— Я вас слушаю.
— Нельзя ли получить хотя бы месячный отпуск?
— Зачем?
— У меня чрезмерное увеличение щитовидной железы.
— Базедова болезнь?
— Еще пока нет, но, если не сделать заблаговременно операцию, могут наступить осложнения.
— В таком случае я пошлю вас в военный госпиталь.
Я мысленно выругал подполковника. Боже, какой неподдатливый.
— У меня в Мукачеве есть знакомый хирург. Ему я верю…
— Давайте, не будем торговаться. Езжайте в свое Мукачево и через месяц возвращайтесь — произнес подполковник недовольным тоном.
— Эту бумагу отнесите майору Денисову, начальнику отдела кадров.
Я отыскал майора Денисова. Пришлось ждать очереди. Чередниченко пополнял свои кадры. Чекисты со всех концов Советского Союза стояли в коридоре, ожидая оформления в отделе кадров.
Вы откуда, товарищ? — обратился ко мне молодой капитан, стоявший передо мной.
— Я местный.
— Вот как. Тогда скажите, в каком городе здесь лучше всего жить?
— Один чорт. Везде плохо. Край наш очень беден.
— Что вы?! А я в Киеве слыхал, что у вас здесь не жизнь, а рай.
— Сказки, товарищ капитан. Мы, вот, думали, что у вас рай, потому и присоединились к Советскому Союзу.
Капитан замолчал. Должно быть, мои слова не понравились ему, и он решил прекратить разговор.
Майор Денисов выписал мне месячный отпуск без лишних расспросов.
Итак, время я выиграл, а это самое главное.
* * *
Я свободно вздохнул, выйдя из здания ужгородской госбезопасности. Словно выбрался из тюрьмы. На всякий случай, я долго гулял по городу. Убедившись, что слежки за мной нет, я вошел в дом, в котором жил В. Хозяйка сказала мне, что В. уехал в…
Придется связаться с Васей.
Почему то мне захотелось, как можно скорее, уйти из города и забраться в лесную глушь, где нет ни одного человека.
Когда я встречал офицеров НКГБ, я старался на них не смотреть. Вообще, я пытался ни о чем не думать. Вид чекистов вызывал у меня воспоминания прошлого. Мне же мучительно хотелось его забыть, вычеркнуть раз навсегда из памяти.
В лесу, на поляне, я пролежал до поздней ночи. Увы, неотвязные воспоминания недавнего прошлого не оставляли меня. И все же, сознание, что я на свободе, что кругом меня никого нет, что в моем распоряжении целый месяц, что я, вообще, остался живых — наполняло мою душу радостью.
Впервые, после семимесячной работы в. «Смерше», я почувствовал себя тем, кем я был раньше.
6 августа.
Народная Рада Закарпатской Украины — самое хорошее здание у нас, на Подкарпатской Руси. Оно было построено во время первой чехословацкой республики, с учетом всех технических достижений строительства последнего времени.
Мне хотелось поговорить с Керчей, уполномоченным по делам просвещения, с. Русином, уполномоченным по делам транспорта, с Линтуром, уполномоченным по делам культа, и с Путрашевой, секретаршей И. И. Туряницы. Кроме них, в Раде работает и многие другие мои знакомые. Нужно было бы повидаться и с ними.
В здание Рады может войти, кто угодно. Не нужно никаких разрешений.
По коридорам сновали люди самых разнообразных профессий. У некоторых дверей стояли большие очереди.
Вдруг, внимание мое привлек шум у дверей уполномоченного по делам торговли, Вайса. Из канцелярии выходил мужчина средних лет, на двух костылях.
— Чорт вас всех возьми! — кричал он возмущенно — Подлецы!.. Когда надо было вам добровольцев для Красной армии, обещали золотые горы. А теперь, когда я без ноги остался, не хотите дать простой бумажки… — последовала жуткая уличная брань.
Женщины, стоявшие в очереди у дверей «министра Вайса», смущенно опустили головы. Некоторые из мужчин присоединились к инвалиду Отечественной войны. Шум увеличивался.
Дверь приоткрылась и «министр Вайс» высунул голову.
— Если вы не уйдете сейчас же — я вызову милицию.
— Плевать мне на твою милицию! — прокричал инвалид и злобно затряс костылем в воздухе.
Я поспешил удалиться. Слишком много неприятностей довелось мне пережить за короткий срок моего пребывания в Ужгороде. Этот случай мне был тоже неприятен.
— Спекулянтам выдаешь разрешения, а мне нет, я не даю взяток, потому… — доносился мне вслед голос инвалида.
Керча усиленно заботится о просвещении Подкарпатской Руси Открывает десятилегки, выписывает из Советского Союза преподавателей…
— Реорганизация школы отнимает много времени. Кроме того, у нас нет надлежащих кадров. Для советской школы самое главное — политграмота. Именно по этой то части у нас и нет специалистов.
Линтур уехал по делам.
Юра П. обрадовался моему посещению. Он, кажется, ничуть не изменился.
— Садись, Никола. Рассказывай, где бывал, что видал…
— Ты давно работаешь здесь?
— Да. Представь, на этот раз я доволен. Работа интересная! Вот, хотя бы сейчас. Надо подобрать документы, на основании которых можно будет кафедральный храм грекокатоликов передать право, славным. Кое-какие документы я уже достал, но этого еще мало. Подкарпатская Русь должна быть православной. И я уверяю тебя, что в скором времени она будет православной.
Юра настолько увлекся изложением своих планов о возвращении Подкарпатской Руси в лоно православия, что даже не слыхал стука в дверь.
— К тебе стучат!
— Да, сейчас… — Юра направился к двери.
Вошел Василий с капитаном-чекистом.
Василий не показывал вида, что знает меня.
— Мы к товарищу уполномоченному — заговорил он.
— Его нет.
— Как же быть?.. Нам нужны списки грекокатолического и православного духовенства. Кроме того — списки учеников духовной семинарии.
Я стоял в стороне, делая вид, что тоже не знаю Василия.
Юра засуетился. Появление капитана-чекиста подействовало на него.
— Вам сейчас, или, может быть, обождете до завтра?
— Можем обождать — сухо ответл капитан-чекист.
С уходом Василия и капитана-чекиста мы свободно вздохнули.
— Ты, Юра, сам не сделаешь Карпатскую Русь православной. Но те, которые только что ушли, сделают. Им я верю, они не подкачают. — заговорил я — Кого из духовенства арестуют, кому пригрозят, кого убью — и дело пойдет. И пойдет так далеко, что у нас, в конце концов, не будет ни греко-католиков, ни православных. Для советской власти «религия — опиум для народа». И если советы в данный момент и поддерживают нас, то это только тактический шаг. Поверь мне! Потребовали же они у тебя списки православного духовенства? Потребовали! Почему? — Потому, что они не верят православным так же, как не верят и греко-католикам… Нет, Юра, что ни говори, все это очень грязное дело.
Юра не соглашался со мной.
Он ослеплен идеей превращения греко-католиков в православных и не видит ничего дальше. Он согласен с любыми мероприятиями чекистов, лишь бы Подкарпатская Русь была всецело православной.
Поговорив еще с полчаса, я простился с Юрой.
— Ну, до свиданья — пожал мне Юра руку и пошел отдать приказ секретарям приготовить списки духовенства для… чекистов.
7 августа.
Не прошло еще года со дня прихода Красной армии — а Подкарпатскую Русь уже трудно узнать.
Во времена первой Чехословацкой республики у нас было около двадцати партий. Все бывшие члены этих партий теперь враги советской власти. Подполковник Чередниченко, действительно, работает по стахановски. Тысячи арестов тому свидетельство. В конце концов, он арестует всю карпатскую Русь, всеx, кроме коммунистов. Как это ни невероятно, но дело идет к этому.
Кто у нас не враг советской власти? Духовенство — враг. Крестьянин-собственник — враг. Интеллигент — враг.
Рабочих у нас мало. Но навряд ли наши рабочие пойдут с большевиками. Видят же они, что творится кругом!
При таком положении нечего удивляться, что интеллигенция убегает в Чехословакию и в… Венгрию. Злая шутка судьбы! Русины так жгуче ненавидевшие Венгрию и с такой радостью ожидавшие прихода Красной армии, убегают теперь именно в Венгрию. Убегают от подполковника Чередниченко, от чекистов, от коммунистической власти и советского строя…
Большинство бежавших в 1939–40 г. г. в Советский Союз попало на сибирскую каторгу и погибло на Колыме и в других концлагерях.
Меньшинство вступило в ряды Армии генерала Свободы. Не мало из них погибло в боях за Соколове, под Дуклей, в Словакии. Те немногие, что остались в живых, не захотели возвращаться из Чехословакии домой. Ужасам советской действительности они предпочли эмиграцию. Крестьяне боятся колхозов.
По отношению к крестьянам и торговцам большевики применяют хитрую политику. Всякое частное имущество они облагают такими налогами, что, действительно, ничего не остается делать, как отказаться от своей собственности и «добровольно» присоединиться к проводимой правительством линии.
