы не оскорбить зверя». Говоря об этом послушном отношении зверей к святому, Епифаний замечает: «И пусть никто этому не удивляется, зная, наверное, что когда в каком человеке живет Бог и почивает Дух Святой, то все ему покорно, как и сначала первозданному Адаму, до преступления заповеди Божией, когда он также один жил в пустыне, все было покорно».
Важно было, чтобы люди увидели пример жизни, которая обретает смысл и завершенность в подвиге, основанном на жертвенной любви ко всякому человеку: и близкому, и незнакомому; и другу, и врагу; и праведнику, и грешнику. Преподобный Сергий нес эту идею своим служением, призывом к единению, основанному на братской любви, исключающей ненависть, раздоры, вражду и войны.
7. Идейное содержание «Повести о Петре и Февронии Муромских»
«Повесть о Петре и Февронии Муромских» написана выходцем из Пскова, протопопом дворцового собора в Москве, а впоследствии монахом Ермолаем-Еразмом. Но этот текст не был включен в свод, потому что по очень многим признакам отличался от классической житийной традиции.
Высказанные в «Повести о Петре и Февронии Муромских» мысли о значении человеческого достоинства созвучны идеям гуманистов. «Повесть о Петре и Февронии Муромских» часто называют житием, однако вместо религиозных подвигов здесь рассказ о любви крестьянской девушки и муромского князя.
В произведении использованы два мотива: сказание об огненном летающем змее и сказка о мудрой деве.
В «Повести о Петре и Февронии» нет никаких указаний на действительных исторических прототипов героев.
Автор описывает реальные события, позволившие причислить к лику святых, а затем и канонизировать князя Петра и княгиню Февронию. В построении повести есть много деталей, характерных для сказочного повествования.
Змей – воплощение зла, нечистой силы. Данный образ широко используется во многих русских народных сказках и былинах. Змей, искушающий жену Павла, посылается дьяволом, и этот момент напоминает о грехопадении Евы, тоже искушаемой змеем-дьяволом.
Но в сказках борьба со змеем – основа повествования, весь сюжет основан на том, чтобы показать победу сказочного богатыря над змеем. В данном же произведении победа над змеем только знакомит читателя в начале повести с князем Петром и показывает его как храброго и сильного воина.
Премудрая красавица Феврония тоже отчасти сказочная героиня. Она мудра, умеет творить чудеса, угадывать чужие мысли. Появление крестьянской девушки, исцелившей Петра от струпьев, которыми покрылось его тело от брызнувшей на него крови змея, вводит в повествование традицию сказок о прекрасной деве, поражающей своей чистотой и мудростью. Автор как-то особенно показывает ее в своем произведении: «за ткацким станом сидела в одиночестве девушка и ткала холст, а перед нею скакал заяц». Этот зверек в фольклоре служит символом брака, и его можно считать мудрой загадкой самого автора. В то же время эту подробность можно истолковать как погруженность героини в мир природы.
Согласие Февронии исцелить Петра при условии женитьбы на ней может быть истолковано двояко: как желание сказочной героини добиться счастья и как предвидение святой своей будущей судьбы.
Неоднократно автор использует такой сказочный прием, как загадывание сказок. Именно с загадки начинается знакомство одного из молодых дружинников с княгиней Февронией, когда тот приходит просить исцеления для Петра. Феврония не придает мистического значения отгадыванию загадок, показывает себя мудрой девушкой, умеющей говорить иносказательно. Петр не сумел распознать последнюю маленькую хитрость Февронии. Выполняя все предписания своей врачевательницы, он обрекал себя на возвращение в рязанское Ласково.
Многие эпизоды «Повести о Петре и Февронии…» говорят об уме этой женщины, ее способностях быть и верной женой, и мудрой княгиней.
После свадьбы князь Петр и княгиня Феврония проживут долгую и счастливую жизнь, даря окружающим добро, любовь, теплоту и щедрость своих душ. Как в сказке, они умрут в один день, положив начало своему бессмертному существованию в памяти благодарных людей.
Любовь в «Повести о Петре и Февронии» – меньше всего всепоглощающая человеческая страсть. Любовь Февронии к князю Петру непобедима именно потому, что она уже побеждена внутренне ею самой, подчинена ее уму. Тема любви тесно связана с темой человеческой мудрости, одной из основных в древнерусской литературе. «Ко всем питали они равную любовь, не любили жестокости и стяжательства, не жалели тленного богатства, но богатели божьим богатством».
Ознакомительная версия.
