все это случается на юге штата Калифорния). Вокруг образовавшегося кратера собирается толпа местных жителей, которые пытаются понять, что бы это значило. При этом героиня Энн Робинсон, молоденькая учительница местной школы, которая отличается невыносимо приторной женственностью, популярной в 1950-х годах, говорит персонажу Джина Барри: «Сюда едет ученый из Pacific Tech [22], он нам все объяснит». Если бы ту же сцену снимали сегодня, то эта реплика должна была звучать так: «Сюда едут команды из NASA и Cal Tech [23]. Они попытаются понять, что происходит».
Как и в гуманитарных науках, вынужденная специализация привела к тому, что биологи и другие ученые-естественники оказались в постоянно сжимающихся научных областях. Сейчас значительная часть передовых методов и новых терминов одной отрасли в лучшем случае лишь частично понятна специалистам из других отраслей, пусть даже близких к первой.
Ждут ли нас в будущем новые эпохи торжества интеллекта? Я уверен, что определенно ждут, и особенно вероятно их появление в новых пограничных дисциплинах, которые будут сочетать научные открытия естественников с инновациями и знаниями представителей гуманитарных наук. Такого рода процессы будут иметь множество измерений – ведь вне нашего сенсорного пузыря существуют бесконечные перспективы для развития творческого начала. Задача состоит в том, чтобы ввести все ранее не воспринятое и не понятое в ограниченный аудиовизуальный мир человеческого сознания. Это продвижение также будет происходить на фоне все более ясного представления о биологическом происхождении самого человеческого сознания, что поможет привести предысторию в соответствие с историей. И, наконец, прогресс в этой области придет вместе с пониманием механизма действия эволюционной кузницы, в которой из животных инстинктов формировалась – медленно и часто болезненно – человеческая культура.
Установить взаимосвязь между эволюцией биологической и эволюцией культурной – это значит найти философский камень человеческого самопознания. Почему люди устроены и ведут себя именно так, а не как-то по-другому? Только сейчас, когда прошло две с половиной тысячи лет после афинской агоры, мы начинаем понимать причины, по которым некоторые из особенностей нашего социального поведения жестко связаны с инстинктами, другие приобретаются генетически предрасположенным обучением, а остальные являются продуктами культуры. Во всем этом можно по-настоящему разобраться только на базе изучения нашей долговременной эволюции, а не только путем описания современного состояния человека.
Между тем, нужно также признать (и говорить об этом более откровенно), что сейчас у философии имеется свой слон в посудной лавке – это организованная религия. Говоря точнее, понимание условий состояния человека, которое часто ведется как наукой, так и религией, тормозится привнесением в этот процесс сверхъестественных историй творения, каждая из которых относится к отдельному племени. Одно дело обладать и разделять с другими возвышенные духовные ценности религии как теологии с ее верой в божественное и в существование загробной жизни. Другое дело – принять конкретную сверхъестественную историю создания мира и человека. Вера в данную версию истории придает удобную форму осознанию принадлежности к данному племени. Но вместе с тем отсюда следует, что не все истории творения могут быть истинными, что лишь одна из двух таких историй может быть правдой и, что скорее всего, все они ложны, потому что каждая из них слепо поддерживает веру только своего племени.
Изучение религии давно является существенной частью гуманитарных наук. Вместе с тем необходимо также изучать религию как элемент природы человека и, следовательно, его эволюции, а не так, как это делается в христианских библейских колледжах или в исламских медресе, не в качестве пособия для продвижения вероучений, связанных с конкретными историями сотворения.
Человечество даже в нашем глобальном цифровом мире все еще охвачено животными страстями. Мы находимся в постоянном конфликте между тем, кем мы являемся сейчас, и тем, кем хотим стать. Мы тонем в море информации и страдаем от недостатка мудрости. Мне кажется, что в таких условиях было бы правильным вернуть философии ее прежние позиции уважаемой науки и сделать ее на этот раз центральной частью синтеза естественных и гуманитарных наук.
Как можно осуществить такую реставрацию? Вспомним, что периоды процветания философии в западной цивилизации приходились на времена двух всплесков творческого начала, которые продолжались примерно по 150 лет каждый. Их суть кратко описал Энтони Готлиб в книге «Мечта о Просвещении», где излагается история возникновения современной философии.
Первый такой всплеск пришелся на Афины времен Сократа, Платона и Аристотеля, то есть на период с середины V века до конца IV века до н. э. Второй возник в Северной Европе вслед за прошедшими там религиозными войнами и подъемом естественных наук после открытий Галилея. Он продолжался с 1630-х годов почти до Французской революции 1789 года. В этот относительно короткий период времени публиковали свои работы Декарт, Гоббс, Спиноза, Локк, Лейбниц, Юм, Русс и Вольтер – то есть большинство самых известных современных философов.
Второй расцвет философии, составившей основу второй эпохи Просвещения, в основном завершился в начале 1800-х годов, когда выяснилось, что естественные науки не смогли удовлетворить свои собственные грандиозные ожидания, и эта задача дополнительным бременем легла на гуманитарные науки. Нынешняя философия XXI века производит в основном размышления ученых мудрецов, причем комментарии по текущим вопросам дают главным образом специалисты в гуманитарных науках и экономике. Реальная ограниченность современной философии связана не со столкновениями логики авторов, а с непоследовательностью, обусловленной главным образом невниманием к естественным наукам. Это тем более странно потому, что мы живем в то время, которое называют эпохой точных наук. Чтобы вновь разжечь духовное пламя Просвещения, нам нужно соединить естественные и гуманитарные науки. Я верю в то, что если эти два компонента объединить для решения общей задачи, то они наконец смогут решить великие проблемы философии. Настало время снова, прямо и с большей чем когда-ибо уверенностью обратиться к великим вопросам, поставленным перед нами историей.
Главное – мы должны как можно глубже исследовать смысл человеческого существования. Почему мы существуем (а раньше никогда не существовали)? Далее: почему ничего даже отдаленно похожего на нас раньше на Земле не было? Грааль, который нужно искать, кроется в понимании природы сознания и того, как оно возникло. Не менее фундаментальной проблемой является происхождение и распространение жизни в целом.
Необходимо решить и более узкие проблемы. Как мы можем объяснить существование двух полов (ну или не менее двух полов, если учитывать тот диапазон проявления сексуальности, который признан сегодня)? Почему с самого начала возникло разделение по половому признаку? Ведь если бы мы могли размножаться партеногенетически или просто отростками наших тел, то жизнь была бы намного проще. Это не праздные вопросы, которые можно было бы оставить хозяйке какого-нибудь салона и ее гостям на разговор после ужина. Это не игры ума и не упражнения для тренировки логического мышления. Они в буквальном смысле затрагивают вопросы жизни и смерти.
Мы должны спросить не только о том, как, но и о том, почему мы должны умереть от старости, если раньше это не произошло по другим причинам? Более того, почему мы связаны точным генетически запрограммированным графиком роста и последующего упадка? И, наконец, сегодня, в эпоху искусственного интеллекта, мы вынуждены более точно определить, что есть человек. Сможем ли создать хотя бы одного такого человека с заданным геномом, взяв с полки набор химических веществ и доведя его хотя бы до стадии оплодотворенной яйцеклетки? А если это окажется невозможным (в чем я лично сомневаюсь), то нам нужно будет всерьез обсуждать возможность создания гуманоидных роботов, наделенных эмоциями и даже способностями к творчеству.
Как мне представляется, ученые-естественники и ученые-гуманитарии, работая вместе, станут лидерами новой философии, которая будет сочетать в себе лучшие и наиболее важные из этих двух великих областей знания. Их усилия приведут к началу третьей Эпохи Просвещения. В отличие
