от 5 января 1929 года с его отмежеванием от нового евразийства). Если Якобсон и разбирался во внутренней борьбе евразийцев, то ему, перечислявшему и марксизм, и федоровщину как характерные проявления русского антипозитивизма, как раз новое евразийство могло быть ближе.
Нет ли противоречия между Якобсоном-поэтологом, пришедшим в науку из творческого авангарда левой поэзии, и Якобсоном-лингвистом, сосредоточенным не на творческом, а на коммуникативном аспекте языка? Кажется, что нет: для той авангардной словесности, которая была близка Якобсону, творчество было не самовыражением, а средством воздействия на читателя. Законченную формулировку этой позиции дал Эйзенштейн: искусство – это средство сознательного манипулирования подсознанием зрителя.
Трубецкой, по его словам в известном письме к Якобсону (7 марта 1921 года), начал вырабатывать свою концепцию в 1909–1910 годах: против европоцентризма, за внимание к степной, туранской Азии. Именно в это время борьба Российской империи за Тихий океан вынужденно сменилась борьбой за Центральную Азию: в 1907–1912 годах Россия поделила с Англией сферы влияния в Персии и в Китае, англо-русский конфликт уладился, стала возможной тройственная Антанта, а за ней мировая война, а за ней революция, а за ней эмиграция. Когда к 1921 году эмиграция опомнилась от этих событий, одна из ее групп выстроила такую логику: в России произошла очень неприятная революция; она была следствием непосильной войны; война была следствием впутывания в европейскую политику – платежом за французские займы на русскую промышленность. Стало быть, нужно отвернуться от Европы, обратиться к более близкой Азии, а вместо промышленности развивать православие, народность и – вместо самодержавия – авторитарную идеократию. О том, что как раз с разделом Азии в 1907 году Россия покатилась к войне и революции, уже никто не помнил. Так сложилось классическое евразийство 1921–1927 годов. Трубецкой чувствовал себя скорее предшественником, чем единомышленником евразийцев и болезненно ощущал разницу между своим и их идеалами. Для него главной мыслью был релятивизм, относительность и равноправие духовных ценностей пестрых автаркических культур; а для евразийцев, чем дальше, тем больше, – мессианский абсолютизм, всепревосходство православных ценностей и ненависть к «латинству». Болезненно это было для него потому, что субъективно, иррационально он сам был предан тем же православным ценностям; отсюда – его тяжкая статья «Религии Индии и христианство», где идеальная картина радужного единства индивидуальных переливов равноправных культур оборачивается судорожным открещиванием от индийского «сатанизма».
Евразийцы, как известно, считали преимуществом России-Евразии то, что она не принадлежит ни Европе, ни Азии, а стоит на их границе и пользуется всеми выгодами внеположности. Якобсон тоже задумывался о культурной роли стран-пограничий, но в качестве образца выдвигал свою любимую Чехию («Страна-перекресток» называлась когда-то книга о Чехословакии не чужого Якобсону С. Третьякова). Х. Баран сообщил нам набросок Якобсона «The idea of Self-determination and other Czech medieval contributions to Western culture» (по-видимому, 1940–1950‐х годов). Это конспект статьи, которая должна была развить мысли статьи 1954 года на более углубленном анализе более конкретного объекта. Великая Моравия оказывается здесь византийским аванпостом в Западной Европе, а собственно Чехия – славянским аванпостом на пороге германского Запада; ключевая формулировка – «чешский оборонительный национализм» в противоположность германскому наступательному национализму. (О русском наступательном национализме умалчивается, но симметрия заставляет думать и о нем.) Таким образом, если в опубликованных статьях Якобсона 1953–1954 годов на первый план выдвигалась идея славянского интернационализма, то в этой – идея славянского национализма. Для борьбы за выделение науки славистики в Америке эта тема была менее актуальна, поэтому, вероятно, статья осталась ненаписанной.
Из доклада С. Руди «Jakobson under McCarthyism» стало известно, что ситуация была еще острей, чем может показаться: в 1953 году Якобсон был вызван в комиссию по антиамериканской деятельности и спасся лишь потому, что президент Эйзенхауэр помнил его по тем годам, когда был ректором Колумбийского университета. «Статья Якобсона в „The Review of Politics“ была смелым выступлением в скверное время: это был зов к объективной науке» (Материалы Международного конгресса «100 лет Р. О. Якобсону». М., 1996. С. 41).
Не забудем, что в «Поэзии грамматики и грамматике поэзии» (1961, раздел «Грамматика и геометрия») Якобсон невозмутимо цитирует Сталина рядом с Уорфом (B. Whorf). Как соотносятся теоретические высказывания Якобсона 1950–1960‐х годов с его личными планами возвращения или невозвращения в СССР, мы не решаемся судить.
Текст дается по изданию: Новое литературное обозрение. 2001. № 50. С. 43.
Рец. на книгу: Тимофеев Л. И. Очерки теории и истории русского стиха. М.: Гослитиздат, 1958. 415 с. Текст дается по изданию: Вопросы литературы. 1958. № 8. С. 208–213.
Рец. на книгу: Жовтис А. Л. Стихи нужны…: Статьи. Алма-Ата: Жизушы, 1968. 270 с. Текст дается по изданию: Вопросы литературы. 1969. № 4. С. 203–207.
Тимофеев Л., Гиршман М. Подготовка коллективной истории русского стиха // Вопросы литературы. 1968. № 12. С. 138–142.
Текст дается по изданию: Краткая литературная энциклопедия (КЛЭ) / Глав. ред. А. А. Сурков. В 9 т. М., 1962–1975. Т. 9. Стб. 723.
Текст дается по изданию: Гаспаров М. Л. От составителя // Тарановский К. О поэзии и поэтике. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 7–8.
Текст дается по изданию: Переписка К. Ф. Тарановского с В. Е. Холшевниковым (1969–1991) / Подгот. Е. В. Хворостьяновой // Acta linguistica Petropolitana. (Труды ИЛИ РАН. Т. 1. Ч. 3). СПб.: Наука, 2003. С. 374–379.
См. статью: Тарановский К. Ф., Прохоров А. В. К характеристике русского 4-стопного ямба XVIII в.: Ломоносов, Тредиаковский, Сумароков // Russian Literature. 1982. Vol. 12. No. 2. Р. 145–194; в ней тоже средние показатели ритма Тредиаковского и Ломоносова оказываются складывающимися из разнородных величин.
См.: Гаспаров М. Л. Современный русский стих. М., 1974. С. 80–88.
См. его позднейшую брошюру «Русское стихосложение XVIII – начала XIX века (ритмика)» (Л., 1974).
Современная картина уточненной эволюции ритма русского ямба XVIII века представлена в статье: Гаспаров М. Л. Материалы о ритмике русского 4-стопного ямба XVIII
