В периоды неопределенности капитал стремится вернуться к месту своего происхождения. Такова одна из причин, почему неурядицы в мировой капиталистической системе имеют непропорционально серьезные последствия для периферии в сравнении с центром. Как гласит поговорка, когда Уолл-стрит заболевает простудой, остальной мир страдает пневмонией. Во время Азиатского кризиса неурядицы начались на периферии, но как только Уолл-стрит начал сопеть, всех охватило непреодолимое желание изъять деньги с периферии.
Несмотря на асимметрию и нестабильность – или скорее благодаря им, – мировая капиталистическая система обнаруживает серьезную сплоченность. Теперь находиться на периферии стало крайне невыгодно, но это все же лучше, чем выйти из системы, поскольку для экономического развития бедные страны нуждаются в привлечении внешнего капитала. Если смотреть в будущее, то материальные достижения мировой капиталистической системы недооценивать не следует. Хотя если оценивать ситуацию с позиций капитала, то страны, сумевшие привлечь капитал, тоже не прогадали. Азия охвачена теперь жестоким кризисом, но он наступил после периода бурного роста. Латинская Америка после потерянного десятилетия 80-х годов и «похмелья» после мексиканского кризиса 1994 г. добилась значительного притока акционерного капитала, особенно в банковский и финансовый сектора, где капитал начал давать результаты – реальный экономический рост. Даже Африка обнаружила некоторые признаки жизни. Так что в дополнение к сплоченности система продемонстрировала высокую жизнестойкость, которой противостоит асимметрия и нестабильность.
Будущее мировой капиталистической системы
Что можно сказать о будущем мировой капиталистической системы? Прошлое может дать несколько подсказок. В каком-то смысле эпоха мировой капиталистической системы XIX века была стабильнее нынешней. В тот период существовала единая валюта – золото; сейчас действуют три главные валюты, они терпят крушение от столкновения друг с другом. Существовали имперские страны, прежде всего Англия, чье центральное положение в мировой капиталистической системе обеспечивало достаточно преимуществ, оправдывающих отправку канонерок в отдаленные края, чтобы сохранить мир или собрать долги; в настоящее время США отказываются брать на себя роль всемирного полицейского. Но еще важнее, что люди тогда были более привержены основополагающим жизненным ценностям, чем в наши дни. Реальность все еще рассматривалась как нечто данное, а мышление – в качестве средства добиться знания. Добро и зло, истина и ложь считались объективными критериями, которым люди могут доверять. Наука предлагала детерминистические объяснения и предсказания. Существовал конфликт между религиозными и научными представлениями, но и те и другие содержали нечто общее: они служили надежными ориентирами в мире. Вместе они сформировали культуру, которая, несмотря на ее внутренние противоречия, господствовала в мире.
Конец мировой капиталистической системы в таком виде наступил в результате первой мировой войны. До войны система пережила несколько финансовых кризисов, причем некоторые из них были довольно острыми и сопровождались несколькими годами экономических неурядиц и спада производства. Однако систему уничтожили не финансовые кризисы, а политические и военные события.
В 20-е годы мировой капитализм явился в новом воплощении, хотя он еще не достиг мировых масштабов. Его конец наступил в результате краха банков в 1929 г. и последовавшей депрессии. Я сомневаюсь в том, что этот конкретный исторический эпизод повторится. Допустить крах банковской системы было бы политической ошибкой, которую мы едва ли повторим. Однако я предвижу в будущем нестабильность.
Цикл подъем – спад
Я не склонен распространять модель цикла подъем – спад на мировую капиталистическую систему, ибо система еще окончательно не сложилась настолько, чтобы она четко подпадала под такую схему. Почти вопреки собственному желанию – я не хотел бы внушить представление, будто все следует истолковывать в духе цикла подъем – спад, – я замечаю, что складывается именно такая схема: в виде преобладающей тенденции, а именно международной конкуренции за капитал, и преобладающего предубеждения, а именно безудержной веры в рыночный механизм. В период бума тенденция и вера подкрепляют друг друга. В период спада они расходятся. Что же приведет к спаду? Я полагаю, ответ следует искать в противоречии между международными масштабами финансовых рынков и национальными границами политики. Ранее я представил мировую капиталистическую систему как гигантскую систему циркуляции, всасывающую капитал в центре и выталкивающую его на периферию. Суверенные государства выполняют в этой системе функции клапанов. Когда на мировых финансовых рынках наблюдается период экспансии, клапаны открываются, но когда деньги движутся в обратном направлении, клапаны преграждают им путь, вызывая сбой в системе.
Рыночный фундаментализм
Мировая капиталистическая система поддерживается идеологией, которая коренится в теории совершенной конкуренции. Согласно этой теории, рынки стремятся к равновесию, а равновесное положение означает наиболее эффективное распределение ресурсов. Любые ограничения свободы конкуренции снижают эффективность рыночного механизма, поэтому им следует противиться. Выше я охарактеризовал такой подход как идеологию свободного рынка (laissezfaire), но рыночный фундаментализм – более удачный термин. Дело в том, что фундаментализм предполагает своего рода веру, которую легко довести до крайностей. Это – вера в совершенство, вера в абсолют, вера в то, что любая проблема должна иметь решение. Фундаментализм предполагает наличие авторитета, обладающего совершенным знанием, даже если это знание недоступно обыкновенным смертным. Таким авторитетом является Бог, а в наше время его приемлемым заменителем стала Наука. Марксизм претендовал на наличие научной основы; точно так же поступает рыночный фундаментализм. Научная основа обеих идеологий сложилась в XIX веке, когда наука все еще сулила обладание окончательной истиной. С тех пор мы многое осознали как в отношении пределов научного метода, так и относительно несовершенства рыночного механизма. Идеологии марксизма и свободы предпринимательства (laissezfaire) были полностью дискредитированы. Первой в результате Великой депрессии и появления кейнсианской экономической теории была отвергнута идеология laissezfaire. Марксизм сохранял свое влияние, несмотря на эксцессы сталинского правления, но после краха советской системы он пережил почти полный провал.
В мои студенческие годы – в 50-х годах – идеология свободного предпринимательства считалась чем-то еще более неприемлемым, чем вмешательство в экономику в наши дни. Идея о том, что свободное предпринимательство может вернуться, казалось немыслимой. Я полагаю, что возрождение рыночного фундаментализма можно объяснить лишь верой в магическое свойство рынка (его «невидимую руку»), которая еще важнее, чем научная основа рыночного механизма. Не зря же президент Рейган говорил о «магии рынка».
Ключевая особенность фундаментальных воззрений состоит в том, что они покоятся на оценочных суждениях. Например: если какая-либо мысль неверна, то противоположное суждение считается верным. Именно такая логическая путаница и лежит в основе рыночного фундаментализма. Вмешательство государства в экономику неизменно приводило к негативным последствиям. Это справедливо не только в отношении централизованного планирования, но и в отношении идеи государства благосостояния и кейнсианского управления спросом. На основе этой банальной мысли рыночные фундаменталисты приходят к совершенно нелогичному выводу: если вмешательство государства – порочно, то свободный рынок – само совершенство. Следовательно, государству нельзя позволить вмешиваться в экономику. Едва ли стоит упоминать, что порочна здесь – сама аргументация.
Справедливости ради надо заметить, что аргументы в пользу нерегулируемых рынков редко выступают в столь грубой форме. Напротив, исследователи, подобно Милтону Фридману, представили огромный статистический материал, а теоретики рациональных ожиданий прибегали к изощренным математическим выкладкам. Меня уверяли, что некоторые предусмотрели в своих моделях несовершенную и асимметричную информацию, однако конечная цель всех этих ухищрений заключалась, как правило, в том, чтобы определить совершенные условия, а именно условия равновесия. Мне это напоминает богословские дискуссии в Средние века о числе ангелов, которые могут танцевать на булавочной головке.
