— Я тебя трезвым ни разу не видел. Мне это важно, постарайся вспомнить.
— Почему он вам так важен, этот Мурата?
— Не он, а его брат. Его зовут Юки. Или Судзуки, Судзуки Таро: он поменял имя.
— Вы шутите, сэнсэй. Знаете, сколько Судзуки живет в Японии? Говорите, он сменил имя? Почему? Что у вас с ним? Он якудза? Это его настоящий брат или брат по законам якудза?
— Настоящий. Я подружился с Юки, когда он владел лотком в Токио. Вскоре он исчез. Я ищу его.
— Есть у вас хоть какая-нибудь информация о том, что с ним случилось?
— Очень мало. Мне известно, что он работал в игорном доме в Хакодатэ, что полиция и Ямада-гуми преследовали его несколько лет назад.
— Да, да, я начинаю припоминать, всплывает что-то смутное… Сейчас я не могу обратиться за помощью в полицию, но у меня остались там пара-тройка приятелей. Может, им что-нибудь известно. Я проверю и сообщу вам.
Через несколько дней Хисао звонит мне:
— Есть.
— Что есть?
— Кажется, есть кто-то, кому что-то известно о вашем человеке.
Сколько раз уже я слышал эти слова!
Мы встречаемся в сумеречном баре под названием «Охоцк» на окраинах Хакодатэ. Хисао сидит с человеком в тщательно отутюженном костюме. «Здравствуйте, приятно познакомиться». Человек протягивает мне визитку. Катаяма, финансовый советник, как я и думал. У него нет мизинца на левой руке, и на правой тоже.
— Мне кажется, я знаю вашего человека. Да, это брат Мураты Ёсинори, что взлетел и упал, ему прочили большое будущее в якудза. Мурата был храбрым самураем, выступил против Ямада-гуми. Сейчас никто не знает, где он. А тот, кого вы зовете Юки, его младший брат, не знал наш мир, не знал наших законов, ничего не знал. Он не знал, что такое гири, но при этом у него было гири от рождения, которому нельзя научиться. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году Юки избил одного чимпиру из Ямада-гуми в Сугамо, чтобы спасти своего босса Иэяси. Чимпира, может, умер, а может, и нет, мы точно не знаем. Но Ямагути сказали, что он умер, потому что они искали малейший повод для мести и проникновения в Токио. Юки должен был скрыться, сменить имя, состричь волосы и спрятаться здесь, на далеком севере. Его искали три года и не нашли, но не забыли о нем. Потом узнали, что он сбежал на север, и продолжали искать здесь. У Юки были разные имена, разные лица, разные работы. Он работал охранником в игорном доме, торговал с лотков, собирал дань, был водителем грузовика, иногда работал переводчиком с английского и испанского для заинтересованных групп с Филиппин, Гавайев и из Гонконга. И вот его брат на Хоккайдо теряет семью и все остальное и скрывается за границу. Может, на Гавайи, может, на Филиппины, а может, и в Бразилию. Ходили слухи, что он в Сан-Паулу, там якудза тоже начинают вести свои дела. А ваш Юки работает и здесь, и там. В то время у него уже другое имя, Ватанабэ. Кто знает, сколько раз он менял имя до этого? Очень немногие из нас знают правду.
Но вот однажды важный человек из Саппоро, босс Кимура, сидит с ним и еще с несколькими начинающими якудза и слушает рассказ Юки-Ватанабэ. Он узнает, что Юки — брат босса Ёсинори, и спрашивает его, чем можно ему помочь. В тот день босс Кимура в отличном расположении духа. Но вдруг Юки-Ватанабэ спрашивает босса Кимуру: «А как я, Ватанабэ, могу помочь вам?» Это ему-то, Кимуре. Это жалкое отродье, который был, максимум, охранником в игорных заведениях, спрашивает великого босса Кимуру, может ли он быть ему полезен. Кимура пребывал в хорошем настроении, и его не задела такая наглость. Знаете, он мог бы отделать его, этого Юки. Но он в хорошем настроении и говорит ему, что дела идут неважно. Рассказывает про дань, протекции, вымогательства, торговлю наркотиками и все такое. Говорит, что полиция начинает притеснять якудза на мацури и что есть такие мацури, на которые уже вообще нельзя проникнуть из-за полиции. Говорит, что становится тяжело зарабатывать и что есть ощущение надвигающегося кризиса. И тогда он спрашивает Юки-Ватанабэ: «Что скажешь? Как ты думаешь, чем ты можешь мне помочь? Я весь внимание».
И Юки-Ватанабэ говорит ему: «Это все мелочи! Вам надо ставить перед собой более значимые цели, босс! Вот уже три года, как я тщательно изучаю дела якудза и кризис, надвигающийся на японскую экономику. Появляются новые возможности. Сейчас больше нет смысла заниматься традиционными работами. Настоящая сила кроется только во власти над бизнесом. Во власти над компаниями и над политиками, только там. Когда-то якудза были сильны в политике. После истории с компанией „Локхид Мартин“ мы зачахли. Попрятались, стушевались. Но сейчас я, возможно, и смогу быть полезен, если позволите. Давайте поговорим о банках. Позвольте поделиться с вами своими мыслями о делах якудза и банках».
Так Ватанабэ, тот, что когда-то был Юки, потом Судзуки, говорит великому боссу Кимуре. Давайте поговорим о банках, давайте поговорим о политике. Все, кто слышит его, начинают трястись от страха. Какая дерзость. Или глупость. Но он продолжает говорить в таком тоне с боссом и поднимается в его глазах, развивая свои идеи. Гений.
Он начал с небольшого. По принципу «сочная палочка», например: мы идем в дом Т-сана, кандидата в парламент от либерал-демократов, в Саппоро, на Хоккайдо. Приходим на банкет в солидных костюмах. Рукава рубашек длинны настолько, чтобы не было видно ни единой наколки. На руках протезы мизинцев, поэтому мы выглядим как приличные бизнесмены. Мы пьем со всеми виски со льдом и болтаем о политике и о состоянии мировой экономики. Так или иначе, никто не понимает, о чем мы говорим. В назначенном месте оставляем, как и все остальные, конверт с пожертвованиями. Например, сто тысяч долларов. Оставляем кандидату визитку, все как полагается. Чтобы знал, кто ему оставил деньги и кому выражать благодарность. Много поклонов и вежливых фраз, уж это-то мы умеем, как никто другой. И уходим. Нет обязательств, нет договоренностей, не сказано ни единого слова, способного насолить Т-сану.
И вот наш кандидат Т-сан побеждает на выборах. В том числе благодаря нашему щедрому пожертвованию на его предвыборную кампанию. Омэдэто! Наши поздравления!
Через полгода после этого дочка нашего босса выходит замуж, празднуется новоселье или проводится банкет для создания фондов на общественные нужды в Японии или Монголии. На мероприятие прибывает Т-сан, который сейчас является членом парламента. Он пьет с нами виски со льдом и произносит речь о важности того, что мы делаем пожертвования в его адрес, поздравляет жениха и невесту и, возможно, даже исполняет отрывок из пьесы традиционного театра но. Упоминает нынешнее положение в политике и состояние мировой экономики. Много поклонов и вежливых фраз. Он улыбается.
Здесь тоже оставляют пожертвования. Т-сан оставляет конверт, в котором пятьсот тысяч долларов, например. На общественные нужды Монголии или в качестве свадебного подарка дочке нашего босса. Вот так.
До конца восьмидесятых мы занимались нелегальным бизнесом, но все изменилось. Полиция заставила нас постепенно переключиться на легитимный бизнес. Больницы и благотворительные организации, в адрес которых я постоянно делаю пожертвования, отказываются их принимать, притесняют нас все больше и больше. Тогда пусть платят. Нам тоже жить надо, верно? С одной стороны, мы перешли к более эффективным способам заработка, наркотикам, и более жестоким вымогательствам. С другой стороны, мы прибегаем к насилию, принятому в обществе, — контролируем банки и шантажируем политиков с большим размахом. Как мило, мы стали как все. Нам ведь тоже жить надо, верно? Один из моих сыновей-кобун сидит в совете директоров компании, которая находится на мели. После того как он пришел в компанию, кредиторы не появляются….
Мы больше не «люди, идущие под солнцем» для того, чтобы порядочные люди наслаждались тенью.
— Порядочные люди?! Тоже мне, насмешили!
— И ваш Юки блестяще переходил от идеи к идее, вплоть до своего большого плана завоевания, до сделки, заключенной у гейши Нанохана…
Бумажные двери раздвигаются, и гейши, сидящие на коленях по ту сторону дверей, глубоко кланяются. По краям их белых кимоно вышиты символы осени, нежные кленовые листья. Они проскальзывают в комнату, незаметные и миловидные. На красных деревянных подносах маленькие деревянные миски. Мгновение — и вот они уже расставлены на низком столике, будто проскользнули туда сами.
Яичный желток покоится в прозрачном лавандовом супе, как полная луна в сентябре.
Нанохана, хозяйка этого места — шестидесятишестилетняя гейша, обслуживающая почтенных посетителей со всех концов Японии, — сейчас шутит с одним из них, а тот сидит, раскрасневшись от семи стопок саке. Он вещает присутствующим о своей теории истинного происхождения японцев. Нанохана может отдать дань уважения и вещающему, и его теориям, но может и разнести их в пух и прах. Она ведет себя будто маленькая девочка, секунду спустя начинает кокетничать, а через несколько минут уже иронизирует и блещет умом. Постепенно тот, почтенный, начинает ребячиться рядом с Наноханой — Нано-тян для ее многочисленных клиентов. Краснолицый — это директор отдела управления банка N. Нано-тян сидит на коленях рядом, разговаривает с ним и с другими гостями, смотрит с проницательной нежностью на своих дочерей-учениц, трех гейш, находящихся здесь, делает им намеки незаметным движением глаз. Двери двигаются вправо-влево, бутылочки с саке появляются и исчезают, столы опустошаются, и новые блюда выносят из красивых раздвижных бумажных дверей, на которых нарисована красная луна.
